Маттиас повернулся к жене.
– Я никуда не побегу! – решительно сказала Василика. – И прятаться в норке не собираюсь!
Маттиас невесело улыбнулся.
– В этом я и не сомневался, родная. Тебя я попрошу заняться снабжением. Наш Гуго – повар отменный, но организатор, к сожалению, никакой. Твоя задача – проследить, чтобы в подвалах Рэдволла хватило припасов, по меньшей мере, на три месяца для сотни зверей, не считая его постоянных обитателей. Запастись корпией и лекарственными снадобьями. Оборудовать жилье для беженцев, выделить в лазарете дополнительные палаты для раненых. Святой отец, – повернулся он к аббату, – прошу вас открыть для моей жены сокровищницу аббатства и приказать монахам выполнять ее распоряжения, как ваши или мои.
Констанция подтолкнула аббата локтем; тот вздрогнул и поспешно кивнул.
– Маттиас, – заговорила Василика, не сводя с него тревожного взгляда, – разумеется, все это я сделаю, можешь на меня положиться, но… а как же ты? Ты говоришь так, словно тебя здесь не будет!
Маттиас хотел ответить, но не успел. За дверью послышался какой-то шум и визг; в следующий миг двойные двери Большого Зала распахнулись, и в комнату влетел Пит Долгохвост. За ним по пятам следовала мать.
– Маттиас… святой отец… – Питер торопливо поклонился аббату и выпалил: – Дайте нам оружие!
– Кому «нам»?
– Мне и Джасперу Желтозубу. Мы идем выручать Рози!
– Да вы с ума посходили! – вскричала госпожа Долгохвост. – Ну куда вы пойдете? Где будете ее искать? Он же улетел по воздуху, злодей этот, его ни один следопыт не сыщет!
– Стервятник полетел на север, – ответил Питер. – Пойдем в ту сторону, а дальше… дальше будет видно.
– Святой отец! –завопила плачевным голосом госпожа Долгохвост. – Господин Маттиас! Скажите им хоть вы! Отговорите их! Дочь у меня пропала – я не хочу еще и сына потерять!
С порога послышался басовитый кашель. У дверей остановился господин Долгохвост; седая шерсть его была взъерошена, одежда в беспорядке, на левом ухе повисла паутина, словно он только что выбрался из какого-то очень пыльного и грязного чулана. Он что-то держал за спиной.
– Вот и ты! – воскликнула крыса. – Ну наконец-то! Хоть ты ему скажи! Как отец! Может, хоть тебя он послушает! Скажи, что не даешь ему своего благословения!
Пит, с отчаянием и решимостью на мордочке, обернулся к отцу.
– Питер, единородный мой сын!.. – проникновенно начал господин Долгохвост; но тут голос изменил ему, и он молча протянул сыну странный предмет – какую-то железную полосу, очень ржавую и грязную, завернутую в ветхую тряпицу.
– Что это, папа?
– Меч твоего прапрадеда, – дрогнувшим голосом ответил Долгохвост. – В подполе у нас хранился. Грязноват, правда – но ничего, это все можно отчистить. И рукояти нет… не знаю, куда подевалась, при дедушке Этельберте, точно помню, еще была, а вот теперь… Ну, может, в монастырской оружейной подходящая рукоять найдется. Вот… Благословляю тебя, сынок. Если бы не старые мои кости и не ломота в пояснице – видят небеса, сам бы с тобой пошел.
У многих в Большом Зале на глазах выступили слезы. Госпожа Долгохвост всплеснула лапами; а Питер подошел к отцу и молча крепко его обнял.
Барсучиха Констанция наклонилась к Маттиасу.
– Послушай, Маттиас, – заговорила она вполголоса, – а крыса-то права. Отправлять молодых ребят, войны не нюхавших, искать Клуни и биться с ним – значит на верную смерть отправлять. Они не должны идти… по крайней мере, не должны идти одни!
– Одни они и не пойдут, – ответил Маттиас– и, повернувшись к юному крысу, громко сказал: – Питер, я иду с вами! Мне тоже есть о чем потолковать с Клуни Хлыстом.
Звери зашумели; Василика беззвучно ахнула. Маттиас подошел к жене, и она порывисто обняла его, уткнувшись ему в плечо.
– Ты же понимаешь, – тихо сказал он, – мне нельзя иначе.
Василика молча и отчаянно замотала головой. Маттиас погладил ее по спине.
– Иначе мне нельзя, – повторил он. – У этих добрых зверей Клуни отнял сестру и дочь; а у меня… Как будто душу отнял. Я жить не смогу, если хотя бы не попытаюсь вернуть Меч Мартина в Рэдволл. Да, я помню свой сон, – торопливо добавил он, – но пойду все равно. Когда малыш Маттимео подрастет, скажи ему…
Василика выпрямилась и твердо взглянула ему в лицо. Глаза ее были сухими.
– Не говори глупостей! – решительно сказала она. – Сны – это просто сны. Ты вернешься и сам ему все расскажешь.
– Эй, а как же я? – послышался вдруг новый голос.
В Большой Зал, прихрамывая, вошел заяц Бэзил.
– Сдается мне, Маттиас, не у тебя одного есть серьезный разговор к этому крысьему сыну!
– Бэзил? Я-то думал, ты отдыхаешь в лазарете!
– Еще чего не хватало! Этакий мерзавец еще может уложить меня на лопатки, ежели я зазеваюсь и пропущу удар; но вот отправить в постель – это уж дудки! Послушай, Маттиас, – тут Бэзил стал серьезен, – знаю, ты сейчас скажешь, что я нужен здесь. Так вот, поверь старому рубаке: здесь я не нужен. Оборона – это не мое. Здесь я буду только путаться под ногами, всем мешать и почем зря истреблять припасы Гуго. Мое дело – разведка и атака. А вы идете, сами не зная куда; и, по-моему, разведчик вам очень пригодится!
Решено было не терять времени; и полтора часа спустя маленький отряд вышел из ворот аббатства.
Остановившись за воротами, Маттиас огляделся кругом – и вдруг коротко, резко свистнул. Спутники его с удивлением увидели, как с высокого дуба слетел к нему пестрый дрозд. Мыш-воитель заговорил с ним на птичьем языке, которым владел в совершенстве; несколько чириканий и трелей – и дрозд, кивнув, сорвался с места и исчез среди ветвей.
– Что ты ему сказал? – спросил Питер.
– Это Клич Братства, известный всем птицам. Я выучил его семь лет назад, когда жил среди воробьев, – объяснил Маттиас. – Я попросил дрозда лететь в Воробьиное королевство и передать королеве Остроклюве: Маттиас-Воитель, ее названый брат, в беде и просит помощи ее народа. Если дрозд передаст мое послание, то скоро у нас тоже появятся союзники, умеющие летать!
Стоя у высокого окна в башне Рэдволла, Василика долго смотрела вслед маленькому отряду. Тревога, черная, как грозовая туча, и тяжелая, как камень, лежала у нее на сердце.
При других она старалась казаться спокойной, сама утешала рыдающую госпожу Долгохвост и ободряла совсем упавшего духом аббата. Но сейчас, наедине с собой, не могла не признать: зловещий сон Маттиаса не идет у нее из головы – и не дает отделаться от мысли, что мужа она больше не увидит.
========== Глава пятая ==========
Захлопнулась тяжелая дверь, и проскрежетал ключ в замочной скважине. Роза-Лилия осталась одна.
Пока Клуни был рядом, она делала вид, что покорилась своей участи и ко всему равнодушна; но, избавившись от надзора, тут же вздернула голову и начала оглядываться кругом, ища путь к спасению.
Комнатка под крышей башни, куда запер ее разбойник, скудостью обстановки напоминала тюремную камеру: голые стены, покрытые какой-то слизью и затянутые паутиной, холодный каменный пол, из мебели – лишь грубо сколоченный деревянный стол, скамья и охапка соломы на полу.
Одно окно выходило во двор замка; оттуда доносились грубые голоса разбойников. Другое, напротив – высокое, почти во всю стену, с прилегающим к нему балкончиком, огороженным низким каменным парапетом – открывалось наружу. К нему Роза-Лилия решила даже не подходить; однако и со своего места видела, что за ним расстилается невеселый пейзаж.
Заброшенный Овражный Замок, в котором устроил свое логово Клуни Хлыст, высился на границе Леса Цветущих Мхов. За окном простиралась Серая Пустошь – печальная равнина, деревья и кустарник на которой сезонов двадцать назад были уничтожены лесным пожаром; вдали смутно темнел Еловый Бор. Под самой стеной башни – этого крыска не видела, но точно знала – зиял, словно разинутая пасть хищника,овраг с крутыми склонами: естественное укрепление, от которого получили свое имя замок и его прежние обитатели. Именно он в свое время преградил путь огню и спас от пожара Край Цветущих Мхов. При одной мысли о том, как далеко отсюда до дна оврага, у Рози закружилась голова, и она поспешно отвела взгляд.