– Не. Я просто так спросил. Отпусти, а? Не хочется, честно. Давай в другой раз. Где меня найти, знаешь ведь.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Паша и ослабил хватку. – Только… сделай доброе дело. Не бесплатно.

– Что надо? – Алёшка насторожился, почуял подвох.

– Мне мелкий понравился, который с гитарой. Приведи мне его. Очень хочется… о музыке с ним побеседовать.

– Нет, – жёстко ответил Алёшка. – Сенечку, сука, ты не получишь.

– Надо же, какие мы сердитые! Хотел ведь, как лучше. Тебе, наверное, деньги не лишние. Ладно, сам справлюсь. Вся ночь впереди. Уболтаю его как-нибудь или силой возьму.

– Сволочь ты, Паша, – грустно сказал Алёшка. – Нельзя же так.

Свежа была в памяти история с Тигрой. Повторения не хотелось. Совесть мучила его до сих пор.

На крыльцо вышел Колька Ястреб. Спросил:

– Алёш, проблемы?

– Проблемы, похоже, будут у него, – предположил Алёшка, аккуратно высвобождаясь из Пашиных объятий. – Если от своей идеи не откажется. Да, Паша? Коль, он ведь, гад, Сенечку хочет.

– Сенечку трогать нельзя, – согласился Ястреб.

– Догадываюсь, почему, – захохотал Паша. – Для себя бережёшь. Ну, посмотрим, как получится.

Резко толкнул Ястреба в плечо, развернулся и ушёл. Колька рванулся было догнать и дать сдачи, но Алёшка его остановил.

– Подожди, Коль. Слушай-ка, вдруг Паша до Сенечки доберётся? Я его знаю, я вспомнил теперь. Он извращуга. Надо Сенечку охранять.

– Так уже. Климка в курсе и остальные.

– Откуда?..

– Алёнушка твоя Пашу сдала. Заметила, что он Сенечке коктейль делает из компота с водкой. Молчала сперва, а когда углядела, что он за тобой пошёл, вернулась и сказала Климке. Молодец, баба, всё сечёт. Где ты берёшь таких, с детективным уклоном?

– Таких? – удивился Алёшка. Ах, да, Сабина же ещё. Сам как-то рассказал о ней Кольке. Без деталей и подробностей, разумеется. Просто упомянул о том, что есть у него знакомая девчонка – частный сыщик. – Они сами как-то находятся. Пойдём, Колюня, в помещение, а то я уже задрыг тут.

– Иди ко мне, согрею, – ласково сказал Ястреб. Обхватил за плечи, притиснул к стене – почти так же, как только что Паша. Блин! Везёт ему сегодня. И нафиг это всё, устал, как собака.

– Алёшка, – зашептал на ухо Ястреб, – будь человеком, выручи.

– Да что случилось-то?

– Знаешь… этот гад – он, конечно, гад. Но он прав. Сенечку и от меня защищать надо. Ну, ты понял. Стоит у меня на него.

– Блядь! – выругался Алёшка. – Сука. И вот как после этого жить? Ты хоть сразу-то к нему не лезь. Погуляй с ним по набережной, шоколадку купи, почитай стихи, что ли. А до того один совет: подрочи.

– Не помогает, – отозвался на последнее Колька. – Потому тебя и прошу. Отсоси мне.

– Вот прямо здесь и сейчас?

– Не здесь. Пойдём в комнату – в нашу, пока там нет никого.

– Меня Тигра убьёт. И тебя, – напомнил Алёшка. – Пойдём. Только… знаешь, я благотворительностью не занимаюсь.

– Со стипухи отдам, честно.

– Со стипухи, – фыркнул Алёшка. – Миллионер, сука!

Быстро пришли в комнату, она действительно была пуста. Свет включать не стали.

– Которая кровать его? – шёпотом спросил Алёшка. – На неё и ложись. Еще хорошо бы какую-нибудь его вещь.

Ястреб стряхнул с ног кроссовки, лёг, взял небрежно брошенный в изголовье Сенечкин свитер, уткнулся в него лицом. Так, правильно, молодец. Алёшка присел рядом, расстегнул ему молнию на джинсах, оттянул резинку трусов, высвободил набухший член, коснулся головки языком… Делал всё привычно, механически, сам почти не возбуждаясь. Работа, блин! Высший пилотаж – когда сам получаешь от этого удовольствие. Следовало что-нибудь этакое нафантазировать, но сейчас не вышло. Ладно, зато Кольке хорошо. И за Сенечку можно быть спокойным. Пока. Временно. Как говорится, волки сыты, овцы целы.

– Класс. Сень… То есть, Алёшка, спасибо. Ты правда этот, как его, профессионал.

– А то, – усмехнулся он. Встал, неровной походкой двинулся к окну. Дёрнул раму на себя, лёг грудью и животом на подоконник, перегнулся вниз. И, наконец, освободил пищевод и желудок от спермы, водки, еды – всего, что мешало. Всё – на землю, в траву, в маргаритки. Возможно, часть невыплаканных слёз соскользнула туда же – дышать и вообще жить стало немного легче. Только голова кружилась и снова побаливала спина.

– Это значит, что тебя от меня тошнит? – спросил Ястреб.

Алёшке не хотелось затевать философскую беседу. Он коротко и честно сказал:

– Да.

И вышел из комнаты.

У раковины в «предбаннике» туалета завис надолго. Плескал в лицо холодной водой, полоскал рот и горло. Вроде бы даже ещё полегче стало. Физически. Морально – нет. Прокручивал в памяти события прошедшего дня, разговоры. Что не так? В чём ошибся? Когда именно нужно было самому себе сказать «стоп»? Получалось: всё делал правильно, но результат от этого не зависит.

Открылась дверь. Вздрогнул, обернулся. Алёна. Пожалуй, её единственную сейчас рад был видеть. Перед остальными пришлось бы оправдываться, долго и бестолково доказывая, что не виноват. Клим, кстати, не исключение. Алёна не стала ни упрекать, ни задавать вопросов. Привстала на цыпочки, протянула руку и погладила его по голове.

– Ещё, – попросил Алёшка. – Гладь ещё.

Алёна провела правой рукой по его голове несколько раз. Расправила пальцами спутанные прядки.

– Лохматый какой. Что хоть с тобой делали, бедняга? Надо тебя причесать. И косички заплести.

– Заплети, – согласился Алёшка.

Левой рукой она прижимала к груди литровую кружку из столовой. На дне её плескалась белая жидкость.

– Что это?

– Молоко. Моё.

– Что ты с ним хочешь сделать?

– Вылить в раковину.

– Дай сюда, – потребовал Алёшка.

Взял кружку двумя руками. Поднёс к лицу, вдохнул запах. Да, именно так. Домом и мамой. Детством. Медленно, маленькими глотками выпил. Молоко оказалось сладковатым на вкус, как разведённая тёплой водой сгущёнка.

– Что ты делаешь? Зачем ты…

Он-то думал, её невозможно ничем смутить. Такая непрошибаемая. Как же. Сцепила пальцы, пытаясь унять дрожь рук. Лицо покраснело, как у Южакова, когда его в одеяле сажали на шкаф.

– Ты хоть сам понял, что ты сотворил, горюшко моё?

– Конечно. Теперь ты – моя мама.

Ничего не сказала, вздохнула только, прижалась к нему, головой уткнулась куда-то в подмышку. Какая же она маленькая всё-таки, ниже Сенечки. Обнял её. Подумал, что сейчас вот заплачет. Не заплакал. Просто стояли и молчали. Долго.

Потом Алёна сказала:

– Пойдём воздухом дышать.

– Холодно, – поёжился Алёшка.

– Я тебе свитер принесу, он тёплый.

И принесла. Пушистый, с яркими цветными полосками.

– Надевай. Ух ты, он тебе по длине как раз, даже рукава не коротки, надо же.

– Хороший, – сдержанно похвалил Алёшка. – А чего он такой… радужный? Специально, что ли?

– Что? Блин… даже в голову не приходило, пока ты не сказал. Это моя мама вязала, и я немного. С размером промахнулись. А тебе нормально, только широковат, но это ничего. Хочешь – забирай насовсем.

– Хочу, – сказал Алёшка. – Спасибо. Люблю яркую одежду. Помню, маленький был – злился, когда бабушка покупала что-нибудь очередное серо-коричневое. Под цвет грязи.

– Ох, у меня то же самое, только наоборот. Мама пыталась меня одеть в розовый кошмар в кружевах и бантиках, чтобы я выглядела, как нормальная девочка. Бр-р! По мне – серое вполне прилично смотрится.

Она и сейчас была в светло-серой куртке, с серебристым платком на шее. Шли они по тропинке к воротам. А куда ещё? До этого заглянули к ребятам, убедились, что всё в порядке. Сенечка пел: «Белые обои, чёрная посуда…», Тигра по-прежнему что-то читал в телефоне, а Южаков любопытничал, заглядывая ему через плечо. Не со шкафа, конечно. Сидел на кровати, и не в одеяле, а в Климкиных запасных спортивных штанах и майке. Клим заваривал чай. Водки на столе не было, зато появились конфеты и разломанная на дольки шоколадка «Альпенгольд». На второй кровати уселись две длинноногие девицы – видимо, хозяйки сладостей и чайника. Алёшка нахально умыкнул горсть конфет (одну тут же вручил Алёне), сообщил, что они идут прогуляться, а Колька, похоже, дрыхнет, и лучше его не будить. Затем поманил Клима в коридор и тихо сказал ему: