– Они вместе.

– Шур, а ты не знаешь случайно… Хотела у самой Юлии Юрьевны спросить, но неудобно как-то. Из-за чего она ринулась в эту правозащитную деятельность? Не из-за Алёшки ведь…

– Нет, ещё раньше. И это не тайна. Из-за того же, из-за чего из Фёдоровского переехала в Славск. Там же… посёлок маленький, все на виду. Сын у неё… Он в Италии сейчас, его парень итальянец. Там – без проблем. Но не все же могут за границу уехать, и не все хотят. Так почему нельзя, чтобы и здесь – как там?

– Ох, Шурка, не всё так просто. И Юлия Юрьевна сама прекрасно понимает, почему, и во что она ввязалась. Однако же пытается действовать хоть как-то. Окна эти двигает овертоновские. Может быть, так и надо?

Южаков пожал плечами и занялся прорисовкой сосновых иголок. Работа кропотливая и требующая полного погружения. Не до разговоров.

Алёна отправилась разыскивать Настю Корзун, чтобы попросить у неё пастель.

– Бери, конечно, – Настя вручила ей коробку, – только ненадолго

– Несколько штрихов сделаю и верну, – пообещала Алёна.

– Подожди, – сказала Настя. – Слушай, они тебя к себе приняли, да? Бровкин, Костров…

– И вся знаменитая банда, по выражению Юлии Юрьевны, – улыбнулась Алёна. – Да, получается, что приняли. Мы вчера у кинотеатра познакомились, когда ждали автобус. Я слишком рано пришла, ребята тоже. Вот и разговорились.

– С ними весело, – с завистью вздохнула Настя. – Ой, Клим такой прикольный! Заглядывает вчера: «Девочки, приходите к нам чай пить! А у вас сахар есть? А заварка? А чайник? В общем, всё приносите». Снежана говорит: «Может, мимо крана идти будем, так воды набрать?» Он такой: «Да, было бы неплохо».

Алёна вежливо посмеялась. И сказала:

– Если и тебя приглашали, что же ты не пришла?

– Никита с ними не общается, а я вдруг пойду на чаепитие? Это непорядочно.

– То есть, тебя Никита не пустил?

– Нет, я сама.

– Насть, ты разрываешься сейчас между Никитой и друзьями.

– Очень тяжело выбирать, – призналась она. – В любом случае режешь по живому.

– А если не выбирать? – задумчиво сказала Алёна. – Если попробовать их помирить? Давай я поговорю с Алёшкой, ты с Никитой. Из-за какой-то выставки такую хорошую дружбу рушить – не дело это.

– Не из-за выставки, – нахмурилась Настя. – Никита не хочет иметь с ними ничего общего. Чтобы люди не подумали, что он – как они, такой же. Он только с Шуриком Южаковым разговаривает. Клима игнорирует, потому что у того приводы в полицию. Остальных – из-за… ориентации.

– Погоди… Алёшка и Тагир, Коля… А Сеня Синицын?

– Так ведь он тоже…

– Что – тоже? Господи, Настя, что ты говоришь!

– Снежана и Кристина однажды заставили Сеню на анкету ответить, там такие наводящие вопросы, чтобы узнать, кто ему нравится. Ну, они думали – кто-то из девчонок. А получилось…

– Что получилось?

– Получилось, что Коля Ястреб.

– Ох, молодёжь, с вами не соскучишься! – Алёна чуть не выронила коробку с мелками. – Птичья коалиция. Значит, они, как журавль и цапля в сказке… ходят вокруг да около, признаться друг другу не могут.

– Что? – настала очередь Насти удивляться.

– Так, ничего. Мои догадки просто. Психолог из меня так себе. Спасибо за пастель, побегу дорисовывать, – заторопилась Алёна.

Несколько штрихов красновато-коричневым вдоль ствола – и сосна, казавшаяся призраком, становится реальной: твёрдой, тёплой, липкой от смолы. Прорисовываются шероховатость коры и острая обломанная ветка. На клетчатой от опавшей ржавой хвои земле прорастают сочной зеленью травинки. Сквозь переплетённые ветки синеет небо. Солнечные блики на всём. И шишка на переднем плане – выпуклая, рельефная, крупная, похожая на кедровую скорее, чем на сосновую.

Всё. Больше не трогать, иначе есть риск испортить. Пусть остаётся… Как Пал-Иосич говорил когда-то? Магическая незавершённость. Для этюда самое то. Прыснула спреем для фиксации, собрала краски и кисти, выплеснула в траву накрашенную воду. Вернула Насте пастель – та сама пришла за ней и присела на бревно поговорить с Южаковым о каких-то учебных делах.

Алёна подписала работу, оставила:

– Сдадите за меня, ладно?

Пустота накатывала, смазывая эмоции. Размывались тревоги минувшей ночи, но вместе с ними бледнели и радостные моменты. Бессмысленно. Ничего не надо. Зачем всё? Домой?.. И домой не хотелось. Только если… компьютер, интернет, фейсбук. Одним глазком глянуть, не появилась ли в одной из групп, посвящённых современному искусству, новая статья Репина. Но для этого никуда ведь не надо ехать, можно и с телефона. Вот кто-нибудь объяснил бы, как поймать этот злосчастный вай-фай…

========== 11. Богдан Репин ==========

…Злосчастный вай-фай! Всегда приходил в кафе «Якорное поле» и без проблем попадал в интернет. Приятный бонус, компенсация за то, что кофе у них – не очень. А где он «очень» в Славске? Более-менее приличный, как ни странно, – в буфете одного из ДК, куда искусствоведа Богдана Репина время от времени приглашали на открытие какой-либо выставки. Но не поедешь ведь на другой конец города в выходной день ради завтрака. Идеальный вариант был – сварить зерновой кофе дома, в турке. Добавить корицу и кардамон, а вместо сахара положить мёд. Пить крошечными глотками из маленькой чёрной чашки с толстым дном. Идеальный, да. Для одного. Но его снова угораздило договориться о встрече с экстрасенсом Олегом Локи. Домой приглашать рыжего не решался – предполагал, чем в таком случае всё закончится. А Светка ведь не всё время сидела в больнице у матери, которая постепенно приходила в себя; сестрица могла нагрянуть в любой момент. Эх, Светка… Даже мама при всём её, казалось бы, прошловековом менталитете относилась к его приятелям гораздо спокойнее, чем она. Не ко всем, но всех и не видела. По крайней мере, к Яше.

Богдан даже не помнил, по какому поводу была пьянка, отчего однажды ввалилась в его квартиру развесёлая компания художников. То ли чью-то персональную выставку обмывали, то ли премию, то ли вступление кого-то из них в Союз. Было это зимой, под Старый Новый год, кажется. Мама отправилась в гости к подруге Маргарите Ивановне Посередовой с ночёвкой, а сам он был настроен на тихий вечер в одиночестве. Подумывал: посмотреть фильм, почитать что-нибудь или завершить всё же статью, которую давно и тщетно ждал от него ответственный секретарь журнала «Вопросы искусства». И вдруг… без предварительного звонка даже, чего он, кстати, терпеть не мог, бесцеремонный Посередов возник на пороге с группой малознакомых и совсем незнакомых товарищей и двумя бутылками коньяка.

– Валерьич, ну, я же знаю, что твоя мать к моей пошла, – радостно сказал нежданный гость. – Значит, ты дома один. Логично.

Совсем не логично. А если б он был не один, тогда что? Думать-то надо. Головой. Иногда хотя бы.

Рассердился, но впустил всё-таки. И правильно сделал. Потому что, когда приметил в их числе задумчивого невысокого еврейчика… Не о чем говорить. Вовсе не в том было дело, что показался ему этот парень похожим на повзрослевшего Мишку. Раскрасневшийся, с мороза, с каплями от растаявшего снега в длинных тёмных волосах, Яша сам по себе в тот момент был удивительно прекрасен. Как и потом. Как и всегда.

Ничем не выдать себя, но в то же время намекнуть Яше на свои желания – это была непростая задача. Тот всё время словно отстранялся, отодвигался от него. Боялся, что ли? Когда Богдан, уставший от общения, выпроводил расшумевшихся гостей, тихий Яша уехал вместе со всеми на такси. Конечно, возвращаться к себе домой, в Фёдоровское, посреди ночи он и не думал, объяснил, что остановился в Славске у родственников жены, к ним сейчас и направляется. Богдан, осознав, что счастья в жизни нет, и почти с тем смирившись, пошёл на кухню мыть посуду, прикидывая, есть ли смысл ещё на пару часов засесть за компьютер и посмотреть всё-таки фильм или лучше сразу лечь спать. Взвизгнул дверной звонок. Богдан медленно побрёл открывать, не ожидая уже ничего хорошего. На пороге стоял Яша, он пробормотал что-то насчёт забытого шарфа. Какой шарф, вы о чём вообще…