- Ого! – глаза у Эльтанара стали круглыми, как блюдца. – Значит, вы не умеете владеть никаким оружием?

- Никаким.

- И очень плохо! – категорично воскликнул он. – Каждый должен уметь владеть оружием! Так говорит моя матушка… Вот что, - он даже подпрыгнул на месте, настолько эта мысль показалась ему интересной, - вы должны непременно познакомиться с моей матушкой. Но это не сейчас, это потом.

- Когда?

- После турнира. Моя мать, леди Ганимирель, скоро выйдет на поле. Она будет принимать участие в меле. Здорово, правда?

- Что?

- Ну, она будет сражаться! Вам никогда не хотелось поучаствовать в бою?

- Нет, - отрезала Дехтирель, жалея уже, что поддержала этого болтуна разговором.

- Очень жаль. Тогда вам тем более стоит поближе познакомиться с моей матерью. Ручаюсь, после беседы с нею вы перемените свое мнение.

- Сомневаюсь, - процедила девушка.

Настроение испортилось окончательно. Этот несносный Эльтанар вовсю принялся хвалить свою мать, и сидевший с другой стороны лорд Глессиар поддакивал сыну. Если бы могла, Дехтирель сбежала от этой парочки, куда глаза глядят. Смех леди Шанирель резал слух, как нож.

В это время чья-то рука мягко легла ей на плечо, выбрав, как назло, то место, где тонкая ткань немного сползла вниз, приоткрыв больше, чем нужно.

- Ну, не надо дёргаться, - шепнул знакомый мурлычущий голос денщика Охтайра. – Будьте спокойны, внимательны и собранны.

- Я спокойна, - шепотом огрызнулась молодая волшебница.

- О да. Факел в бурю перед вами – просто угли, присыпанные пеплом… Смотрите внимательно и не пропустите все самое интересное!

- Вот-вот, - подхватил со своей стороны Эльтанар. – Сначала – меле, потом победитель выберет Королеву Любви и Красоты… Как думаете, кто ею станет? Леди Шанирель или та дама в кремовом наряде с розами… никак не могу запомнить ее имени!

- Леди Аннирель, Мастерица Развлечений и родственница Наместника, - подсказал сыну лорд Глессиар. – Но, скорее всего, выбор падёт на Шанирель Изумрудную.

- Почему? – против воли заинтересовалась Дехтирель, чувствуя новый укол ревности.

- Я понимаю, миледи, что в присутствии одной девушки не расточают похвалы другой, - улыбнулся Наместник Нефритовый. – Но что-то мне подсказывает, что она рано или поздно станет вашей родственницей. Шандиар прихватил сюда сестру не просто так…

Дехтирель сжала кулаки. Если бы могла, она бы вцепилась этой девице в волосы. Но мягкая рука на плече внезапно стала твердой, как латная перчатка.

- Ты прекрасна, - рука ожила и переползла ей на шею, мягко погладив, отчего по спине от затылка до ягодиц девушки прошла волна сладкой истомы. – Люблю, когда ты злишься…

- Я тебя ненавижу, - сквозь зубы процедила девушка. – Я тебя уничтожу…

- Ничего, - он наклонился, чуть коснувшись губами мочки её уха, - у тебя, - второй поцелуй обжег шею, - не получится… Я живучий!

С этими словами Охтайр отошел к креслу наследника Наместника и замер там – спина прямая, руки по швам, - идеальный телохранитель. Но даже в такой позе, с каменным лицом, казалось, он излучает презрение и насмешку.

До начала турнира оставалось всего ничего, а в палатке, над которой реял стяг с эмблемой Преданных – на белом фоне ярко-синий граненый камень – шестеро Преданных в дюжину рук одевали новичка.

Лаэмир пребывал в состоянии оцепенения. Он до сих пор не мог отойти от церемонии, которая совершилась каких-то полчаса назад.

…Присягу пришлось принимать спешным порядком – просто потому, что в самый последний момент выяснилась одна неприятная подробность – оказывается, от когорты в турнире могут выступать только те легионеры, которые уже принесли клятву верности. То есть, либо сию минуту принимать новичка в элиту, либо выставить вместо него кого-то другого. Последнее слово оказалось именно за Преданными, ибо все они считались братьями. И все, как один, высказались за то, чтобы, не теряя времени, принять Лаэмира в свои ряды.

Юноша смутно помнил начало обряда. Напевную молитву Видящей Хозяйки, благословлявшей собрание, четкий, как на параде, чеканный шаг легионеров в парадных мундирах и белоснежных плащах, скрепленных пряжками с сапфирами. Мастер Оружия держал Лаэмира за локоть, пока его новые братья выстраивались для приветственной церемонии. Остальные новички, которые не участвовали в меле и должны были принести клятву верности чуть позже, после праздников, смешались с толпой немногочисленных зрителей. Юноша был один против всего мира. Он чувствовал обращенные на него взгляды, но один – взор Видящей – обжигал, как раскаленное железо. «Ты обещал молчать! Молчи, как если бы немота сковала тебе уста!»

Помнил он и то, как прошел между двумя замершими колоннами своих будущих братьев. Шагал и избавлялся от одежды, преодолев последние несколько шагов нагим и босым, словно новорожденный. Обычно новички сутки до посвящения сидели в темноте, взаперти, и оставляли свои одежды там, под замком. Но, поскольку церемонию скомкали, решили обойтись без этого.

Возле Наместника стояли и женщины. Леди Аннирель хмурилась и то и дело озиралась по сторонам – она продумала все до мелочей, рассчитала план по минутам, а из-за этой церемонии весь четкий график может сломаться! На наготу новичка она едва взглянула – мать двух взрослых детей трудно чем-нибудь смутить. Гости, напротив, таращились во все глаза – особенно леди Наместницы с соседних Островов, ибо у них церемония принятия присяги от новых легионеров существенно отличалась от этой. Супруга лорда Глессиара Нефритового едва ли не ощупывала каждый его мускул взглядом, одобрительно покачивая головой. А леди Ллиндарель Изумрудную, кажется, интересовало лишь то, что находится ниже пояса. Во всяком случае, на лицо неофита она не взглянула ни разу.

Рави вышел вперед, и Лаэмир опустился перед ним на колени, вложив руки в протянутые ладони наследника.

- Здесь и сейчас я, Лаэмир из Дома Линнестар, припадаю к тебе, - зазвучали слова клятвы. – И присягаю быть тебе слугой и братом, мечом и щитом, совестью и честью. Моя жизнь в твоих руках. Моя честь – в твоих словах. Моя совесть – в твоих делах. Нет у меня отца – позволь звать тебя отцом, слушать и почитать, как отца. Нет у меня братьев – позволь тех, кто служит тебе, называть братьями. Нет у меня цели в жизни – дай мне ее. Нет у меня своего пути – пошли меня в дорогу. Именем Покровителей обещаю и клянусь служить тебе словом и делом, разумом и чувствами, честью и совестью, до смертного часа. Никто никогда да не разрешит меня от этой клятвы. Убей меня, если я предам тебя, ибо я – Преданный слуга твой.

- Встань, Лаэмир, - Рави слегка сжал его пальцы. – И прими знак служения своего.

Двое слуг быстро поднесли жаровню, на которой рдел, ожидая своего часа, железный прут с насадкой клейма. Наследник осторожно протянул руку. Ему не первый раз приходилось проводить эту церемонию за последние пять лет – когорта ведь обновилась более, чем наполовину! – но он всё равно каждый раз волновался, как впервые.

Пальцы крепко стиснули деревянную рукоять. Лаэмир не сводил глаз с приближающегося прута. Он не должен шевельнуться, не должен издать ни звука, как бы больно ему ни было.

- Прими сей знак служения своего и будь тверд духом и крепок телом всегда, как в этот миг.

Юноша стиснул кулаки, впиваясь ногтями в ладони, сжал зубы, чтобы ни криком, ни стоном не выдать себя. Очень хотелось отстраниться – его ведь никто не удерживал – но нельзя шевелиться. Преданный должен верить своему командиру и принимать из его рук все – награды и наказания, боль и страдания, если надо. Но короткий стон всё-таки сорвался с его губ, когда железо коснулось кожи. Клеймо успело немного остыть, и Рави надавил чуть сильнее, чем полагалось, чтобы след был четче.

Убрав, наконец, железный прут в сторону, наследник протянул неофиту меч, как символ его служения. Как во сне, чувствуя разливающуюся по телу боль, Лаэмир поднял руки, принимая оружие.