— Самурайский меч соединяет в себе физическое и духовное начало. Это символ Духа, Пути, Самопознание, всего того, что сейчас крепнет и развивается в тебе, Гарри, — Рауль поклонился, и они сошлись в поединке. Звон клинков и шелест шагов, это все что слышалось из часа в час, изо дня в день в спортивном зале, где Рауль тренировал в нем силу и ловкость, координацию и легкость движений.

В какой-то момент Поттер почувствовал, что уже не один в комнате и, замерев с поднятым над головой, мечом, медленно, повернулся, и сверкнул улыбкой в сторону ошеломленно замершего в дверях Ремуса. Оборотень целую минуту шокировано хлопал глазами, потом, прокашлявшись, просипел:

— Потрясающе! Никогда ничего подобного не видел, — Люпин сделал шаг вперед и замер. — Рассказывая о том, что Рауль учил тебя драться, ты забыл упомянуть, что это были мечи.

Гарри ещё пару раз изящно развернулся, со свистом разрезав лезвием воздух, и вложил меч в ножны: — У нас ведь было всего несколько часов.

— Так, я не понял! Чего это мы прохлаждаемся, а? — Рон засунул рыжую голову в комнату и обвёл взглядом изрядно опустевшее пространство. И, скривившись от громкого окрика Грюма, снова исчез. Через несколько минут за ним последовал и Ремус.

Оставшись снова один, Гарри продолжил монотонную работу, вспоминая события предыдущего дня.

Решив, накануне отправиться в Нору, он так и сделал. После двенадцати часов дня, аппарировал к покосившемуся дому семейства Уизли. Рассказал им о состоянии родового гнезда. А миссис Уизли в свою очередь припомнила, что его отец не собирался восстанавливать имение.

Трапезничая, они некоторое время рассуждали на тему Поттер-Мэнора и решили отправиться на следующий день. Тогда же миссис Уизли настояла на том, чтобы Гарри сообщил о себе Кингсли и, соответственно, Дамблдору. И как бы ему не хотелось, но явить себя миру всё же стоило.

— Кстати, ты летнюю работу по зельям сделал? — обратился Гарри к Рону, когда все разбрелись по своим делам, оставив их вдвоём.

— Нет, — прошептал Рон, и покосился на хлопочущую у плиты мать.

— Давай-ка, как только разберемся с имением, вместе сделаем. Я как раз хотел потренироваться делать некоторые зелья из программы седьмого курса, а ты будешь готовить летние задания, — Гарри качнул головой в сторону выхода.

Выйдя из дома, друзья больше часа провели на улице. Сначала просто сидели в саду, глядя в яркое голубое небо. Гарри собравшись с мыслями, принялся за рассказ о наследие, о Леруа, и вообще обо всем, что скрывал от Рона больше года. Начиная этот разговор, Гарри очень боялся, что друг обидится, но к его удивлению Уизли воспринял эти новости на удивление спокойно. Рон вообще изменился. Он стал более серьезным и вдумчивым. И еще более странно выглядела эта его вспышка, когда Гарри сообщил о том, что встречается с парнем. И только сейчас, глядя в лукавые глаза друга, он сообразил, что не только он играл свою роль.

— Рон, мы никогда не говорили, но почему ты перестал доверять Дамблдору? — осторожно подбирая слова, спросил Гарри. Они действительно об этом не говорили, просто в один прекрасный момент Рон перестал восторгаться директором и все. Произошло это, насколько он помнил, на четвертом курсе.

— Когда я на тебя тогда психанул, и выбежал в коридор, то довольно долго бродил по школе, — начал Рон после непродолжительного молчания. Он поерзал на скамейке и, запустив руку в волосы, взъерошил рыжие пряди, — я подслушал разговор Дамблдора и Снейпа. Оказалось, наш уважаемый директор знал, что твое имя специально кто-то бросил в кубок, и он даже сказал, что предполагает кто именно. Снейп был очень недоволен и начал уговаривать Дамблдора, запретить тебе участвовать в Турнире. Но директор уперся, говоря, что если он так сделает, то возможно «час икс» отложится на неопределенный срок. А это им никак не выгодно. — Рон нахмурился и посмотрел на Гарри, — тогда я не знал что это за «час икс», но после того что случилось…

— Возрождение Волдеморта, — Поттер вздохнул, устремляя взгляд вдаль. В принципе Дамблдор и при нём высказывал своё мнение о том, что не верит в то, что Гарри бросил свое имя в кубок, а он видя в нахмуренном лице директора обеспокоенность и тревогу, конечно же принял это на свой счет.

— Да. Я… если бы я сказал, но правильно Гермиона называет меня тугодумом, — Рон хмыкнул и, обменявшись робкими улыбками, друзья расхохотались.

Естественно они окунулись в воспоминания и теперь, рассматривая все прошлые события под другим углом, пришли к выводу, что оба они действовали параллельно, двигаясь к намеченной цели: Гарри — особо не выделяясь, обучался для того, чтобы выжить в войне, в которую его вовлекли ещё младенцем и не дать больше никому собой манипулировать. Рон — поступал так же, оставаясь для всех таким же «глупым и вспыльчивым гриффиндорцем» при этом стал больше внимания уделять учебе (не без наседания Гермионы, конечно), чтобы иметь возможность помочь другу, если возникнет такая необходимость.

Они сидели на улице уже часа полтора, когда услышали хлопки аппарации. Вскочив с места, друзья устремились к месту обычного прибытия, а увидев «гостей» остановились.

— Гарри! — вскрикнул Ремус, заметив ребят, и поспешил к ним. Первые три «гостя» практически дошедшие до дверей Норы, оглянулись.

Гарри глубоко вздохнул, сдвигаясь с места и устремляясь навстречу оборотню. Через пару секунд его сжали в медвежьих объятиях, да так, что кости затрещали.

— Мерлин! Почему… как… где ты был? — запинаясь, шептал Люпин, отстраняясь и вглядываясь в его лицо. — Ты, в порядке?

— Я в порядке! Правда! — Гарри смущенно улыбнулся, улавливая волну облегчения и счастья, волнами исходившую от друга родителей и бывшего профессора ЗОТИ.

«Интересно, откуда они узнали»? — отстраненно подумал Гарри и внутренне подобрался, встречаясь взглядом с Дамблдором.

А потом…

***

Сейчас, стоя перед грязным окном и глядя сквозь него на постепенно сгущающиеся сумерки, Гарри ухмыльнулся, прищуренные глаза чуть потемнели.

***

Эмоции, которые вяло проявлялись после обряда, «расправили крылья», предстали во всей красе. И тот всплеск ярости при разговоре с Жаном, показался Гарри легким раздражением по сравнению с тем ураганом, который бушевал в нём на протяжении всего последующего разговора. Хотя магия не вырывалась из-под контроля, и не сметала все на своем пути, просто в один момент Гарри понял, что означает выражение «вкус злости». То, что он ощущал, глядя на сидящих людей, никак иначе, назвать было нельзя. Он словно съел, по меньшей мере, несколько десятков лимонов. Гарри изо всех сил сдерживался, чтобы не скривиться от вида орущего Кингсли и необычно хмурого Дамблдора. Не то, чтобы он испугался или растерялся — нет, Гарри словно бы со стороны смотрел на разыгрывающееся действо и то, что он видел, его очень забавляло. Сначала, когда они вошли в Нору и расселись, установилась оглушающая тишина. Дамблдор и Кингсли буравили его требовательными взглядами.

«Надеются, что я стану ерзать и, заикаясь оправдываться», — думал Гарри, усмехаясь про себя. Уловив на себе взгляд миссис Уизли и, ощущая поддержку сидящих рядом с ним Рона, Джинни и Ремуса, Поттер глубоко вздохнул и, расслабившись, слегка поёрзал, удобнее усаживаясь на диване. Потом прибыло ещё одно действующее лицо. Грюм рыкнув всем короткое приветствие, уселся на табурет. Весь разговор экс-аврор молчал, периодически кивал и хмыкал, яростно вращая искусственным глазом. А Гарри, спокойно отвечая на шквал вопросов, слово в слово повторял то, что вначале рассказывал Уизли, удивлялся такому поведению Грюма. Узнав, что Гарри уже несколько дней, как вернулся в Лондон и живет на площади Гриммо 12, Бруствер вскочил и принялся орать, называя его безответственным щенком, возомнившим из себя невесть что…

— Да я тебя в Азкабан упрячу! Половину авроров мотаются по всему Лондону, а он, видите ли, преспокойно сидит себе!

— За что? — тихо спросил Гарри.

Так, Гарри, спокойно! Не стоит срываться, они ведь ждут от тебя, по меньшей мере, раскаяния или непонимания. Ведь ты же гриффиндорец. Не стоит их огорчать. Давай — тихий голос, невинный взгляд… Однако несмотря на увещевания себя самого, Гарри, чувствовал поднимающуюся в нем ярость.