— А понятным языком можно? — нахмурился я и внимательно поглядел на Фриггу, ожидая пояснений.

Несмотря на то, что само слово «возрождение» всегда ассоциируется с какой-то позитивной тенденцией (возрождение культуры, возрождение нации, возрождение мира), я почему-то невольно напрягся, явственно ощутив, что в нашем конкретном случае «Возрождение» явно не сулит ничего хорошего.

— Да мы и сами толком не понимаем. — Мама вынужденно рассмеялась. — Я же говорила: доселе никто с подобным явлением не сталкивался, и потому объяснить тебе его природу я не смогу — не располагаю достаточной информацией.

— Так расскажи, что знаешь. Мне не надо про природу, достаточно сути: что происходит?

— Возрождается Камень Тьмы, уничтоженный тобою в водах Священного Озера несколько лет назад.

— Но как? Почему?! Я же его уничтожил! — эта новость привела меня в замешательство: к такому ответу я не был готов.

— А вот это уже вопросы касательно природы данного явления, на которые я ответить не в состоянии. Поначалу наша гипотеза шокировала и меня, и я до последнего отказывалась в неё верить, считая такое попросту невозможным. Но Камень Тьмы возрождается — это факт, не подлежащий сомнению. А вот почему и что именно запустило этот процесс, доподлинно неизвестно. Мы с Никой дорого дали бы за то, чтобы найти ответы на эти вопросы. Но пока у нас одни лишь только догадки и предположения.

— И какие же?

— Мы считаем, что таким образом само пространство стремится обрести нарушенное равновесие.

— То есть, ему кажется, что у нас в галактике слишком уж много добра? — я скептично изогнул бровь: в этом я с пространством был в корне не согласен.

— Именно. И это довольно-таки логично.

— Но почему? Может быть я плохой специалист, но не прослеживаю в этом никакой логики. У нас в галактике три артефакта. Светлый — Осколок Радуги, Темный — Сердце Ники, и Нейтральный — мой Пересмешник. По-моему, идеальное равновесие, лучше и не придумаешь.

— Ты рассуждаешь слишком примитивно, хотя и подошел очень близко к действительности. Ты не зря упомянул о своем артефакте — из-за него-то, опять же, по нашей теории, все это и началось.

— Да причем здесь Пересмешник? — вот это уже не шло ни в какие рамки: обвинения против моего артефакта я машинально относил на свой счет. — Он же нейтральный!

— В этом-то и заключается его главная опасность для равновесия. — Наверное, мама хотела, чтобы я дошел до истины своим умом, и потому тянула с прямым ответом, предоставляя мне возможность догадаться самому. Но на ум мне ровным счетом ничего не приходило.

— На мой взгляд, с точки зрения равновесия «нейтральный» и «безопасный» — практически синонимы. — Я уже понимал, что ошибаюсь, но до сих пор не видел подвоха, и потому был вынужден гнуть эту линию до конца.

— На деле же это вовсе не так. — Мама снова печально-снисходительно вздохнула, поняв, что ей придется преподнести мне информацию на блюдечке с голубой каемкой. — «Нейтральность» чрезвычайно опасна тем, что её… можно окрасить в любой цвет. И я больше тебе скажу — в девяноста девяти процентах случаев именно так и происходит: удержаться строго по центру — необычайно тонкое и сложное искусство, доступное очень и очень немногим, а вполне возможно, что и никому. Но для точной статистики у меня, повторюсь, недостаточно данных — мы впервые с этим сталкиваемся.

— Я не очень понимаю, о чем ты. — Я чувствовал, что в глазах матери предстаю полным идиотом, но почти не стыдился этого: привык уже. Да и Фригга, в отличие от Рэя, никогда не высмеивала меня за незнание каких-то вещей, а напротив, помогала в них разобраться. Рэй, надо отдать ему должное, тоже иногда помогал, но делал он это, как мне, по крайней мере, казалось, исключительно ради собственного удовольствия.

— Смотри. Осколок Радуги — Артефакт Света. Света и только Света. Никогда и ни при каких обстоятельствах он не будет служить Мраку. Его с этой позиции никакими силами не сдвинуть. Сердце Ники — темный артефакт, но, точнее, только его осколок, одна треть. Остальные осколки уничтожены. И это уже уменьшает присутствие Тьмы. Но Ника, она… очень сильна, Локи. Мы с ней долго дискутировали на эту тему и пришли к выводу, что ведьма непосредственно влияет на свой артефакт, постепенно изменяя его природу.

— Изменять природу артефакта? Разве это возможно?

— Для нас нет, для Ники — вполне. Не забывай, она не просто владелец артефакта, как мы с тобой. Она составляет с ним неразрывное целое. И если Ника в какой-то степени артефакт, то и артефакт в какой-то степени — Ника.

— Бред какой-то. — Я даже потряс головой, наивно надеясь, что это поможет мне хоть немного привести свои мысли в порядок.

— Для среднестатистического обывателя сам факт существования артефактов — бред, — пожала плечами мама. — Если называть бредом все, что ты не понимаешь — далеко не уедешь. Так что постарайся понять.

— А ты можешь объяснить подробнее? — мне и в самом деле было интересно.

— Постараюсь. Как известно, до сих пор никто не может точно сказать, что именно представляет собой Ника, но если взять упрощенную схему, красноволосая ведьма — гибрид человека и артефакта.

— С трудом могу себе такое вообразить.

— Да, все эти аномалии пока еще трудны для нашего понимания, — согласилась мама. — И тем не менее это так. Проведи аналогию с генной инженерией. Ученый берет, скажем, картошку, и внедряет в неё гены пшеницы. А Ника внедрила в себя артефакт. Понимаешь, что это означает?

— Приблизительно.

— И что же? — в глазах матери промелькнуло лукавство.

— Ладно, не понимаю, — обреченно вздохнул я.

— Это означает, что с тех пор артефакт в какой-то степени перестал быть артефактом. Артефакт — это независимая субстанция по определению, а если артефакт стал неотъемлемой частью человеческого тела, значит, он уже не артефакт в прямом смысле этого слова. А теперь на языке детского сада: была девочка — живой человек, был осколок темного артефакта. А потом они соединились, слившись в одно существо — нынешнюю Нику. А девочка и артефакт существовать перестали, став одним целым. Теперь понятно?

— То есть артефакт Ники можно лишь очень условно именовать артефактом? — наконец дошло до меня.

— Именно. И раз они теперь единое целое, то и направленность у них единая. Аномальная часть Ники влияет на человеческую, и влияет невообразимо сильно (именно поэтому Ника, например, не ощущает эмоций и физической боли, а также обладает рядом иных отклонений), но и человеческая влияет на аномальную.

— Как же все сложно. — Я даже начал массировать виски от напряжения.

— Да, чтобы досконально разобраться, что происходит с Никой, потребуется провести колоссальную работу. Это крайне интересно, и сама ведьма этого не отрицает, но у нас сейчас иные проблемы. Так к чему я все это объясняю? Раз Ника из-за действия артефакта не совсем человек, то и артефакт из-за действия Ники не совсем артефакт. И человеческой части ведьмы удается на него воздействовать. Вот так мы подошли к тому, что Ника медленно, но верно меняет природу своей аномальной части — бывшего артефакта. И меняет с темной на… нейтральную. Посмотри на Нику — она не желает никому ни добра, ни зла. Ей плевать на людей, плевать на все, что происходит. Надо спасти — спасет, надо убить — убьет. Это же типичный нейтралитет! И бывший артефакт неохотно, но поддается.

— И это склоняет чашу весов в сторону Света, — подытожил я. — С Никой разобрались. Так выходит, это все из-за неё. Если бы злодействовала, как полагается, ничего плохого бы не стряслось. — Я рассмеялся этому удивительному парадоксу. — Но мой Пересмешник-то тут причем?

— А ты еще не понял? — мама поглядела на меня с легким удивлением. — Неужели так трудно провести аналогию с Никой и разобраться?

— Но ты же сама сказала, что мы не можем менять природу артефактов, — растерялся я.

— Безусловно, если речь касается определенных артефактов. Ника — это исключение. Для всех остальных действует непоколебимое правило. Если артефакт Светлый — он всегда будет на стороне Света, если Темный — всегда будет на стороне Тьмы, и скорее подчинит своей воле человека, чем предаст свою сторону.