— Может, он скрывает от тебя свои отношения?

— У него встал, когда я его обнял! — Да, я это заметил. — О чем ты? Тогда почему, почему, почему?!

— Дай ему время. Если не выкрутится — придет. Наверно… Курица или рыба?

— В том-то и проблема, он не придет, даже когда накроет. Рыба.

— Ты выбрал рыбу, потому что услышал ее последней.

— Потому что плевать. Пойду снова посмотрю комп, может, зацеплюсь за что.

— А переключиться? Отдохнуть? Сходи куда-нибудь.

— Думаешь, обожранный или под дурью я лучше соображаю?

— Нет, но у тебя налицо недотрах, хоть подрочи.

— Думаешь?

— Знаю.

— А тебе помогло? — кошусь на него вопросительно, усмехнувшись.

— Не особо. С тобой было лучше. Но время потрачено не зря.

— Сеть, дрочка, ужин… Кстати, курицу давай.

Макс матерится, что уже поставил на разморозку рыбину, и тянет ее, полурастаявшую, обратно в камеру, я улыбаюсь.

Ночь, просиженная за монитором, не приносит результата. Ничего нового: все те же тропы, только четче исхоженные. Бессмыслица. Почему он мог хотеть уйти, если все было поправимо?

Плавно затягивает в трясину уныния, так медленно, что в это состояние вхожу без стресса, уже очнувшись там. Еда теряет вкус и запах. Даже воздух пахнет иначе. Почти всегда холодно, хотя морозы сдались и стали уступать надвигающейся весне.

«Я приеду?» — пишу Дане смс, уже идя от остановки к его новому дому. Руки мерзнут, телефон глючит и тупит сенсор, неплохо бы купить новый — вчера дали зарплату, Макс подкинул премию, я промолчал, было все равно, пусть делает что хочет. Половину отдал за кредит, часть на алименты, остальное на текущие долги и себе на проезд и сигареты хотя бы до аванса.

«Выйди, покурим», — не хочу подниматься, меня тошнит от той квартиры и атмосферы, в которую погружаюсь.

Спускается через минуту, в толстовке, джинсах, кроссы на босу ногу — такой привычный. Смотрю на него задумчиво и понять не могу, что в нем такого, что кроме него вообще никого не вижу. Не представляю рядом. Не хочу ни с кем становиться ближе, а к нему могу хоть сейчас спиной повернуться и дать нож. Если это любовь, тогда почему от нее больно?

— Замерз? — Смотрит по сторонам, глазами ищет тачку.

— Немного. — Прокручиваю колесико зажигалки, искра есть, а огня нет, скончалась. Даня достает свою, сам не курит, мне протягивает, выбив слабый огонек, и прикрывает его ладонями. Беру его руки в свои и прикуриваю.

— Зайдешь в подъезд? — Видно, руки холодные, перчатки я забыл в магазине купить.

— Не хочу, — не вынимая сигарету из губ, отвечаю, продолжая его рассматривать. Небритого, заспанного и грустного. Словно другого человека в эту оболочку вставили.

— Я хочу тебя обратно. — Все эмоции глушат усталость и апатия.

— Хватит об этом. — Прячет руки в карманы толстовки, накидывает капюшон.

— Жалеешь, что приехал со мной? — Уголек тлеет на окурке, разлетаясь с резким ветром. Выбрасываю сигарету в сугроб.

— С чего бы?

— Тебе виднее. Не я от тебя ушел.

— Покурил? — Больно ранят его слова туда, где и так нет живого места, на губы просится улыбка, да не выходит, все внутри сковало льдом.

— Угу, — шагаю к нему, вставая в сантиметре от его лица. — Поцелуй меня.

Мотает головой, отказывается, снова этот болючий взгляд, который не вытерпеть. Тянусь сам. К холодным искусанным жестким губам, прижимаясь и мягко целуя, не углубляя, а только касаясь кончиком языка его, скользнувший между губ по привычке, как всегда делает, и отступаю.

— Хорошего вечера, — звучит слабо и неправдоподобно. Он это видит. Отступаю назад, пятясь, и, взглянув в взволнованные глаза, разворачиваюсь и ухожу.

— Ты не на машине? — Пилить через полгорода, забрался он далеко, на самую окраину.

— Нет у меня больше машины, — бросаю не оборачиваясь, что-то живое и опасное пробирается в меня и начинает рвать на части. — А у тебя долгов.

Уже заворачивая за угол, перейдя весь двор, вижу, как он сполз по двери и сидит на корточках, уткнувшись лицом в колени. Если бы я не обернулся — я бы поступил иначе, а так…

— Макс, адрес знаешь, приезжай сейчас, я здесь, это срочно…

========== Часть 6 ==========

— Я, конечно, все понимаю, ты расстроен, — шипит мне в лицо Максим, приехавший через пять минут, словно ждал моего звонка или находился поблизости, — но это уголовное дело.

— Плевать. Поможешь?

Он крутит пальцем у виска и шлет меня к прародителям.

— Я его дожму, — обещаю, самого потряхивает от адреналина и злости. На себя.

— Подумай хорошенько, — просит, встряхнув меня за плечо. — Пожалуйста.

— Я все обдумал. Погнали. Я один с ним не справлюсь.

Нехотя и буквально наступая себе на горло, Макс садится за руль, круто заворачивает во двор. Даня, услышав шум и заметив знакомую тачку, поднимает голову.

Выходим из машины синхронно, я заднюю дверь открываю. Даня напрягся, поднимаясь на ноги. В глаза ему не смотрю.

Подскакиваем с двух сторон, дальше дело техники: я блокирую руки, заломив за спину, Макс — ноги; чтобы Даня не заорал, Макс слегка осаждает его ударом под дых. От боли и шока сопротивляется несильно, но все равно эффективно. В машину мы его заталкиваем с трудом. Поднимаю руки выше и, выдавив из него хрип, роняю к себе на колени, Макс прыгает за руль.

— Если мы из-за вас разобьемся — с того света достану и убью еще раз. Держи его крепче. — И делает музыку на максимум, что уши болят от ударных.

— Сам пойдешь или вырубить? — спрашивает Максим, обернувшись к нам. У меня порядком затекли руки, а еще болит и кровоточит бедро, не спрашивайте кто прокусил.

— Без крови, — прошу, усаживая Даню и увернувшись в последний момент, когда он вырывает руку и замахивается. Макс оказывается умнее, хватает его за шею, тащит к себе и прижимает тряпку к лицу, спокойно глядя ему в глаза. Я держу руки. Пара секунд, мне показавшихся вечностью, и Даня слабеет. Макс убирает тряпку раньше, чем он вырубается, но теряет себя парень в пространстве капитально, безвольной куклой повиснув на мне. Прижимаю его к себе, заглядывая в глаза, он смотрит пьяно, губы приоткрыты, и не могу сдержаться, чтобы их не поцеловать.

— Нашел время! — орет Макс, он так и не привык, что мы пара.

Даню ведем до лифта спокойно, он висит на нас, как пьяный, и не сопротивляется. В спальне снимаю с него толстовку, оставляя в домашней майке, укладываю удобнее и прицепляю руки к кровати наручниками. Он засыпает, закрыв глаза, а я сползаю на пол и, уткнувшись в его толстовку, ору в нее, заглушая тканью звук.

— Ты перегибаешь, — замечает Максим, я киваю, соглашаясь. — Отстегнуть? — Мотаю головой, что нет, он устало выдыхает и садится напротив, так и не раздевается, я, уткнувшись губами в ткань, смотрю на него снизу вверх. — Это твое дело, конечно, но так нельзя. Он не собака — на цепи сидеть.

— Мне надо немного времени побыть с ним, — давлюсь эмоциями, глотая окончания слов. Живые чувства возвращаются стократно, и я начинаю ощущать их все разом, одновременно, и страх, и паника, и любовь, тепло, тоска — все их, только окажись он рядом. — Мне надо, понимаешь?

— Без насилия, хорошо? — треплет меня по волосам, киваю, он встает и уходит из дома, закрыв за собой дверь.

— Миш… — тихий, едва слышный голос Дани, и все тело застывает в камень, — не заставляй меня тебя ненавидеть.

— Ненавидь, — ухмыльнувшись, оборачиваюсь, он, словно и не отключался, смотрит трезво и зло, теперь по-настоящему рассердившись. — Презирай. Что угодно. Только чувствуй хоть что-нибудь. Ко мне.

— Расстегни меня. Это уже не смешно.

— А уже давно не смешно, родной. Совсем не весело. Траурно даже. И я больше не хочу в этом вариться один.

— Расстегни и я уйду. Тебе так будет лучше.

Что-то острое кольнуло под ребра. Эту фразу я уже слышал.