Стас медленно спускается по лестнице навстречу, перешагивает через то, что сам учинил, и, оказавшись в непосредственной близости, наотмашь бьет Яра по лицу, сбивая с ног и роняя на декорированную камнем обувницу.

- Нагулялся?

- Почти, – дерзит Яр, сам от себя не ожидая, подрываясь на ноги. – Рано пришел? Осталось еще что разнести?

- Твою голову.

- Ты сам меня выгнал, – напоминает осторожно, видя, как младшего начинает трясти от злости. И если сильный урон Яру он нанести не сможет, то сам однозначно поранится, чего его близнец допустить не мог. – И я вернулся. Зачем только?

- Зачем ты вообще живешь со мной? – Не “здесь”, не “дома”, а “со мной”, как будто это дает ему какие-то преимущества. – Чтобы сбегать, когда мне плохо?

- А ты? – Злость, та, что упала ниже, сейчас взорвавшимся вулканом выбросилась вверх. – Чтобы делать плохо каждый раз, когда этого захочется?!

- Плохо? – Стас зло усмехнулся, сжав кулаки до хруста, и тут же расслабился, беря себя в руки, только вот нервозность было скрыть сложнее нанесенной обиды. – Окей, сейчас сделаю хорошо.

- Стас, не надо, – взмолился Яр, хватая его за плечи, когда тот упал перед ним на колени, толчком в грудь прижимая к стене и расстегивая ремень одной рукой, второй задирая куртку и футболку вверх, оголяя плоский живот.

- Я прошу тебя, – еще одна попытка остановить. Безуспешная.

Яр, мученически закусив губы, впился пальцами в плечи Стаса, колени уже дрожали, по телу озноб и стаи мурашек, от самого копчика по позвоночнику и до макушки, продирая до костей. Но тот будто и не замечал давления, расправившись с ремнем, сдернул сырые джинсы на бедра вместе с плавками, рукой сгребая в горсть поджавшуюся мошонку и член, что крепчал с каждым торопливым движением, увеличиваясь на глазах. Пробная ласка, нужная им обоим, чтобы почувствовать друг друга. Касание языка по освобожденной головке, не примеряясь, а проходясь по всей длине, посасывая губами и забирая член целиком в рот, привыкая к размерам.

Яр застонал. Изголодавшись по ласке, по нему, такому дурному и взбалмошному, по его рукам, губам и просто вниманию, по тому, что он с ним делает и КАК он это делает. Застонал в голос, закрывая глаза, ослабляя хватку и забираясь пальцами в мягкие пряди на затылке, лаская вспотевшую кожу головы, и сдался, зная, что сейчас начнут трястись ноги, что потемнеет в глазах, что перестанет себя контролировать, что будет снова сходить с ума и не захочет даже пытаться спастись. Но сейчас... сейчас Стас медленно, пробуя на вкус языком, вычерчивал кривые линии на стволе, цепляя зубами тонкую кожу, отчего Яр плавно стекал все ниже, покрываясь потом и глуша стоны закушенным ребром ладони.

Как быстро все поменялось. Пара секунд, от ласки не осталось и следа, от неторопливой неги – только воспоминания. Подняв взгляд и как бы предупреждая “тебе пиздец, милый”, Стас резко нарастил темп, заглатывая максимально глубоко, лаская бедра, царапая ногтями рельеф пресса, проступившего от частого дыхания и спазмов, сводящих живот. Глубже, резче, именно так, чтобы свести с ума, чтобы вытянуть, как капли смазки, болезненный оргазм, который сам оттягивает, то прихватив зубами головку, то сжав слишком сильно яйца, до такой степени, что вместо стона болезненный хрип. И так по кругу, выматывая остротой ощущений и на контрасте порывистыми толчками. Глядя в глаза, заставляя смотреть, как старательно кружит язык вокруг головки, как губы, перепачканные слюной, ласкают ствол, погружающийся все глубже, доставая до горла, задевая его стенки, и от спазмов окуная совсем в нестерпимое удовольствие. Когда становится неважно по сути, что он делает, лишь бы видеть в его глазах желание, пусть через злость и упрямство, но то, с какой самоотдачей он это делает, как отдается процессу, как, расслабившись, сжимает свой пах, сводя плотнее колени... Яр кончает мощными толчками, выплескивая сперму Стасу на лицо, успев убрать его голову, но все равно заливает глаза. Скатывается на пол, ноги подкосились, забрызгивает теперь свои бедра и щурит глаза, потому что ни черта не видит из-за черной пелены.

Стас молча вытирает рукавом водолазки лицо, трет глаза, губы и, несмотря на один уровень, на котором они сидят, смотрит свысока, демонстрируя во всей своей красе главный недостаток – высокомерие.

- А теперь Я иду гулять, – хлопает брата по коленке и пытается встать, но терпит фиаско, грохнувшись на дернувшего его на себя Яра.

- А вот хуй ты угадал, – шепот, потому что до сих пор дыхание не восстановил.

Яр знал, что выпусти его в таком состоянии, и вернется он не скоро. А если учесть, что тормозов у него нет, то притащит в дом какую-нибудь грязь, чем точно спровоцирует убийство, о котором просил.

Стас

- Пусти, придурок! Я сказал... руки, блядь, убрал! – ору битый час, сначала пока дергался в коридоре, потом уже вися на его плече. И не скажешь, что ровесники, я вот его ни в жизнь не подниму, а этот по лестнице прет не напрягаясь. – Яр!

- Заткнись, – просит как-то слишком уж мягко для данной ситуации. Придерживает под зад, пока ставит на ноги, почему-то в ванной, и держит за локоть, не давая выскользнуть, пока включает воду, наполняя ванну.

- Я год не буду с тобой разговаривать! – Его упрямство хуже холеры, весь, блядь, в меня! – Я не буду! Ярослав, твою мать! – Сдирает с меня водолазку, брюки и будто не замечает, как получает в табло, легко уворачивается, зажимает мои руки своей одной, вжав в стену.

- Не матерись! – хлопает руками по сторонам от моего лица. Меня потряхивает, когда он ТАК на меня смотрит – плотоядно, дико, с жадностью и безумием. И что-то ломается, какой-то страх, который не получается вытравить, взгляд сам тупится в пол, руки ему в грудь – отвоевывая личное пространство. – Стась, я прошу тебя, замолкни хотя бы на минуту. – Лбом упирается в мой, трется носом, оставляет влажный след поцелуя на скуле. – И так голова раскалывается, – жалуется, натурально жалуется и отчего-то не выглядит жалким, скорее, наоборот, мужественным.

Удостоверившись, что не собираюсь сбегать, напротив – к нему всем существом тянет, стаскивает с себя шмотки и мокрой кучей бросает на пол. Из кармана куртки выпадает смятая бумажка, но рассмотреть ее мне не дает, затягивает вместе с собой в облако пены. Вода слишком горячая, обжигает икры и бедра, ниже не ложусь, хоть он и настаивает, сижу на его ногах, вцепившись в борта.

- Яр? – зову, но он будто не слышит. Закрыв глаза, по самый нос прячется в пене, только в бока мне вцепился, постепенно обнимая все крепче и подтаскивая к себе. – Объясни, какого черта ты творишь?

- Хочу побыть с тобой. – Глаза все же открывает, и я тону в их зелени, захлебываюсь эмоциями, и становится даже неловко – чувствую себя недостойным, неподходящим ему, чтобы смотреть с таким обожанием. И, наверное, смог бы убить и его, и всех тех, на кого он посмел бы посмотреть точно так же. – Стась, успокой меня. – Возит затылком по кафелю, тянется, обтираясь лицом о мое плечо, падает обратно.

- Как? – придерживаю его голову, не давая соскальзывать в воду, чтобы не захлебнулся. – Я тебя сам утопить хочу.

- Поговори со мной. Расскажи, зачем натравил против себя полшколы? Зачем трахнул того пацана? Зачем вообще спишь с кем придется... нет, о последнем лучше не говори, и так паршиво.

- Если тебе всегда со мной плохо, зачем так мучиться?

- Без тебя еще хуже. И это не помогает отвлечься. – Еще чуть выше, проезжаясь задом по его снова вставшему члену. Яр, запрокинув голову, учащенно дышит, без конца облизывает губы и поджимает ноги, сгибая их в коленях. Слишком красивый. Правильные черты лица, мужественные. Глаза ясно-зеленые, выразительные, и смотрит всегда из-под полуприкрытых век, завораживает. Волосы состриг, балбес, у него они, в отличие от моих, вились кольцами, девки все сдыхали от зависти. Если начинаю думать о том, как ему могло бы быть хорошо с кем-то, возможно, с девчонкой, милой, наивной, сходящей по нему с ума, как то стадо одноклассниц, что ходили след в след, меня трясти начинает как запойного алкоголика, и кроме как запереть его в четырех стенах ни о чем не могу думать.