Неделя для него длилась, как вечность, и, не выдержав одиночества, Никита бросился искать утешения у Элеоноры. Он перекочевал из своей маленькой квартиры в её трехкомнатную обитель. Та растерялась, увидев его на пороге с чемоданом. Она неоднократно предлагала начать совместную жизнь в просторной квартире, но Никита постоянно откладывал, ссылаясь на нехватку времени на переезд и массу других нелепых отговорок. Он никак не мог свыкнуться с тем, что будет лицезреть Элю больше двух часов в день.

Событие казалось Эле неожиданным только первые минуты. Она не стала задавать вопросов о переезде, потому что знала: никто не в силах устоять перед Элеонорой Виноградовой – любимицей богатого отца, истым сокровищем для любого мужчины. Эта мысль необычайно льстила ей, и самооценка её взлетела выше небес. Она и не думала замечать, что их отношения катились ко всем чертям…

А между тем смена одиночества на другой способ уничтожения не оправдала ожиданий парня на спасение от воспоминаний о девушке, превратившей его существование в семь кругов ада. Обманывая себя день за днем, что завтра депрессия сменится повседневным интересом к внешнему миру, Никита отпустил ситуацию. Он старался жить, как мог. Как умел. До знакомства с кудрявой обольстительницей.

Скучность быта с Элей начинала раздражать его. Ему было неинтересно с ней, а ещё грустнее сознавать, как будут развиваться их несуразные отношения. Все её недостатки раскрылись ему, как на ладони. Он притворялся, что не видит скудость и неопрятность её разбросанных мыслей; что не замечает, как убог её внутренний мир, не способный воспламениться высоким чувством из-за лютого эгоизма. Её умение задирать планку особенно злило его, и в те минуты ему казалось, что в 1861 году не состоялась отмена крепостного права, и он её раб. Его жалило неутешительное её представление о нём, как о художнике. Не раз она намекала, что рядом с ней Никита ни в чём не будет нуждаться, и в случае, если его картины затопчет критика, она возьмет его под своё теплое крылышко и убережет от бедности.

– Ты всегда можешь положиться на меня, – говорила ему Эля неоднократно, – слава у тебя будет, ведь встреча со мной и есть твой выигрышный билет. Я поговорю с папой, и он организует тебе местечко получше твоей галерии в тысячу раз. И когда придет время меня благодарить, не делай этого. Это меня унизит. Я люблю тебя, мне для тебя ничего не жалко.

В те мгновения Никита смотрел на неё долгим, пристальным взглядом, который разгадать она не сумела. Эля гордилась своим подвижничеством. Она садилась к нему на колени и пылко целовала, и за ослепительной гордостью не могла углядеть, как его губы с трудом открываются, чтобы ответить ей на желание. Он убеждал себя, что половина населения живет в браке без любви; в конце концов любовь все равно пройдет – останется только привязанность, а у них с Элей всего-навсего ускоренный финал. Вспоминая начало романа и огромную симпатию к ней, он обременял себя надеждой, что чувства к Эле вернутся. Он твердил себе, что любовь к незнакомке сделала его раздражительным, придирчивым, и Эля тут не причем; он сам изменился и слишком требователен к девушке, которая осталась собою. Нужно потерпеть, и он привыкнет к ней.

Но вся эта благотворительность в нем выветривалась, как только Эля снова заговаривала о везении Никиты, основанном на встречи с Элей. Он еле сдерживался, чтоб не нагрубить ей, и продолжал молча слушать, как расточительница отцовского капитала распалялась о трендах месяца, о новом платье с показа мод в Москве или о жизни бестолковых подруг. Никита не спорил с ней, не выражал личного мнения, но и должного внимания не уделял ей ни как женщине, ни как человеку, пропуская весь песок бесполезной информации мимо ушей.

Питались они исключительно в ресторане. Иногда её лень и охватившее его безразличие к публичным местам диктовали неподходящей парочке оставаться дома. И тогда курьер из службы доставки неоднократно спасал их от голода, а выбранный по её усмотрению фильм дождливым вечером спасал от бестолковой болтовни невесты. Бесцельно смотря в телевизор, он снова думал и снова метался в решениях: уйти или остаться. Иногда ему так хотелось покинуть город, лишь бы не встречать больше Элю, что он уже посматривал работу и жилье в пригороде. Но потом его нарастающая апатичность к жизни и творческие планы расставляли всё по местам. Он понял, что тяга к приключениям с другими женщинами в нём исчезла, и заводить новую пассию ему не хотелось; опять будут ссоры, притязания, упреки, на которые у Никиты не осталось сил. Эля, Маша, Даша – какая разница? если все они будут требовать от него взаимности и ласки, а он не сможет этого дать. С Элей всё-таки он знаком давно, и основные пожары их союза уже позади. Потому Эля стала для него верным способом не зарыться до конца в мире неоправданных иллюзий. Он искал спасения. И лишь веселые встречи допоздна, где смех разносился по стенам пивной, галереи и бильярдной в компании Сергея Краснова немного скрашивали его быт. Заряжаясь положительной энергетикой и стойким терпением, он возвращался в двуспальную постель к Эле, завернутой в шелковый кокон.

Работа в офисе чередовалась с решением технической стороны обустройства галереи в обеденный перерыв. Всё, что он делал, было направлено исключительно на то, чтобы забыться. Порой ему удавалось отвлечься. Дышать становилось проще и свободней, но потом снова захлестывали феромоны притягательного образа девушки, убегающего прочь. Он никак не мог отделаться от мысли, что жизнь потеряла сочность красок.

Никита вошёл в кафе и занял свободный столик. Заказав кофе, он погрузился в глубокие раздумья и не увидел, как сзади подошла девушка.

– Угадай кто? – пропищала она, закрывая руками глаза Никите.

– Надеюсь, не судебный пристав, а то я не успел оплатить налог за машину.

– Нет, будущий юрист. Но ты был очень близок.

Софья Соколова крепко сцепила руки на шее Никиты, прижимаясь к его гладкой щеке.

– Не представляешь, как я скучала, братишка!

Софья обошла брата и повесила пальто на вешалку.

– Ты как всегда опоздала. Я уже начал думать, что ты познакомилась с толстым молочником и выскочила замуж.

Притворное недовольство Никиты сменилось хитрой улыбкой, обнажая привлекательные ямочки на щеках.

– Значит, такого ты обо мне мнения?! – изображая обиду, она села, откинулась на спинку лавки и запрокинула голову.

– Только самого лучшего, – Никита осмотрел Софью веселыми глазами. – Тебе идет каре!

– Я знаю, – язвительно улыбнулась Софья, а Никита издал короткий смешок.

Софья действительно выглядела отлично: искрящая благополучием, молодостью, безупречно одетая, согласно трендам осени. За счёт высоких каблуков и юбки чуть выше колен, её ноги, казалось, росли от ушей, а небесного цвета блузка добавляла глубины её ясно-голубым глазам. Пепельный оттенок волос подчеркивал фарфоровую кожу без видимых изъянов, а стрижка в стиле удлинённого каре делала её моложе своих лет.

– Я сгораю от любопытства и жажды. Но если хорошенько подумать, то больше от жажды. Что ты пьешь?

Она обвела быстрым взглядом зал в поисках официанта.

– Двойной экспрессо, – невинно сказал Никита.

– Какая гадость! Жизнь итак полна горечи, а ты всё усложняешь, – она глянула на чашку с кофе. – Ручаюсь, без сахара!

Никита засмеялся.

– Ты что будешь?

– По меньшей мере капучино.

– А по большей?

– А по большей: дом на берегу моря, во дворе мокрого полуголого спортсмена, который принесет мне много-много вкусных водянистых коктейлей, потому что напоминаю: я просто умира-а-аю от засухи!

– Пожалуй, обойдемся меньшей мерой, – усмехнулся Никита.

В радиусе занятного ими столика ещё не наблюдалось персонала.

– К сожаленью, от жажды тебя спасёт не мокрый спортсмен.

– Мокрый полуголый. Прошу заметить!

– Извини, извини! На спортсмена я, вообщем-то, не тяну, но сестру из рук засухи вырвать сумею.

Никита проследовал к барной стойке и через пару минут вернулся с чашкой кофе и маленькой плиткой горького шоколада на блюдце.