Но вот снова возникает странный, заунывный голос кены, и в единственном овальном зеркале, перед которым стоит Мандра, мы видим небеса, затянутые низкими тучами. Ветер рвет тучи в клочья, свет обретает зеленовато-желтый оттенок. Тучи рассеиваются, и мы видим кратер Везувия, изрыгающего огонь и серу. Быстро мелькают кадры городов, лежащих в руинах: Вавилон, Ниневия, Помпеи, Карфаген, Александрия, Рим, развалины городов Юкатана, руины Иерусалима, Багдада, Самарканда. Город за городом погребен под пеплом. Затем мгновенные виды – алтарь Кетцалькоатля, Китайская стена, Стена Плача в Иерусалиме, храм Ангкора, Парфенон, Врата Дамаска, мечеть Сулеймана, громадные вулканические изваяния на острове Пасхи, маски маори, старинные шведские монеты в форме ключей, лабиринт в Кноссе, девять городов Трои, один под другим, троянский конь, дольмены и менгиры Стоунхенджа, мечеть Стамбула, Альгамбра, зубчатые стены Каркасона, кампанила Святого Марка, молитвенные барабаны Тибета, город Лахор, храмовые танцовщицы Бали, кружащиеся дервиши Египта, развалины Мемфиса, храм Изиды, пирамиды инков с жертвенными алтарями, пляжи Вайкики, волна Хокусаи, колода карт с обтрепанными краями, овальное зеркальце с бронзовой ручкой, лицо Альрауне, тяжелое, сладострастное, улыбающееся непостижимой улыбкой. Глаза Альрауне прикрыты, веки цвета морской волны. Ниспадающие свободно волосы фиолетового цвета. Она медленно открывает глаза, они распахиваются, округляются, глядя в пространство гипнотическим взглядом.

Мандра приближается к изображению в зеркале, будто под воздействием гипноза. На лбу у Альрауне диадема из драгоценных камней. Камни истекают кровью. Из ноздрей Альрауне курятся тонкие струйки дыма. На этот раз Альрауне улыбается улыбкой шлюхи, губы полуоткрыты, лицо похотливое, одурманенное, но лучезарно светящееся. Мандра прижимается губами к зеркалу и целует налитые, сладострастные губы Альрауне. Слипаются губы, сливаются лица. На мгновение общее лицо Альрауне и Мандры становится свинцовым, пепельным. Снова плачет кена, лица постепенно превращаются в оскаленный череп, лава клубится из кратера Везувия, снова руины, кадры мелькают на этот раз гораздо быстрее, словно в калейдоскопе: парчовый ковер, угрюмые лица пляшущих цыганок, гончие псы, скачущие по воздуху, летучие рыбы, подводные колокольни, колышущиеся, волнистые стены, серебряная ладья на сапфировом море, коралловый остров, мистический голубой шар-чаша, лениво плавающие золотые рыбки, дорожка из гальки, белая тропа, домик-яйцо, стеклянные пальмы, позвякивание раздвигающейся шторы из бус, звуки лютни, крик осла, женские всхлипы.

Безмолвие

Альрауне и Мандра, сидящие рядом в золотой колеснице, объятой пламенем. Альрауне и Мандра, обменивающиеся влюбленными взглядами, нежно касающиеся друг друга, губы и глаза у них густо накрашены. Альрауне и Мандра, нависающие друг над другом, слившиеся в страстном, бесконечно долгом поцелуе. Альрауне и Мандра в объятьях друг друга, сладострастно прижимающиеся телами, так что волосы спутываются и сплетаются ноги. Альрауне и Мандра в исступлении мчатся в колеснице – в волосах у них мотыльки и бабочки, тела обернуты широкой накидкой из павлиньих перьев. Огненные языки растут, пламя лижет их тела, они содрогаются в объятьях друг друга, тела неуязвимы для пламени, в глазах – упоение. Языки пламени превращаются в бурное огненное море, колесница – в серебряную ладью, что мечется по воле волн. С вершины мачты взвивается дым. Мачта ломается, паруса рвутся.

Мандра и Альрауне раскинулись на роскошном диване под балдахином, усыпанным звездами. Они обнажены и лежат лицом к лицу, их дыхание сливается. Солнце бьет в распахнутое окно косыми струями золотой пыли. Издалека доносится музыка лютни – нежная и неумолчная, как дождь.

Сцена та же, только комната на этот раз подвешена в громадном круглом аквариуме, до краев налитом ослепительным голубым сиянием. Кровать мягко покачивается из стороны в сторону, точно гамак. На поверхности аквариума плавают кверху брюшками уснувшие золотые рыбки. К аквариуму приближается рука и одну за другой извлекает из него дохлых рыбок. Мандра, спавшая на кровати, медленно открывает глаза и видит над собой огромную руку, пальцы, смыкающиеся на мертвых рыбьих тельцах, она открывает рот и кричит – но слышится только слабое эхо ее голоса. Альрауне лежит рядом с Мандрой – на спине, слегка раздвинув ноги. Между ног у нее прорастает пурпурный цветок с мясистыми корнями. Из длинного колоколообразного венчика торчит пестик, набухший семенами. Мандра наклоняется к Альрауне и внимательно разглядывает цветок. Он вглядывается и вглядывается, неотрывно, пока не начинает казаться, что глаза ее вот-вот вылезут из орбит.

Тело Альрауне постепенно меняет цвет, члены ее коченеют, полуоткрытый рот сковывает гримаса. И пока цвет ее кожи из телесно-розового модулирует в глухой черный цвет метеора, напряженный сладострастный пестик взрывается семенами и усыпает ими постель.

Сцены поочередно сменяют друг друга: спальня – сад – спальня. Мы видим служанку, спешащую по дорожке из гальки к пруду посреди сада. Она несет мертвых золотых рыбок в корзинке, выстланной пальмовыми листьями. Служанка становится на колени и, вынув пробку на дне водоема, выпускает воду. На дне пруда остается шкатулка для украшений. Она открывает шкатулку и помещает золотых рыбок в ее обитое шелком нутро. Потом служанка уходит в дальний угол сада, выкапывает яму и хоронит в ней шкатулку, а затем осеняет себя крестом. Когда она идет к дому, галька шуршит у нее под ногами, губы шевелятся в беззвучной молитве. У нее лицо слабоумной. Косящие глаза, волосы всклокочены, слезы катятся по щекам, губы шевелятся машинально. Когда она поднимается по ступенькам, ведущим к двери, платье внезапно раздирается, оголяя ее зад. Мгновение она оторопело медлит на крыльце, снова крестится и нажимает дверную ручку. И в это самое время два белых голубка выпархивают у нее из ануса.

И снова спальня. Над пустой постелью раскачивается вниз головой тело мужчины, сжимающего в руках пурпурный цветок – точь-в-точь как в гостиничном номере. Комната залита ярчайшим светом. Два белых голубя судорожно трепыхаются, ослепленные этим сиянием. Они бьются о стенки глобуса, падают на кровать со сломанными крыльями. Труп, который прежде качался над голубками, обрушивается и давит их. И в тот же миг труп покрывается копошащимся роем личинок. Тело напоминает медовые соты. Личинки выпускают крылышки – чешуйчатые, мерцающие, прозрачные крылышки, похожие на стрекозиные. Рой извивается и корчится, как женщина в родах, а потом внезапно вся туча поднимается и улетучивается через горло аквариума. Последние из них подобны ангелам.

И вот со дна чаши прорастает коралловый остров в форме магического многогранника – фантастический коралловый город, галопический рост которого, похоже, происходит под воздействием гигантской рыбы с роскошным хвостом. Когда рыба ныряет, сияние ее хвоста озаряет фиброзные поры коралла, высвечивая призматическую структуру из бесчисленных геометрических фигур – одна внутри другой – ярких, эфирных, обозначенных лишь четкими линиями, пересекающимися подобно нитям алмазной паутины. Паутина расползается, как морозные узоры на окне. Структура вращается в ослепительном свете. В центре полыхающего солнца – черное пятно. Пятно растет на глазах, пока не превращается в мертвую луну, плавающую в пламени солнца. Черная луна разрастается, и остается лишь тонкий огненный ободок по краю луны. И вот, когда виден уже только огромный черный шар, в центре его внезапно возникает световая вспышка. Черная масса возбуждается, словно кипящая лава, и медленно обретает форму и плотность. Края съеживаются и скручиваются к центру, прожилки, напоминающие каналы, проступают, как конечности. И наконец, когда тусклый, обычный дневной свет пробивается поверх этой черной массы, мы можем различить силуэт зародыша, свернувшегося в утробе.

Зародыш неожиданно исчезает, и мы видим Мандру – она вскакивает с огромной постели и, будто задыхаясь, хватается за горло. Она подбегает к овальному зеркалу на стене и кашляет, широко открыв рот. Она кашляет и кашляет, словно что-то застряло у нее в горле. Наконец она чувствует, как нечто вот-вот исторгнется, и подставляет руки, чтобы поймать его. Мандра откашливается в последний раз, и в ладони ей шлепается крошечное сердечко – размером с голубиное яйцо, не более.