Исповедь (перед операцией на сердце) Исповедь с болью рвется из сердца: Каждое слово пронизано верой в спасенье. Жизнь научила с раннего детства Верить в чудо – Христово воскресенье. Все мы куда-то идем: кто бегом, кто неспешно. Кто-то богат, а кто-то, по сути, нищий. Часто грешим, ведь каждый из нас – грешник. Видит нас всех, как ладони, Всевышний. В храм потянуло, а значит, приблизились к Богу. Воздух здесь ладаном пахнет, горящей свечой. Знаю и верю, что эту дорогу Выбрали мы не случайно – душой. Всему на свете есть предел, Как есть предел у дня и ночи. С надеждою стою перед Тобой: Прошу Тебя, о, Господи, помочь мне! Милая Русь
Я Россией своей горжусь: Не упала она на колени. Стародавняя милая Русь, Терпеливо твое поколенье. Много прожито бед и невзгод. И куда нас теченье несёт? Но уверена: русский народ И себя и соседей спасёт. Опрокинет беду и раздор, Сбросит ношу тяжелую с плеч. Он любовь принесет, не позор И забудут народы про меч. Расцветет пышным цветом земля, Заволнуется спелая рожь. Глядя вдаль на леса и поля, Ты, народ, свою песню споешь. Колокольный звон на Руси Своей музыкой души спасет. Мой народ, потерпи, не грусти, Ведь на помощь Господь к нам идет. Времена года Не хочет осень отдавать свои права, Хотя зима в затылок дышит. Летит с деревьев желтая листва, А буйный ветер ветками колышет. Пугает в тучах небо грозовое, Дождем холодным моросит. К обеду солнце золотое Наряд осенний золотит. В природе всё закономерно. Сопротивляться ни к чему. За осенью грядет зима бессменно, И наряжают ель в дому. Весна журчит ручьями смело, Шумит родившейся листвой. Цветы сирени красной, белой Пленяют свежей красотой. А летом радость и раздолье: Природа празднует, ликует, Художник, видами довольный, Пейзажи красками рисует. С луною солнце – друг за другом — Спешат – и год слагают дружно, Всё время движутся по кругу, Плетут совместно года кружево. И кто-то там, в небесной выси, Для всех времён придумал краску. Мы разгадать секрет не в силах, Но очень любим эту сказку. Словам благим душа открыта О, язык! Ты и врач, и надежда, Ты убийца и ярый защитник, Ты оратор и злобный невежда. От людей ты очень зависим. Язык поэта многогранен, Возвышен, нами не забыт. Наш Пушкин был словами ранен, Затем Дантесом был убит. Язык поэта – нам наука. Он дивной музыкой звучит. Но, Боже мой, какая скука Услышать то, что нам претит! Как больно ранит словом – врач, Как метко – прямо в сердце! Я не хочу, чтоб было так. От зла захлопну дверцу. Словам благим душа открыта, В них верность, сила, уваженье. Пусть это будет нам привито. Пусть станет твердым убежденьем. Мой город Мой город, тихий и родной, Какие видишь сны? Всегда в полете над Землей Паришь, как птица, ты. Красив рассвет в твоих лучах И отблеск крыльев пред полетом, А на церковных куполах Играет солнце позолотой. Детишки в школу по утрам Как ручейки стекаются, Их звонкий смех то тут, то там С тобой перекликается. И вот опять над головой Парит красавец самолет, Как самый верный символ твой, Зовёт тебя вслед за собой в полет. У подножья обелиска У подножья обелиска я стою, А в руках гвоздика красно-белая. Вижу я погибших воинов в строю: Молодых, безусых, смелых. Юные, желавшие любви, Жить хотели много-много лет, Но под пули бросились они, Оставляя жизнь в расцвете лет. И не только за свою страну Погибали парни русские в бою. Отстояли мир на всей земле. Низко кланяюсь, солдат, тебе! Из кармана я платок достану И смахну слезу скупую. Подарю цветы солдатам, У обелиска постою я. Людмила Иванова Москва Старые часы Поэма Война. Блокадный Ленинград. Давно профессора тревожит Жены Елены грустный взгляд — Она больна и встать не может. Построить лучший в мире мост И возвести его «до звёзд», Профессор всё сложил к плите, Сказав: «За хлебушком пойду, А после затоплю плиту». Ушёл, тайком часы забрал. Их в дар когда-то принимал От тех, кому кумиром стал. Футляр почистил, подновил, Цепочку взять не позабыл. Ему к заслуженной медали Ещё часы презентовали От разных лет ученики, Его друзья-мостовики. Доценты ВУЗов, аспиранты И все любимцы, и таланты. «Тик-так» с теплом «влетело» в дом, Услышав «бом!» и снова «бом!» Дед величал часы – «куранты» И добавлял при том: «Живём!» Ему завидовали франты — Не описать презент пером! Так модно было в той поре: Часы от фирмы «Поль Буре» Во славе были и в цене. Как потемнело серебро, Давно не чищено стекло, Но с ними всё ж надежде быть — Немного хлеба раздобыть. В блокаду дед почти ослеп, Жена Елена – умирала, Он взял часы менять на хлеб, Она о том и не узнала. Окоченев под чёрным небом, Земля «стонала» но жила. Старик-профессор брёл за хлебом, Жена с надеждою ждала. На старой Охте дед бывал, С трудом, но адрес отыскал, Пять хлебных карточек забрал. Достались карточки не даром, А за серебряный металл, За благодарственный подарок. Темно на улицах, мороз. Не только люди – камни стыли, Покрыты льдом из «моря» слёз. Спешил профессор, ноги «ныли», Пять «па́ек» хлеба в дом принёс, А Лену – саваном накрыли. То был мой дед. Он много лет До самых первых дней войны, До самой светлой седины Служил «делам путейских сфер»: Дорог железных инженер, Мостов строитель, землемер, Наград и званий кавалер, Проектных дел специалист, Профессор, «пламенный» марксист. Но всё же чудо есть на свете! (В послевоенном лихолетье Такие случаи бывали). В комиссионке, в душном зале, Где все и всё и вся меняли И чем придётся – торговали, В луче рекламной полосы Дед разглядел свои часы. Заплакал дед, как плачут детки… Пришёл за ними третьим днём, За две японских статуэтки Часы вернул в карман жилетки И упокоился при том. На Серафимовском кладби́ще Промозглый норд дискантом свищет. Я редко к деду прихожу. Приду – прощения прошу, Что дней для встреч не нахожу. Теперь пришла. В тени сижу Куста раскидистой ракиты, Часы с волненьем завожу. Нет! Дни блокады не забыты! «Тик-так» – те звуки сторожу, За стрелкой дрогнувшей слежу… И вдруг столетние пружины Взорвали звуком тишину, Кусты кладбищенской калины Затихли разом на ветру. Но всё слышней и чётче так Часы поют «тик-так», «тик-так». И вот послышался, как гром: «Бим-бом!» и снова «Бом!» Как этот бой мне был знаком — Он мне казался чудным сном. Нет, то не сон и не обман. Сквозь невский сумрачный туман Мне знак защиты дедом дан — Мой драгоценный талисман! |
