– Ты что? – Алёна приблизилась к нему, взяла за руку.

– Так, ничего, – сказал он, но руку не отнял.

Алёшка вдруг громко и резко сказал темноволосому:

– Колька, отпусти.

И помчался навстречу невысокому кудрявому пареньку в свитере с оленями под расстёгнутой курткой с капюшоном.

– Радость моя, Шурик Южаков, иди к нам, не бойся.

Кудрявый, похоже, действительно побаивался. Или стеснялся. Старался увернуться, избежать прикосновений, но это у него не особо получалось.

– Шурик, как Вася себя чувствует? – вежливо поинтересовался Алёшка.

– Ангина у него. Похоже, это надолго, – простодушно ответил Шурик.

– Ай-яй, где же ты его простудил? Бедный Васятка. И бедный Шурик. Остался сегодня в одиночестве. Ну, не переживай, иди ко мне, я тебя приласкаю.

Шурик испуганно шарахнулся от него в сторону лестницы, зацепился за нижнюю ступеньку и упал. Пацаны заржали, девчонки обернулись, одна из них покрутила пальцем у виска. Алёна отпустила руку Тигры и шагнула было к пострадавшему, но её опередили. Щуплый мальчонка с такими же тёмными, как и у Кольки, волосами, только подлиннее и чуть вьющимися на висках и у шеи, с гитарой в чехле за спиной подскочил к Шурику, помог ему подняться. Сердито сказал Алёшке:

– Перестань, Костров, издеваться над человеком. Не смешно уже.

– А он не обижается, – ласково улыбнулся Алёшка. – Правда, Шурка, не обижаешься ведь?

– Всё норм, – кивнул Шурик. – Ты, Костров, конечно, псих, и я твоего юмора не понимаю совсем. Но, возможно, со стороны и впрямь выглядело забавно.

Алёна вдруг почувствовала себя среди этих ребят не старшей вовсе. Наоборот, растерявшейся малолеткой, которая не знает, как себя вести в незнакомых обстоятельствах, как относиться ко всем этим людям. Считала ведь когда-то, что прекрасно разбирается в характерах. Психолог, блин, доморощенный! Вот как воспринимать, например, это чудо невозможное – Алёшку Кострова? Меньше двух часов с ним знакома, а уже такой разброс эмоций по отношению к нему: от нежности до отвращения. Вот как так? И зачем? Что ей этот мальчишка? И все остальные…

– Кли-им, – жалобно обратилась она к самому адекватному. – Что это было, а?

– Это называется шоу «Костров в ударе», – хмыкнул тот. – Или в угаре. Давно он так не чудил. Тем более с утра пораньше и на трезвую голову.

– На трезвую, это теперь у нас так называется? – Алёна подняла со ступеньки пустую пивную жестянку и звонко постучала по ней ногтем.

– Да это капля для него. Чтобы Кострова с пары глотков так унесло? Не верю. Тут другое. Кажется мне, это он перед тобой так… выёживается.

– Зачем ему? – усомнилась Алёна.

– Вот именно. Зачем? Ему. Непонятно, – задумчиво проговорил Клим. – Ой, смотри – автобус! Побежали, а то лучшие места займут.

– Побежали, – согласилась Алёна.

«Лучшими» оказались пять мест в самой, как выразился Алёшка, «жопе». Алёну он снова торжественно усадил между собой и Тигрой. По бокам пристроились Клим и Шурик Южаков. Причём, Клим сразу нацепил наушники и отвернулся к окну. Парень в кожаной куртке попытался было вытолкнуть Южакова и втиснуться с Алёшкой рядом. Но Костров строго сказал:

– Не надо, Колюня. Иди лучше к Синицыну сядь. И будет у вас птичья коалиция.

Шурик и Тигра вежливо хихикнули. А Алёна не поняла:

– Почему птичья?

– Потому что у Кольки фамилия – Ястреб, – разъяснил Тигра.

– Кстати, похож, – отметила Алёна.

– В январе так же сидели, – вспомнил вдруг Тигра. – В том же составе. Только вместо Алёны Вася был.

– Да, Васька-кот. Блин, обидно как, что его нет. Не поехал, гад такой. Песни петь некому, – расстроенно произнёс Алёшка.

– Он же охрипший, какие песни, – заступился Южаков.

– А можно я буду петь? – предложил Синицын. – Я гитару взял. Зря, что ли?

– Не зря, Сенечка, – кивнул Алёшка. – Будешь. Берём тебя в компанию.

– Только, пожалуйста, без этих ваших… выкрутасов. Ладно? – предупредил тот.

– Понял. Всё будет норм, не переживай.

– А меня берёте? – поинтересовался Коля Ястреб. – Меня можно и… с выкрутасами. Я не против.

– Как же без тебя! – фыркнул Алёшка. – Только учти – сегодня реально всё будет тихо и благопристойно. С нами Алёна, так что…

– То есть, я официально приглашена на вечеринку? – уточнила Алёна.

Алёшка засмеялся:

– А куда ты денешься?

========== 6. Богдан Репин ==========

А куда ты денешься? Жизнь постоянно подкидывает случайности. Одними ты пользуешься как шансом что-то изменить, от других отмахиваешься, словно от надоедливого насекомого. Последнее – чаще. Некогда, незачем, бесполезно, ни к чему, не нужно, не надо. Было бы заманчиво, да. Но – не надо. И точка. А они, назойливые случайности, сплетаются между собой и цепочкой ползут через цветущий сад твоей привычной жизни, сшибая напрочь и сорняки, и розы. Цепочкой. Цепью. Якорной тяжёлой цепью, чёрт побери!

Они случайности, им всё равно.

То, что ему, Богдану Репину, задремавшему под утро в гостиничном номере в Дрездене, приснился его студент-второкурсник Алёшка Костров, несомненно, было случайностью. Да не думал о нём! Перерабатывал в спешке текст доклада, лихорадочно листая русско-немецкий словарь, не находя перевода нужных ему терминов. В итоге справочник подбитой птицей полетел в ближайший угол, и ноутбук после неудачных попыток отыскать необходимое через гугл-переводчик чуть не отправился туда же. Вносил правки в распечатанный текст, вычёркивая целые абзацы и вписывая новые, места на полях не хватало, строчил торопливо на обратной стороне, положив стопку бумаги на подушку. Уснул внезапно – просто вырубился, не раздевшись, не расправив постель, давно такого с ним не случалось. И увидел сон. Цепи. Массивные, чёрные. Какие-то из них тянулись от якоря к кораблю, но было и те, что соединяли похожие на столбы гигантские якоря между собой или просто запутанные, стянутые узлами, оборванные, протянутые непонятно куда.

Он стоит, прислонившись к якорю спиной, рассматривая цепь, по которой сейчас двинется, балансируя, как канатоходец. Вдруг приходит понимание (во сне это просто), что вовсе не он выберет цепь, а цепь сама выберет его. Если захочет. Таковы законы сна. Не любого сна, конечно, а именно этого, странного – про цепи. И ещё: он почему-то знает, что пойдёт не в сторону моря (или большой реки, неважно). Не к воде. Не к кораблям. Его путь – другой. И это нельзя объяснить логически, просто так сложилось, это не его выбор, он родился с готовым стремлением идти не к воде, а от воды, и ничего с этим не сделаешь, не уговоришь, не заставишь. Никуда не денешься, так и есть.

Ладно, не к воде, в другую сторону – пусть. Но, наверное, саму цепь можно выбрать? Без узлов, с прочными звеньями, не качающуюся, не уходящую круто вверх. Поближе к земле, чтобы если уж сорвёшься, так невысоко падать. Можно ведь? Нет. Цепи-дорожки подползают под ноги сами, щекочут ступни. Иди! Первая раскачивается сильно из стороны в сторону и сбрасывает его, не успевшего сделать и пары шагов. Последующие просто исчезают, рассеиваются, будто сплетены из колец тумана. Одна кажется прочной, он идёт по ней довольно долго, и вдруг цепь с лязгом и скрежетом обрывается, он падает на землю. По законам сна… любого нормального сна… в такой момент сновидец должен резко пробудиться, чтобы убедился: в реальности ему ничто не грозит. Но он не просыпается. Медленно поднимаясь с земли, он видит перед собой ещё одну цепь, ведущую вверх, шатающуюся из стороны в сторону. Он долго не решается ступить на неё. Очень долго. Просто стоит и смотрит. Потом всё же делает шаг. Чувствует, как цепь под подошвами дрожит. Идёт, земля далеко внизу, а вокруг ветки дерева, в которых запутались звёзды. Каждый шаг даётся с трудом. А навстречу ему по той же цепи легко, пританцовывая даже, движется мальчишка. Длинноногий, высокий. Расстёгнутая рубашка и белые волосы развеваются на ветру. И он уже знает (да оба знают!), что разминуться – никак. Только обняться и прыгнуть вниз.