Огибая по пути встречных людей, ей вспомнились слова неприятного мужчины, и она без воли повернула голову в сторону. Часы на стене, отбивающие ритм, участвовали в молчаливом заговоре исключительно против неё. Очередная потерянная минута добавлялась к получасу, просиженному в холле, и возможность успеть вовремя уменьшилась в геометрической прогрессии.

Так она не заметила, как добежала до лифта, опустившегося вниз. Двери неожиданно распахнулись, из тесной кабины шагнул Никита, и Женя, ещё смотрящая в сторону, врезалась в него с такой силой, что кейс вылетел из рук Никиты и с неприятным треском приземлился на кафель. Он хотел выругаться, но мимолетно взглянув на девушку, остановился, как вкопанный. Мгновение было секундным, но ему показалось, прошла целая эпоха. Хронологию её движений сознанье воспринимало замедленным ритмом. Какое-то неведомое до ныне ощущение электрическим током пробежалось по телу, покрывая спину дрожью, а ладони – испариной.

Она подняла кейс и равнодушно протянула ему.

– Ради бога, извините, я не хотела!

Их глаза встретились. Ах, что это был за взгляд! Томный, очаровательный, безвинный. Её чёрные, словно ночь, глаза испуганно глядели ему в душу, побуждая её встрепенуться. Их пленительный блеск казался фантастичным, и Никита не был уверен, что девушка – не мираж богатого воображения. Крупные завитки каштановых волос падали ей на плечи, выделяя милое лицо; нос был правильной формы; тёмные брови пленяли густотой; полные, чувственные губы слегка приоткрылись. Он подметил, что тёмно-синие блейзер и брюки отлично подчеркивали её стройный силуэт.

Пока Никита не мог оторваться от девушки, Женя подскочила на ноги. Что-то белое скользнуло из её кармана и, свершив многочисленные пируэты в воздухе, удачно приземлилось на кафель. Никита бессознательно глядел, как очаровательное создание устремилось к выходу, как стеклянные двери распахнулись и выпустили её в мир гуляющего ветра. Он не смел двигаться. Его руки и ноги приковало к полу, и тело, скованное невесомостью, не хотело подчиняться. В воздухе упоительно витал аромат духов той, что растворилась в серости города за прозрачными стеклами.

Он ещё боролся с призрачными ощущеньями, когда в кабину лифта скользнула Ангелина Петрова, пятью минутами ранее спустившаяся на первый этаж к кофейному автомату. Она одарила спину Никиты взглядом, полным обожания, и уже собиралась нажать кнопку «два», как вдруг в кабину шагнул мужчина в драповом пальто и с борсеткой в руках. Глаза Ангелины Петровой превратились в два огромных шара.

– Здравствуй, Ангелина, – сухо обронил мужчина. – Никита Соколов не приходил? У меня сегодня встреча с ним, а я как назло попал в пробку.

Ангелина вся побелела.

– Лев Викторович, так ведь вы только что были в кабинете, приняли его, и он ушёл, – промямлила она.

– Что за вздор? – раздраженно буркнул он, нажимая кнопку «2».

Услышав диалог в лифте, Никита обернулся. В кабине стоял нотариус, недавно сыплющий на него философией, только без тату на левой брови. Его гневный облик и безразличный взор сокрыли тяжелые двери. Никита встряхнул головой, не понимая, что произошло. Но одна мысль сильно давила на остальные, и он снова повернулся к дверям выхода: девушка исчезла. Никита уронил взгляд в пол, где лежал картонный прямоугольник, выпавший из её кармана. Он поднял его и бросился к выходу в надежде догнать девушку. Двери лениво разошлись в стороны, и он огляделся вокруг. По улице Ополчения сновали угрюмые пешеходы на тротуарах и сигналили машины, возмущенные затором. И среди этой отчужденной толпы нигде не мелькало лицо незнакомки.

Никита опустил глаза и оглядел находку. Это была визитка. Сверху курсивным шрифтом значилось: «Салон красоты у Маргарет», внизу – адрес и номер телефона.

– Значит говоришь у «Маргарет»?! – прошептал Никита, загадочно улыбаясь. – Вот ты и попалась, таинственная незнакомка!

Заботливо накрывая землю одеялом мерцающих звёзд, сумерки опустились на здания мегаполиса, убаюканные звуком ревущих машин. Никита ехал в общем потоке, увлеченный мыслями, и загадочная улыбка не покидала его губ. В голове порхал образ простоты, непорочности и вдохновения – образ очаровательной девушки, блеск её чёрных глаз, весело танцующие по плечам кудряшки. Где она сейчас? Вот бы отмотать время назад и побежать за ней вдогонку, немедля ни минуты, узнать её имя и номер. Он достал из кейса визитку и прочёл ещё раз напечатанное курсивом. Чем дольше его глаза бегали по печатным буквам, тем шире становилась его улыбка. Светофор загорелся зелёным, и еле ползущий поток, подобно тяжёлому составу поезда, двинулся с места. Не успев проскочить на зелёный, Никита остановился у стоп-линии.

Ему не терпелось поехать в салон, таящий разгадку, с кем на этот раз столкнула его судьба. Он упоенно представил, как будет заигрывать с девушкой, а она, не сдерживая смеха, пуститься с ним в ярую дискуссию кокетства. Он был полностью уверен, что очарует её безо всяких усилий.

Та самоуверенность подпитывалась многолетним опытом в любовной практике. Он рос тихим, скромным мальчиком, чего не сказать о студенческих годах – он пользовался завидным вниманием сверстниц. Его харизма сводила девушек с ума; они считали его остроумным и находчивым. За время студенчества его личные отношения с женским полом имели характер скабрезного наваждения (именно так он называл мимолетные интрижки), или легкого флирта. Реже они выливались во что-то более весомое. Тем, кому не давал ни малейшего шанса на близкие отношения, искали в нём друга. Однако та дружба приносила одни расстройства, когда невинные помыслы всё же сводились к желанию стать для него кем-то большим, чем просто подругой.

Тем не менее пламенным чувствам к девушкам он отдавался не полностью, тогда как в творчестве выкладывал всю душу и тело. Живопись была его страстью! Каждый раз, начиная работу над произведением искусства, он закуривал «Капитан Блэк» и начинал водить кистью по холсту с заметным воодушевлением. Ничто не могло усмирить в нём потребность излить на бумагу те чувства, что тревожили его поэтичную душу; ничто бы не сумело вызволить его из рабства непорочных фантазий. Он был покорен неистовой страсти, порой пренебрегая обедом и сном.

– Ради любимого дела я готов на любые жертвы! – говорил Никита друзьям.

Предпочтение он отдавал пейзажам, поскольку для портретов, согласно его мнению, необходимо исключительное вдохновение, подаренное лишь «живописным» видом изображаемого человека. А в его ближайшем окружении таких людей не наблюдалось.

Подлинное влечение к искусству проявилось ещё в детстве Никиты на горькую беду его отца – Андрея Ивановича. Он, как бывший майор УВД, всю жизнь положивший к ногам работы, хотел, чтобы любимый сын пошёл по стопам правосудия. С ранних детских лет Андрей Иванович внушал Никите, что правильнее всего сделать выбор в пользу военной или гражданской службы Отечеству. Но мальчик рос и всё больше времени проводил, разгребая завалы маминых рукописей.

Любовь Петровна – мать Никиты, посвятившая себя искусству слова, в частности сочинению современных детективов, работала дома и лишь изредка появлялась в редакции с готовым материалом для печати. Никита украшал последние страницы её черновиков гуашью в тему к содержанию книг. И в ту минуту отец понимал, что шансы отдать мальчика в военную академию или полицию, таяли на глазах. Сын отдалялся. Душою он близок творческому настрою матери, в глазах которой Никита оставался несмышлёным ребёнком. Она называла его: мой маленький Ники, что выводило из себя Андрея Ивановича. В отличии от жены он не считал Никиту юнцом. Его брала ужасная досада от вероятности, что сын пойдёт по творческому бесполезному пути. Он так мечтал сделать из сына приличного гражданина, что закрывал глаза на его внутренние потребности реализоваться, как художник. Бывший майор испробовал всевозможные методы, доказывающие, что именно он авторитет в семье. А когда те не дали желаемых результатов, Андрей Иванович прибегнул к хитрости подкупа и на совершеннолетие Никиты сделал ему дорогой подарок, купленный на тайные сбережения. Тем он хотел доказать, что его профессией проще заработать, чем ремеслом художника. Но вопреки надеждам отца чёрная Теана не смогла убить в Никите натуру творческой личности.