(«Не отельчик, а пародия на Трансильванский замок…»)
Николь достала из рюкзака фотоаппарат и беззвучно сделала пару снимков, как вдруг в тишину комнат пробралось тихое пение женщины. Оно доносилось вблизи, через одну дверь от Николь. Не создавая шума, она медленно побрела на голос. Пение становилось громче, но быстротечная речь женщины оставалась неразборчивой, как чарующее заклинание. Николь остановилась у приоткрытой двери и сквозь щелку заглянула в комнату. На непокрытом столе догорала свеча, дымящая черной копотью. Её тень плясала под шепот ветра, проникающий сквозь щели в окнах. Свет был мерклым, и разглядеть комнату до мелочей не удавалось, но Николь сумела различить в тёмном углу печку, выпачканную сажей, ведро с золой и груду еловых веток. Муча, нагнувшись посреди комнаты, перебирала их, тщательно осматривая каждую. Те, что поровнее и потолще, она бережливо складывала одни на другие, а сама постройка напоминала спичечный колодец. Вид Мучи, отреченный и самозабвенный, создавал впечатление транса. Николь притаилась, чтобы досмотреть, чем кончится странное занятие, но внезапно посреди безмолвия коридора в рюкзаке Николь раздался последний писк разряженного телефона. Муча остановилась и, бросив ветку в кучу, резко обернулась. Её взгляд, лишенный рассудка, пылал искренней злобой. У Николь перехватило дыхание. Пока Муча заковыляла к двери, журналистка выскочила из дома с мыслью: «Надеюсь, в безумной голове старухи нет навязчивой идеи спалить дом».
Улица как прежде была нелюдима. Пронизывающий ветер затих, и тёплый вечер накрыл поселок непроглядным туманом. «Золотая Подкова» также мигала жёлтым светом, и Николь отважилась пойти туда.
Количество посетителей в кабаке значительно прибавилось. В основном, то были люди преклонных лет в ярких затёртых одеждах. Теперь, осознавая, что это место особенное, Николь улавливала всякую мелочь вокруг. Нестандартная обстановка помещения навивала воспоминанье о салуне, где бесстрашные ковбои Дикого Запада, словно грачи в парке, заседали целыми днями, грандиозно опустошая запасы мексиканской водки. Все предметы мебели из крашенного дерева: круглые столы и под цвет их жёсткие стулья со спинками, барная стойка – излучали дух неподдельной старины, но, в то же время, свежее покрытие лака спасало вид. Сверху над столами свисали керосиновые лампы. От них помещение озарялось нежным отсветом медных тонов. На подоконниках, обделанных деревом, лежали шахматные доски и нарды. Короткие холщовые шторы не препятствовали свету покинуть пределы зала, изливаясь на улицу. Слева от бара на деревянном возвышении находилось пианино. Бегая пальцами по клавишам, кучерявая мулатка, какую Николь лицезрела за разговором с незнакомцем, отпускала широким ртом две октавы полноценного звучания сопрано. Её чистое пение вдохновило посетителей, и несколько парочек поспешили в центр зала, между столами, чтобы исполнить медленный танец.
Мексиканец, приплясывая, натирал столешницу бара салфеткой. Николь подошла к нему.
– Что угодно милой даме? – спросил он уже без явной претензии.
– Не откажусь от бокала шампанского.
Мексиканец отрицательно помотал головой.
– У нас в арсенале только виски и Макуль.
– Что такое Макуль? – уточнила Николь.
– Наш местный алкоголь на основе мака. Ни одно шампанское ему и в подмётки не годится!
Николь захихикала.
– Ладно, давайте ваш Макуль. И номер врача на всякий случай, если завтра наступит похмелье.
Мексиканец загоготал и повернулся к дубовой бочке, открывая кран. Глядя, как алкоголь противного цвета мазуты, изливается в стакан, Николь пожалела, что остановила свой выбор на нём.
– А расскажите о вашей деревне? Чем занимаются жители, какой образ жизни ведут?
Мексиканец настороженно оглянулся.
– Что за праздный интерес?
Николь поведала о своей профессии и желании написать подробную статью о посёлке. Мексиканец молча поставил стакан Макуля перед Николь и бросил строгий негодующий взгляд.
– Я прошу вас не делать этого.
Николь сделала маленький глоток: сладковатая жидкость имела горькое послевкусие и благородный запах.
– Но почему? – она испытующе глядела на Мексиканца. – Уверена, люди хотели бы знать о подобных местах как можно больше.
– Мы тщательно скрываем наше существование от посторонних… И, если вы не отступитесь от безрассудной затеи, мне придётся сообщить всем, кто вы! – он наклонился телом вперёд и провел ласковым движением по её подбородку, опускаясь ниже до ключицы. – Совсем не хочется, чтобы эту хрупкую лебединую шею вдруг сдавила толстая верёвка…
Николь нервно сглотнула. Алкогольный напиток ударил в голову, притупляя чувства. Это добавляло смелости её действиям. Теперь Николь не ощущала ни своеобразного вкуса, ни травяного запаха Макуля.
– Хорошо. Но обещайте хоть немного удовлетворить моё скромное любопытство?
Смуглое лицо Мексиканца стало дружелюбнее. Он отвернулся, заставляя бутылками пустые места на полках стеллажа. Николь не терпелось разузнать все тайны Красного Ручья, в существовании которых теперь ни капли не сомневалась. Но она поняла, что разговор с Мексиканцем только напустит пыли в глаза, и стоит поискать другой источник информации.
Пока Николь обдумывала замысел, по её нагому плечу пробежала крупная дрожь. Она небрежно провела по нему рукой, но то действие не помогло избавиться от двойственных ощущений. Вслед за дрожью нежную кожу обдало жаром горячего выдоха. Сердце её стучало так громко, что, чудилось, все посетители «Золотой Подковы» слышат его испуганное биение. Она обернулась, еле сдержав крик.
Глава 3
«Золотая Подкова»
Того же дня и времени
Парень, которого Николь увидела в кабаке часом раньше, стоял так близко, что, обернувшись, она чуть было не дотронулась его лица своим носом. Теперь ей удалось разглядеть его лучше. Крупные, слегка выпученные глаза обрамляли густые, светлые на концах ресницы. Смоляные брови нависали грозовыми тучами. Средней длины щетина облагораживала выступающие вперед скулы, заостряющие черты. Его приторная внешность гранда противоречила многочисленным тату на теле. Они украшали руки, грудь и даже шею, где изображение красного волка занимало всю её правую сторону. Николь крутила романы с разными мужчинами, но, не смотря на всё их многообразие, в двух вещах они были схожи: крепкое телосложение, вызывающее в ней азартное влечение, и солидность. Стоящий напротив экземпляр не имел ни того, ни другого и вызывал необъяснимое смятение внутри белокурой девушки. Встретив его не здесь, а в центре мегаполиса – она бы и бровью не повела в его сторону. Но сейчас, глядя в его таинственные глаза, ей хотелось заглянуть в них поглубже, чтобы найти ответ на вопрос: почему она до сих пор на него смотрит?
Прерывая её взгляд, он наклонился и поднял упавший с табурета рюкзачок Николь.
– Это ваше?
Хрипотца его грубого голоса противоречила моложавому облику. Николь, не проронив ни слова, рассеянно взяла рюкзачок, а незнакомец, обжигая страстным интересом, попятился назад. В горле Николь пересохло.
(«Что-то ведь так смущает меня в нём…»)
Она отвернулась и пригубила бокал душистого Макуля.
– Надеюсь, вы никогда не осмелитесь попробовать тушенное рагу из голубей в соусе.
С трудом проглотив алкоголь, Николь взглянула на обратившегося к ней человека. Поджарый мужчина, присевший рядом с ней на табурет, выглядел не старше сорока. Его руки усердного работяги бросались в глаза; под ногтями виднелась чёрная грязь, а в сетчатый рисунок на коже въелись следы сажи, не оттирающиеся даже под натиском мочалки. Он поставил плоское блюдо и стакан лимонной воды перед собой, на сверкающую лоском столешницу. Николь сделала вывод, что его легко запомнить по длинной козлиной бородке и прищуренным лукавым глазам, от которых в стороны отходили по три стрелки неглубоких морщин. Мясо на тарелке, густо плавающее в масле, смотрелось омерзительно, но тот располагал отменным аппетитом и уплетал его с удовольствием.
