Клуни хотел уже ее встряхнуть или наградить оплеухой – этих бабских штучек он не терпел – но заметил, что глаза крыски закатились, а уши и хвост стали одного цвета с серой шерсткой. Похоже, не притворяется. Поморщившись, он уложил ее рядом с собой, обвил хвостом, чтобы она не скатилась со спины Кривоклюва – а сам задумался, устремив взгляд на лежащий перед ним Меч Мартина.
Его бесценный трофей.
Глупые травоеды в Цветущих Мхах воздавали этому Мечу почти что божеские почести. Ползали перед ним на коленях, облизывали, приносили к нему больных, чтобы Меч их исцелил. Твердо верили, что, пока их святыня пребывает в Рэдволле, они в безопасности. И чем же это кончилось?
Суеверие, и больше ничего. Обычное преклонение слабаков и трусов перед силой, которой им самим недостает. Сколько раз он такое видел!
На самом деле Меч Мартина – просто меч. Хотя, надо признать, исключительного качества. Хоть Клуни и сражается на другой стороне, прежде всего он воин – а воин всегда способен оценить хорошее оружие.
Мгновение поколебавшись, Клуни сомкнул лапу на рукояти Меча и извлек его из ножен до половины. Сталь с синеватым отливом сверкнула в ярких солнечных лучах, и стали видны темные, словно выжженные на клинке древние руны.
Давно ушли в Темный Лес последние звери, умевшие читать эти письмена: не только в Цветущих Мхах и окрестностях, но, должно быть, и ни в одной из дальних земель, где побывал Клуни в бытность пиратом, знатоков рун не осталось.
Клуни осторожно провел лапой по стали Меча, обвел когтем несколько знаков.
Разумеется, ничего не произошло. Не грянул гром с небес. Его не поразило молнией. Не предстал перед ним призрак Мартина-Воителя в блистающих доспехах, со словами: «Это мое, не трожь!» И даже желания немедленно бросить разбой, покаяться и уйти в монастырь Клуни в себе не ощутил. Разве что по телу его пробежал какой-то тонкий, острый холодок, от которого приподнялась густая шерсть на спине – пробежал и исчез без следа.
Никакого волшебства.
Кривоклюв мощно и ровно взмахивал крыльями, оставляя позади милю за милей; Клуни любовался добычей, перебирал в памяти события сегодняшнего дня и наслаждался своим торжеством.
Все произошло не так, как он планировал. Изначальный план его был прост: добраться до Маттиаса и прикончить. В поединке или нет – это уж как получится. Но все пошло не так… и обернулось гораздо, гораздо лучше!
Прикончить – это всегда успеется; а вот унизить врагов оказалось намного приятнее, чем убить. Крыс громко расхохотался, вспоминая перекошенную от страха косую рожу зайца, бледную мордочку и дрожащие губы Маттиаса. Потрясение, недоверие и ужас толпы. Такое ведь и во сне не примерещится: на праздник победы над Клуни Хлыстом явился сам Клуни Хлыст! И взял первый приз на турнире своих победителей!
Как вопили все эти травоеды, как хлопали в ладоши, пожирали его восхищенными взглядами, кричали здравицы чемпиону! Что скрывать – ему это очень, очень понравилось. А потом, когда он снял шлем…
Он перевел взгляд на девчонку с дурацким именем… как там ее… Роза-Лилия. Уши и хвостик крыски слегка порозовели, дышала она ровно, но не открывала глаз. А девка и вправду хороша. Очень хороша. «Королева Красоты»… ха! Клуни Хлыст всегда берет самое лучшее – и золото, и оружие, и женщин.
Он опустил лапу ей на грудь, по-хозяйски погладил упругую выпуклость, обтянутую шелковым лифом. Крыска шевельнулась и застонала.
- Эй, Клуни, - не оборачиваясь, окликнул его Кривоклюв, - если решил поразвлечься с девчонкой, то подожди, пока не окажешься на твердой земле!
Вот чертова птица: глаза у него, что ли, на затылке?
- Пошел ты! – беззлобно бросил Клуни.
Крыска открыла глаза, попыталась приподняться, огляделась вокруг себя – тут же снова посерела мордочкой и, похоже, наладилась грохнуться обратно.
- В обмороки падать будешь дома у мамочки, - предупредил ее Клуни. – Я на эти фокусы не ведусь.
Девушка слегка порозовела.
- Я не… вовсе не… просто… я правда высоты очень боюсь, - пробормотала она.
Кривоклюв скрипуче расхохотался.
- Ты в лапах у Клуни Хлыста, детка, - сообщил он, - и поверь, тебе сейчас надо бояться вовсе не высоты!
Клуни придвинулся ближе, обхватил крыску за плечи и притиснул к себе, с удовольствием ощущая под боком ее нежное теплое тельце.
- Никуда ты не денешься, - сказал он. – Я не дам тебе упасть.
Несколько часов прошло, прежде чем улеглась паника и суматоха у стен Рэдволла.
Вой и плач стоял такой, словно Клуни явился в Цветущие Мхи с многотысячной армией, захватив с собой Бадранга, Овражного Люта и Серых Псов в придачу. Казалось, все бежали сразу во все стороны, натыкаясь друг на друга. Кто спешил домой – прятать ценные вещи; кто бежал в аббатство, надеясь в его стенах найти укрытие. Многие утешали рыдающих жен и детей, а иная жена, наоборот, успокаивала перепуганного до полусмерти мужа.
Хозяин «Летучего Бобра» – он тоже вышел посмотреть на поединок – стремглав бросился в свою палатку собирать посуду и утварь. Однако, как видно, какой-то ловкий хорек воспользовался суматохой и побывал там раньше него: выручка за целый день бесследно исчезла.
В это всеобщее смятение добавил красок кто-то из рэдволльских монахов. Вспомнив, видимо, инструкции Маттиаса о том, что делать в случае пожара, потопа и прочих бедствий, он взбежал на колокольню и изо всех сил затрезвонил в колокола. Над Краем Цветущих Мхов поплыл частый, тревожный набат.
Сороки, сойки, вороны и прочие громкоголосые птицы кружили над лесом, выкрикивая на птичьем и на зверином языках одну и ту же страшную весть: Клуни Хлыст вернулся! И теперь в лапах у него – Меч Мартина!
Маттиас и Констанция едва голоса не сорвали, уговаривая птиц не поднимать панику, а зверей – успокоиться и разойтись. Наконец шум стих, толпа по большей части рассосалась; лишь некоторые остались у ворот аббатства, ожидая новостей.
В Большом Зале Рэдволла, под старинным гобеленом с изображением Мартина-Воителя, начался экстренный военный совет.
Маттиас, очень бледный, но спокойный, взял слово.
– Нужно готовиться к войне, – заговорил он.– Рэдволл должен быть готов к штурму и осаде. Святой отец…
Однако один взгляд на святого отца подсказал ему, что на аббата надежда плохая. Мордальфус дрожал так, что стучали зубы и трясся даже кончик хвоста, смотрел в одну точку и беззвучно что-то шептал – должно быть, молитву. На мордочке его читалось глубокое потрясение от мысли, что совсем рядом с ним, на расстоянии вытянутого хвоста, стоял восставший из мертвых Клуни Хлыст. Ясно было, что в ближайшее время толку от него не будет.
Маттиас повернулся к Констанции.
– А что сразу я? – развела толстыми лапами барсучиха.
– В прошлый раз обороной монастыря руководила именно ты, – улыбнулся Маттиас. – И у тебя это отлично получалось.
Констанция возвела глаза к потолку и шумно вздохнула.
– Ладно, ладно, можешь не продолжать. Я знаю, что делать.
– Если начнется война, – продолжал Маттиас, – Рэдволл, как велят наши обеты, спрячет в своих стенах самых слабых и беззащитных – одиноких стариков, сирот, больных. Но принять у себя весь Край Цветущих Мхов мы не сможем. Джесси, – обратился он к матери семейства Белк, – тебя и твоих сыновей я прошу пробежать по лесу и оповестить зверей: всех, кто готов драться за свободу, мы призываем в Рэдволл. Здесь они получат добрые мечи, копья и пращи из нашей оружейной и уроки военного дела под руководством опытного воина Амброзия Пики. – Он посмотрел на Амброзия – и нахмуренный пожилой еж кивнул. – В случае, если бои развернутся за стенами Рэдволла – ты, Амброзий, возьмешь командование на себя. А те, кто воевать не может или не хочет – пусть лучше собирают свое добро и готовятся в дорогу, пережидать бурю в соседних лесах. Чем меньше мирных жителей, тем меньше пленников и заложников у Клуни.
Белка кивнула и скрылась за дверью.
Наступило короткое молчание. На всех звериных мордах читалось одно и то же; деловой тон и короткие распоряжения Маттиаса заставили зверей в полной мере осознать, насколько серьезно все происходящее.