Я стоял и не знал, что на это ответить. Было ужасно стыдно, ведь министр межгалактических отношений ругал меня абсолютно справедливо: я действительно опять всех подвел. Внутри что-то больно обжигало, и я с трудом сохранял спокойное выражение лица. Сейчас я чувствовал себя школьником, нечаянно разбившим окно и попавшим под горячую руку директора.

— Мне жаль, — произнес, наконец, я, собравшись с духом. — Простите, что в который раз доставил кучу неприятностей. Я просто хотел помочь брату, но получилось совсем не так, как мы планировали…

— И мы в результате на грани вражды с другой галактикой! Ты понимаешь, что они закроют от нас свои границы, и это еще в лучшем случае?!

— Может, есть способ урегулировать этот конфликт как-нибудь мирно? — спросил я осторожно.

— Как-нибудь мирно?! — гневно прорычал министр, лицо которого аж раскраснелось от ярости. — Да ты в своем уме?! Ты, имея за плечами уже одно преступление против другой цивилизации, незаконно вторгся в их святая святых, похитил артефакт, перебил кучу местных, взорвал главное государственное учреждение и преспокойно скрылся с места происшествия. И ты думаешь, это можно урегулировать мирно?!

Я в ответ лишь тяжело вздохнул: шансов действительно было очень мало. И гнев министра мне был предельно ясен: я сам психовал, когда пришлось отдуваться за проделки трикстера Майкла.

— Оставь его в покое, Дэниэл, — прозвучал до боли знакомый голос у меня за спиной.

Я, судорожно вздрогнув, обернулся и увидел… Фриггу. Даже не так, сперва я увидел ее артефакт: мама была в длинном вечернем платье с глубоким вырезом, и потому я сразу заприметил черный камень, покачивающийся на серебристой цепочке.

Его чернота была такой глубокой, что завораживала, приковывала к себе взор и сознание, вцеплялась в душу мертвой хваткой, не желая отпускать. Я затряс головой, стремясь избавиться от этого мертвого оцепенения, и несколько секунд спустя мне все же удалось оторвать от артефакта мысли и взгляд, но прошло это очень болезненно — с меня будто кожу содрали.

Высвободившись, я поспешил перевести взор на лицо королевы, больше всего на свете боясь, что оно будет таким же, как у моего несчастного двойника из параллельного мира — искаженным алчностью, неудержимой яростью и нечеловеческой злобой. Однако мои опасения не оправдались — лицо матери вовсе не вызывало ужаса и отвращения. Совсем напротив, оно выглядело миловидным и даже… похорошевшим.

Возрастные морщины разгладились, кожа приобрела более здоровый и свежий вид. Небесно-голубые глаза смотрели спокойно и уверенно — в них не было ни малейшего проблеска безумства или ярости. И, всё-таки, что-то в них изменилось — прежде глаза матери смотрели несколько иначе. Но было это изменение таким неуловимым, что я даже не смог сформулировать его суть, не смог объяснить себе, а что же, собственно, изменилось.

Я ожидал, что Фригга предстанет передо мной в совершенно ином облике, и теперь, откровенно говоря, даже не знал, что и подумать. Правда, времени для того, чтобы сделать хоть какие-то выводы, у меня пока и не было: я волей-неволей должен был принимать участие в происходящих вокруг событиях, ведь являлся, по сути, их основным центром.

— Оставить в покое?! — не помня себя от ярости, прорычал министр, позабыв о правилах этикета, которые обязаны соблюдать все политики и дипломаты. — Но почему?! Почему ему все сходит с рук, а гнев другой цивилизации обрушивается на меня — ни в чем не повинного госслужащего? Если вы сейчас же не потрудитесь положить конец этому безобразию, этой… вопиющей несправедливости, я буду вынужден подать заявление об отставке! Потому что я не могу работать в условиях, когда отдельным гражданам нашей галактики позволительно абсолютно все, и на их противозаконные действия невозможно никак повлиять!

Я, выслушав его очередную гневную тираду, в который раз виновато вздохнул и опустил голову, прекрасно понимая, кого министр межгалактических отношений подразумевал под «отдельными гражданами».

Прежняя Фригга наверняка последовала бы моему примеру и глубоко извинилась перед коллегой за случившееся недоразумение, попутно попытавшись объяснить, что я не желал никому зла. Но сейчас мама повела себя совершенно иначе:

— Я с удовольствием подпишу ваше заявление, — спокойно, словно беседуя о погоде за чашкой чая, сообщила она и, встретив изумленно-испуганный взгляд министра, добавила. — Вы хорошо потрудились, но, право же, я не вижу особой надобности в ваших дальнейших услугах.

Министр поглядел на королеву так, будто бы заподозрил её в сумасшествии.

— Ваше величество, при всем уважении к вам и к вашей безграничной мудрости, в свете последних событий вы просто не можете позволить себе остаться без человека, который способен вести переговоры с другой цивилизацией.

— При всем уважении к вам, министр, — в тон ему ответила Фригга, чуть приподняв подбородок, — мне лучше знать, что я могу себе позволить, а что нет.

— Но другая раса бунтует! — мужчина решил не сдаваться до последнего. — Они жаждут мести, и если не удастся уговорить их сменить гнев на милость…

— То ничего ужасного не произойдёт, — королева гордо повела плечом. — Поверьте, министр, жители другой галактики не станут для нас проблемой, я лично об этом позабочусь. А сейчас, вы свободны. Заявление об отставке можете подать в любое время. После вашего увольнения у вас уже не будет причин злиться на меня и моего ребёнка. Вы ведь этого хотели, верно?

Глаза матери холодно сверкнули, и я с тревогой посмотрел на неё — уж не отразилось ли в её взгляде то безумие, что я тщетно выискивал поначалу?

Но нет. Глаза Фригги по-прежнему оставались чистыми и ясными, что свидетельствовало только об одном: она пошла на этот шаг обдуманно, у неё был какой-то особый расчёт. Отстранение министра межгалактических отношений от обязанностей не было внезапной вспышкой неконтролируемого гнева, порожденной неудержимой энергией тёмного артефакта. За этим определённо стояло что-то другое. Вот только что? Чем был продиктован такой странный и, казалось бы, безрассудный поступок — увольнять человека, работа которого является залогом мира с агрессивно настроенными соседями? И снова мне не дали обдумать этот момент:

— Идём, Локи, — позвала меня мама и зашагала по направлению к лифтам.

Через несколько минут мы оказались возле дверей, ведущих в личные апартаменты королевы. Фригга, не оборачиваясь, зашла в свои просторные покои, я же в нерешительности замер на пороге, будто оцепенев на пару секунд, но затем взял себя в руки и последовал за матерью.

Фригга уже успела расположиться на широком диване, заваленном подушками, и взять в руки книгу, которую она, видимо, читала до того, как покинула помещение.

Я непроизвольно огляделся по сторонам, будто бы опасаясь увидеть останки зверски убитых жертв, пятна человеческой крови и ужасные орудия пыток. Мне почему-то (быть может, из-за непродолжительного, но крайне показательного общения с собственным двойником из параллельного мира) казалось, что в логове человека, порабощенного Тёмным артефактом, должно находиться хоть что-то из вышеперечисленных предметов.

Но, разумеется, ничего подобного в покоях матери не обнаружилось. Вместо скелетов и кровавых ножей на стенах висели дорогие картины, изображающие пейзажи гор, морей и лесов, которые поражали своей изумительной красотой и заставляли взгляд задержаться хоть ненадолго. Плоский монитор компьютера занимал всю боковую стену, а в противоположном углу весело журчал миниатюрный комнатный фонтанчик с красивой подсветкой. Рядом с ним уместилось несколько кадок с декоративными растениями, радующими глаз яркой, и в то же время успокаивающей зеленью.

Все было таким тихим и мирным, что ощущение опасности вмиг покинуло меня. Хотелось улечься на мягкие подушки и задремать, позабыв обо всем на свете, включая и план Ники. Но, к счастью, я вовремя спохватился и сумел взять себя в руки.

«Пошевели мозгами, Лафейсон, — строго сказал я себе, пытаясь сконцентрироваться на происходящем. — Тут что-то не так. Подобная роскошь и обилие излишеств должны были насторожить тебя не меньше, чем зловонные трупы и заляпанный кровью потолок!»