«Ценой моральных и физических», ага. У Алёны это просто в голове не укладывалось.
– А родители? – спросила она.
– Родители! – огрызнулся Клим. – У Кострова их и не было никогда, он то с бабкой жил, то в детдоме. А Тагир… Так-то он Тагир, это мы его Тигрой зовём. В общем, я точно не знаю, как было: то ли отец его из дома выгнал, то ли избил, и он сам ушёл.
– За что? – не поняла Алёна.
– Застал он их с Лёхой, – разъяснил Клим. – Ну, в недвусмысленных обстоятельствах. А они восточные люди, они же психи непримиримые. Что отец, что сын. Вот так… Скандал был на всю школу. Мы тогда ещё в девятом классе учились. Так с тех пор и живут вместе, комнату снимают в коммуналке. Самостоятельные! Богдан Валерьевич как-то договорился в училище насчёт социальной стипендии для них. Только им эта стипендия – кошкины слёзы. И у бабки на шее сидеть не хотят. Она, правда, бодрая такая бабулька, работает кассиром в магазине. Но всё равно. Ладно бы один оглоед, а то сразу двое! Вот и… зарабатывают. Костров, в основном, конечно. С-сволочи…
– Кто? – машинально спросила Алёна. Хотя, конечно, поняла – не про мальчишек он.
– Те, которые… пользуются. Знаешь, что с ним сделали? С Тигрой?
– Примерно догадываюсь, – кивнула Алёна.
– Костров, конечно, тоже… та ещё сволочуга. Хастлер недоделанный. Оправдывался потом, будто просто для компании взял его в эту баню… или что у них там. Будто договорился с этими, что его не тронут. Ага, щас! Станут они слушать. Они его… в общем, по кругу пустили. Чуть не помер наш Тигра. Кровотечение и всё такое. Отсюда и айфоны. Подарили, ага. Подачку кинули, чтоб не жаловались никуда. Скандал им не нужен.
– Клим, а кто они? Бандиты?
– Скажешь тоже! – хмыкнул Клим. – Не девяностые же годы. Из мэрии кто-то вроде и из Москвы ещё. Точно не знаю, они же шифруются, гады. Официально у них жёны, дети.
– Вот тут и хочется сказать: «Не верю», – пробормотала Алёна.
– Вот именно. Закон, блин, приняли против гей-пропаганды. Начнут ребята бороться за свои права – всё, пропаганда уже. Специально это сделано, чтобы они совсем бесправные были.
Алёна обернулась посмотреть, как они там – бесправные. Униженные и оскорблённые, как же. Нисколько не смущаясь тем, что их могут видеть Алёна, Клим и спешащие по тротуару прохожие, Алёшка и успокоившийся Тигра целовались. Причём, Алёшка правой рукой обнимал приятеля за шею, а левой торопливо расстёгивал молнию на его джинсах.
– Совсем психи, – прокомментировала Алёна.
– Ага, – согласился Клим. – Не смотри на них. Вообще, Костров – скотина, конечно. Ну, я это говорил уже, повторяюсь. На месте Тигры я бы от него держался подальше. А он… любит он его.
– Ты ведь тоже, – заметила Алёна, – хоть и ругаешь его, но хорошо к нему относишься.
– И я тоже его люблю, – усмехнулся Клим. – Ты не думай, я – не как они. Не такой. Просто… ну, как друга, что ли. Мы с ним с детского сада дружим, как братья почти. Знаешь, он правда сумасшедший, он и ко мне приставал, только мне это не надо.
– Да? – удивилась Алёна. – А я ведь поначалу подумала, что они с Тигрой такие… неразлучники.
– Сложно у них всё. Костров – он… любвеобильный. Иногда кажется, что ему всё равно – с кем, как, за деньги или без денег. Но на самом деле он таким способом в себе глушит что-то. Пустоту какую-то.
«Пустоту?» – про себя удивилась Алёна. Пустоту, вот оно что. Да, похоже. Только у него-то откуда это, он же юный совсем, жить да радоваться.
– Я думаю, это после детдома у него, – предположил Клим. – Год там побыл, вернулся со шрамом на правой ладони и… уже совсем психом конченым. Что-то там с ним сделали такое. Он не рассказывал никогда, но… после случая с Тигрой я подумал – наверное, и с Костровым было похожее. Там, в детдоме. Вот у него крышу и снесло. А так он неплохой пацан. Слушай, я тебе одну его тайну сейчас выдам. Про это только я знаю, ну, и Тигра. Хотя ему-то как раз Лёха зря сказал, он, знаешь ли, впечатлительный. Думаю, тебе можно доверить, ты не разболтаешь. Ну, и я же имена-фамилии, пароли-явки выдавать не стану. Просто… чтоб ты поняла, что Костров – он немного человек всё-таки. Он, знаешь… В общем, влюбился он. Совсем в детстве, до этого грёбаного детдома ещё, в одиннадцать лет. И до сих пор: люблю, говорит, – и всё тут. А тот мужик, он вроде бы из ихних, но порядочный очень. Не все же они сволочи. В общем, у него такие принципы, что не будет он с малолеткой связываться. Вот Костров наш и страдает. Ждал шестнадцатилетия, а теперь вообще непонятно, чего ждёт. Подойти и сказать – не решается. Хотя, казалось бы…
– Девочки-девочки, а я всё слышу. Вы тут про меня сплетничаете, – дурашливо сказал Алёне на ухо Алёшка. Когда успел только переместиться? Рядом с Климом на ступеньку плавно приземлился Тигра. Интересно, как у них выходит так двигаться – синхронно и бесшумно? Специально, что ли тренировались?
– Костров, ты не обижайся, пожалуйста, – сказал Клим. – Я думаю, Алёнке можно твои секреты доверить. Она свой парень.
«Свой парень», надо же! Ну, Климушка, спасибо тебе. А впрочем… Всё лучше, чем «на вы и по имени-отчеству», как предложил Алёшка. Вроде бы так давно это было: их разговор о картинах, появление Клима с пивом… На самом деле и получаса не прошло, а кажется, будто она с мальчишками с детства знакома. Ну, с их детства, если принять во внимание всё же разницу в возрасте. А принимать её ох как не хотелось. Скинуть бы с плеч бестолково прожитые полтора десятилетия. Четырнадцать, если быть точной, лет – именно на столько она старше этих ребят. Вполне могла бы получить высшее образование и преподавать у них в училище. Рисунок, композицию – что там ещё. Но нет, наоборот: попала в ученики наравне с ними. Ну и хорошо. Ну и пусть.
– Ребят, а ваши работы где? – спохватилась Алёна.
– Ой, правда, где? – испуганным шёпотом спросил Тигра. – Мы их забыли, Алёш?
– Вот бестолковые! – рассмеялся Клим. – Вчера же договорились, что Ливанов заберёт все работы прямо из училища.
– А, наш бессмертный староста, – ухмыльнулся Алёшка. – Тогда я спокоен. Работы подъедут в автобусе, аккуратно упакованные. Но… не те, что мы сами выбрали. Как всегда.
– Всё не можешь простить Никите ту выставку? – удивился Клим. – Я думал, ты забыл.
– Такое забудешь! Отправил с первого курса работы, чуть ли не из школы. Специально, гадёныш, выбрал самые слабые.
– Ну, Никита и у меня взял какой-то дурацкий натюрморт. Под предлогом «дабы не напугать бабушек современным искусством».
– Климушка, вот именно, что «под предлогом». Такие взял, чтобы на их фоне его и Настины картинки шедеврами смотрелись. И… не называй его при мне Никитой, ибо его имя – говно! – произнёс Алёшка. Очень пафосно это у него получилось.
Меж тем лестница становилась многолюдной. Вспорхнула на ступеньки пёстрая стайка девчонок, тут же зачирикала о чём-то своём. Одна девочка, полноватая, с сиреневыми прядками в волосах, совсем юная, стояла в стороне. Заметила Алёна и двух дамочек посолиднее, эти тоже держались особняком и, по-видимому, робели в окружении молодёжи. Хотя и пытались показать, будто они тут самые важные персоны и презирают всех. Подумала: приди она к назначенному времени, сейчас стояла бы рядом с ними, перетирая экранные сплетни. Наверное. Или нет?
К мальчишкам подходили их сверстники – однокурсники, видимо. Здоровались за руку со всеми, кидали рюкзаки и сумки в общую кучу, становились в круг, включаясь в беседу: в понедельник ко второй паре; зачёт по ОБЖ; конспект по истории искусств – у девчонок надо спросить; работы второкурсников для экспресс-выставки привезёт Ливанов (ну, об этом Алёна уже слышала); почему-то не видно Василия с третьего курса, заболел, наверное; и Южаков что-то опаздывает.
– Видимо, они вместе где-то болеют, Вася с Южаковым, – ехидно прокомментировал Алёшка.
Алёну невзначай оттеснили, и теперь она наблюдала за происходящим со стороны. Отметила, что Тигра, как и она сама, за границей круга, а Алёшку обнимает за талию коротко стриженый темноволосый парень. Узколицый, остроносый, с пристальным взглядом по-птичьи круглых глаз, в чёрной кожаной куртке и чёрных джинсах – ни дать, ни взять, злой волшебник из детской книжки. И у Тигры такое лицо, будто снова слёзы близко.
