— Перестань…
— Потому что ты молчал, мы едва все не разрушили. Я взял решение всех вопросов на себя, забрав у тебя любое право слова, понятно, почему ты не смог со мной поговорить. Даня, я тебя предупреждал, что будет сложно. Не потому, что у меня тараканов на целую ферму, а потому что ты тоже личность, сильная и своенравная. Мы слишком похожи. А еще я слишком тебя люблю. До фанатизма. Если ты готов все это терпеть — останься, если нет — другой жизни у тебя уже не будет… — Он заткнул меня мягким поцелуем, соленым, с привкусом отчаяния, и все равно показавшимся слаще любого сиропа.
Много было сказано, слишком много, пока слова не кончились вовсе и мы не замолчали, глядя друг на друга. Так нас и застал Максим, в обнимку, целующихся, подведя итог:
— Я хату свою, которую сдавал, освободил, валите туда, меня вы достали. Коммуналку потянешь. А ты, бегун, с завтрашнего дня в айти-отделе пашешь, понял?
***
С Ариной мы так и не помирились. Я вычеркнул этого человека из своей жизни, она меня — тоже. Сына забрать мне не дала ее мать, рассудив, что нельзя из-за склок родителей страдать детям. Забрала его к себе: и мать рядом, видит почти каждый день, и мне всегда двери открыты. Кстати, они познакомились с Данилой, поладили, думаю, все наладится.
Я все еще ловлю на себе его тяжелые взгляды, когда он задумается, читаю «Было бы ему лучше…» Могу ответить точно: лучше — нет, спокойнее, проще, веселее — вспоминая свои загулы, но это не жизнь была, а коротание дней.
Теперь я шмонаю все Данины контакты, он орет благим матом, меняет пароли, но все бесполезно, не хочу, чтобы повторилось подобное. А еще я больше не боюсь оставаться с ним один на один. Макс правильно поступил, что выгнал нас, дав пинка в новую жизнь. Нам стало спокойнее, особенно малой остыл и больше не бродит за мной серой тенью по дому, оберегая от Максима, теперь за ним тенью хожу я, и хоть и обещал, что буду с ним более… э… менее влюбленным, ничего не могу с собой поделать, зажимаю в каждом углу и по его счастливому смеху слышу — ему нравится, пускай и не всё…
