По иронии судьбы, он вышел из Рэдволла так же, как пришел – в черном дорожном плаще с капюшоном, с тяжелым посохом в лапе. Только хромота на этот раз была непритворной. Проклятый Пес перед смертью успел-таки сломать ему заднюю лапу в двух местах. Не месяц и не два пройдут, прежде чем Клуни снова сможет бегать или прыгать – но он не сомневался, что рано или поздно поправится. Не так-то легко сделать калекой Клуни Хлыста!

Во дворе аббатства толпился народ. Звери со всего Края Цветущих Мхов сошлись сюда на праздник. Семьи, сидя за складными столиками, угощались яблочными пирогами и сидром, между столиков с визгом бегали дети; в дальнем уголке музыканты настраивали свои инструменты – после ужина ожидались танцы.

Тут и там в толпе виднелись крысы в ярких двухцветных мундирах и с палашами на поясе: почти все разбойники из шайки Клуни теперь поступили на службу в стражу Рэдволла – и очень гордились своей новой работой.

К удивлению Клуни, встретили его приветливо, даже радостно. Оказалось, об истории с Серыми Псами все наслышаны – и теперь имеют о бывшем «великом злодее» самое лестное мнение. Немало зверей подходили пожать ему лапу и сказать какой-нибудь комплимент – хоть и смотрели с опаской; а кое-кто из молодежи пытался даже автограф взять. Что кривить душой, все это было приятно.

Аббат Мордальфус, отведя Клуни в сторону, торжественно извлек из кармана своей рясы ларчик красного дерева, а из ларчика – золотую медаль на широкой алой ленте.

– В прошлый раз ты… э-э… чересчур поспешно нас покинул, – сказал он, – и не захватил с собой нечто такое, что по праву тебе принадлежит.

Несколько месяцев назад Клуни не затруднился бы с каким-нибудь ядовитым ответом, а то и швырнул бы побрякушку аббату в лицо. Но сейчас просто кивнул и сунул медаль в карман. В конце концов, времена ему предстоят нелегкие, а золото всегда в цене.

– У меня есть для тебя кое-что еще, – с этими словами аббат повел его в глубину сада.

Здесь, под кустами сирени, покоился на своем палисандровом ложе Меч Мартина. Прошедшая история, как видно, кое-чему научила обитателей Рэдволла: теперь Меч был прикован к подставке цепью с замком, а возле него дежурил, раздуваясь от гордости, крыс-часовой.

– Маттиас рассказал мне без утайки обо всем, что произошло в день Войны Псов, – значительно сказал аббат. – Обо всем. Я посоветовался со старейшими и мудрейшими монахами аббатства, и все они сказали в один голос: воля небес здесь очевидна. Меч по праву твой, и ты должен стать новым Защитником Рэдволла.

Листья сирени отбрасывали на подставку кружевную тень; легкий ветерок колыхал листья, и от этого казалось, что по Мечу пробегает рябь – как будто меняется выражение лица. Словно он говорит: «Ну что же ты? Возьми меня!»

Клуни наклонился, осторожно провел когтями по рукояти – и ощутил знакомое покалывание в кончиках пальцев и холодок по спине. Да, с этим действительно жаль расставаться.

– Благодарю за честь, – ответил он, – только, думаю, мне эта честь не по плечу.

– Почему же? – На мордочке аббата ясно читалось, что он ожидал от Клуни чего угодно, только не скромности.

И правильно ожидал.

– Не по душе мне то, что этот Меч делает с крысой. Все эти вещие сны, видения, пророчества. Странные мысли, когда не можешь понять, то ли ты сам думаешь, то ли за тебя кто-то другой… Быть может, вашему Маттиасу или кому-нибудь вроде него это и нужно – чтобы ему указывали, что делать. Но не мне. Я не святой, не избранник небес; я – Клуни Хлыст, и свою судьбу определяю сам!

– Что ж, – пожевав губами, заметил аббат, – не смею спорить. Маттиас будет тебе очень благодарен за такое решение. Но куда же ты пойдешь и чем… гм… чем собираешься заниматься?

В голосе его прозвучало такое нескрываемое опасение, что Клуни едва не расхохотался ему в лицо.

– Обо мне не беспокойся, почтеннейший, – ответил он с усмешкой. – Пока не пересохло море, и по нему плавают корабли, корабельной крысе найдется чем заняться в этом мире!

И, тяжело опираясь на посох, двинулся через двор к воротам.

Он хотел уйти незамеченным; но многие улыбались ему, кивали или желали доброго пути. Все были очень ласковы, немного смущены и, кажется, в глубине души радовались, что он уходит.

Заяц Бэзил – он возле крыльца любезничал с хорошенькой зайчихой – оставил свою даму и подошел попрощаться: энергично потряс лапу и сказал, что Клуни всегда может на него рассчитывать, если что. «И ты на меня», – ответил Клуни – и с удивлением понял, что говорит искренне.

Маттиаса видно не было, да оно и к лучшему: снова затевать с ним ссору Клуни не хотел, а обойтись по-дружески не смог бы. Может, как-нибудь потом… лет через двадцать, если снова заглянет в эти края.

Слева от ворот, в тени старого дуба, сидела за отдельным столиком семья Долгохвост. Питер с новенькой блестящей медалью на груди, увидев Клуни, заулыбался во все шестнадцать зубов, замахал ему обеими лапами и даже хвостом. Господин и госпожа Долгохвост сидели, словно аршин проглотили: она шарила глазами по соседним столикам, он задрал нос и разглядывал что-то крайне увлекательное в облаках. Между ними – чинно, опустив глаза долу, как подобает благовоспитанной девице – сидела Роза-Лилия, и взгляд ее не отрывался от кромки стола.

Что ж. Значит, так тому и быть.

Клуни отвернулся и решительно зашагал к воротам. Пусть прошлое остается в прошлом; впереди его ждут новые приключения.

Он уже выходил за ворота, когда за спиной у него раздался звонкий голосок:

– Клуни! Помнишь, ты говорил, что покажешь мне море? Так вот… если ты не передумал… я согласна!