Резко обернувшись, Дана едва не врезается в Ханну, стоящую прямо за ее спиной.

— Упс! — Ханна и не думает отступать, целясь зрачком в зрачок женщины. — Наконец-то.

Её запах — едва уловимые нотки пряности, свежести, сладости сообщают Дане о реальности происходящего.

Глядя на Ханну, Дана буквально вглядывается в ее кожу, покрытую микроскопическим пушком, ресницы, глаза с психоделической радужкой золотого в малахитовом.

Ханна берет Дану за руку. Не теряя визуального контакта, скорее, удерживая его, слегка отмечает уголком губ то, как Дана удержалась не вздрогнуть. Она поднимает ее руку и прикладывает ладонь к своей щеке. Ресницы похожи на осторожную птицу, недоверчиво изучающую каждое движение человека.

Второй ладонью, скорее, ее теплом, Ханна касается лица, щеки Даны. Словно под гипнозом обе медленно сближаются. В дыхании Ханны угадывается кофе с корицей. Не касаясь губами губ, замирают у тоненькой грани преобразования внешнего воздуха во внутренний, свой, телесный… и поцелуй обжигает, накрывает обеих волной сумасшедшего жара, вызывает в памяти Даны давно забытый, но неожиданно аналогичный опыт — прыжок в море.

Блестящая под выжигающим мир солнцем синева издалека казалась единственно пригодной для жизни после долгой и нудной поездки в горячей, пыльной машине по раскаленной дороге… не слушая предостерегающих окриков, Дана с разбегу бросилась в спасительную синь. Первая секунда, еще до соприкосновения с водой — ощущение полета навстречу мечте, яснознание неизбежности той встречи, а затем, переполнив тесную оболочку чувствами, счастье взрывалось солеными, блестящими в солнце брызгами, раскатилось целым морем, возвращаясь, обняло руками блаженной невесомости и заполнило собой все, отменяя гравитацию, кислород… пытаясь вдохнуть, маленькая Дана вместо воздуха глотала жгучую морскую воду и, тщетно молотя воду руками и ногами, искала хоть какую-то твердь, но ее окружало лишь «счастье»…

…как тогда из груди, родившись, рвется вверх то ли вздох, то ли крик, через все тело миллиардом иголочек, разрывающих нервы и чувства к чертям, заставляющий ответить на поцелуй своим невозможно жадным, живым, настоящим…

Оттолкнув Ханну от себя нереальным усилием воли, Дана тяжело дышит. В груди резь, соль на языке, и тело бьет дрожь. Страшно хочется зареветь — дико, в голос…

…отец прыгнул следом прямо в одежде, вытащил Данку на берег, и пока он помогал прокашляться, восстановить дыхание, шум в ушах приобретал знакомый резкий тембр голоса матери, сливающийся с разрывающей грудь болью — «безответственная! Непростительная глупость!»…

Унимая дыхание, Ханна смотрит на Дану почти зеркальным отражением. Кажется, она видит в глазах Даны ее прошлое и вместе с ней корчится там на берегу от обиды, боли и мстительного — «Не заплачу!».

— Никогда? — кажется, она произносит не губами, голос, слегка охрипший силой эмоций, сам сгущается в слова прямо из воздуха, частицы меняют заряд и медленно, волной поглощают Дану.

— Я не знаю, как ты это делаешь… — ответом Дана силится не утонуть в накатывающем океане слишком настоящей реальности, как бы глупо ни звучала такая формулировка.

— Я ли? — Ханна выгибает бровь.

«А кто вчера тут экспериментировал с созданиями воображаемых любовниц?» — звучит голос Ханны в Данином сознании.

— И что на самом деле истинно — твоя внешняя идеальность или то, что под ней скрывается? — добавляет вслух.

Дана облизывает пересохшие правдой губы, на них налипли песчинки прошлого.

«Так вот про какие флешбеки говорил Корф!».

— Знаешь… — мысль медленно облачается в слова, — кто-то любит создавать в соцсетях иллюзию своей якобы успешной жизни, другие откровенничают со случайными попутчиками в поездах… — она устало вздыхает и качает головой, — мне все это пофигу, понимаешь?

Глядя фантому в глаза, Дана не видит в Ханне ни души, ни человека.

— Абсолютно неважно, что там обо мне думают люди, а про шизофренично-воображаемое нечто и говорить смешно.

— Вот и заткнись! Я настоящая! — вторая фраза звучит чуть спокойнее первого восклицания, а затем оплавляется странной иронией. — Просто ваша всеобщая правильность из себя выводит, — усмехнувшись, — во всех смыслах.

Глядя на Дану, Ханна красиво поводит плечами. В выразительной полуулыбке ее вчерашняя сцена в душе, словно рубеж или дверь в потусторонний мир.

«Не параллельный, а зазеркальный, где все наоборот или вообще черт знает как…» — в изнеможении Дана прислоняется спиной к холодной плоскости двери. Браслетик Маризы (откуда он взялся в душевой?!) она утопила в бутылочке шампуня — внезапная память о нем добивает контрольным выстрелом, сознание тонет вслед за браслетиком в густой лжи, совсем недавно бывшей обыденной реальностью.

— Послушай… — внимание Даны привлекает негромкое обращение. Ханна смотрит на нее с сочувствием.

— Слишком много всего, я понимаю, — мягко растворяются в воздухе ее слова, тихий голос. — И я вовсе не затем здесь, чтобы ловить тебя на неправде. Нравится маска — не мое дело. У меня для любой тебя есть предложение, — поправляет, — предложения. Одно другому не будет мешать, дополнять в большей степени, но и о них не сейчас, позже.

Ханна готова или очень хочет сделать шаг вперед, но остается на месте.

— Вчера, в кафе… — подгружая в памяти файлы прошлого вечера, Дана открывает нужный. — Было сказано, что секс делает из таких, как ты, маньячек.

Ханна странно усмехается.

— Я сказала, что, получив эмоционально-энергетический грант, тульпа подсядет сразу на высочайший уровень, и да, она не будет просить или ждать от хоста, то есть создателя, о милости или снисхождении. Но тебе повезло — я не твое создание.

— Кто же ты?

— Я твой друг. Нет, сообщник, — Ханна поспешно исправляет первое прозвучавшее определение. — Пока мы будем сообщниками, а дальше посмотрим…

Дана неопределенно пожимает плечами. Фраза Ханны не вопрос, не утверждение, что-то между. Взгляд недвусмысленно говорит о сексе. Голос девушки расслабляет, и эта реакция сродни безусловному рефлексу павловских собачек.

«Только у них слюна начинала капать на какой-то сигнал, обычно связанный с кормежкой, а у меня со звуком голоса массажистки тело само переключается в режим релакса».

«Но это еще не повод доверять ее словам…».

— Мне нет выгоды тебя подставлять, — голос Ханны перебивает внутренний Данин. — И я много в чем могу помочь.

— Солнце, — насмешливо перебивает Дана (на это силы еще остались), — мне не нужна твоя помощь, и лучшее, что ты можешь сделать, это больше не являться без приглашения…

— Обойдешься! — хмыкает, перебивая, солнечная девушка, — потому что мне твоя помощь очень даже интересна…

— Нет! — отрезает Дана.

В напряженной, звенящей тишине взгляды скрещивают уже не шпаги — мечи, но и сама тишина вдруг рассыпается неожиданным стуком в дверь.

Стук ударами ножа врезается в спину Даны. Все время она стояла, прислонившись к успевшей даже нагреться теплом от ее тела плоскости. И все это время они с Ханной были противницами, теперь же, резко отскочив от двери, Дана неожиданно оказалась на стороне девушки.

«Дверь!» — мысленно иронично рассмеялась вторая, чувствуя, как странный озноб собирает кожу в нечто колючее. Телом она отлично изучила природу этой реакции на опасность, интерес или возбуждение, но вот с фантомной сущностью всё происходит впервые.

«Моя история пишется онлайн» — потешается внутренний голос, живущий в сознании Ханны независимо от ее физического состояния.