Утро неминуемо наступило, и бессменные посетители «Золотой Подковы» полным составом приехали в город, чтобы выполнить сразу две миссии. Они виделись такими несчастными, обеспокоенными. Переговариваясь, они даже не заметили, как из-за угла здания показалась Николь в деловом костюме.

– Посмотрите туда! – воскликнула миссис Митчелл. – Дочка, ты что натворила? Зачем ты здесь?

– Мы приехали в больницу, – добавил Мексиканец, – а нам сказали, ты сбежала.

На губах Николь порхала успокаивающая улыбка, на какую только девушка была горазда. Косметическая ретушь внесла в её черты немного жизни. Белокурые волосы, собранные заколкой, переливались на солнце. Румяна на щеках и строгая одежда превратили журналистку в элегантную даму. Эффект портили только губы: сквозь насыщенную помаду пробивался синюшный оттенок.

– Да разве я похожа на бегуна? – захихикала она, щурясь от солнца. – Я скорее медлительный ползун.

Дружный смех привлек внимание прохожих. Наряды жителей Красного Ручья сильно контрастировали в свете скромной одежды мегаполиса. И горожане смотрели на чужаков нагловато выпученными глазами.

Красноручейцы заключили Николь в объятия.

– Ты почему не улетела в Венгрию? – беспокоилась миссис Митчелл. – Ты должна быть на операции!

– Зачем мне операция? Муча ведь привезла лекарство?

Муча оскалилась. Поднимая вверх кривой указательный палец, она воскликнула.

– Право, не было ещё ни одного человека, которого бы не вылечила Мучита Росса!

Она достала пузырёк из тёмного стекла, протянула Николь, и та быстро опорожнила его. Привкус жгучего перца остался на языке, а внутренности загорелось огнём.

Тем временем в совете по экологическим вопросам принимали участие десять человек. Презентация журналистки, просмотренная на большом экране, вызвала бурную дискуссию, которая продолжалась пятнадцать минут. Они сверяли полученные показатели, внимательно изучали документальные отчёты. Голоса экологов разделились пополам, когда раздался уверенный стук в дверь, и в зал заседания вошла Николь.

– Добрый день, – сказала она, деловито улыбаясь. – Извините, что врываюсь без приглашения, но я должна поговорить с вами.

– Кто вы? – спросила женщина с большим родимым пятном на лбу и редким пучком волос.

– Я Николь Вернер, журнал «Феномен». Я бы хотела, чтобы вы ещё раз взглянули на экран. Перед вашими глазами моя презентация. С вашего позволения, я бы внесла некоторые пояснения насчёт Красного Ручья.

Они переглянулись. Женщина с родимым пятном, видимо самая главная из них, прищурила глаза. Её тонкие губы шевелились так медленно, что, могло показаться, она заснет с минуты на минуту.

– Хорошо, давайте приступим.

Николь включила свой неподражаемый профессионализм. В ярких красках описала она чудесное место, где всё не так, как в обычном селении. Где асфальт на протяжении десятков лет сохраняет завидную прочность и качество. Где вода, добываемая из колодцев, кристально чистая и живая. Где целлофановые упаковки и жестяные банки не нашли должного применения, потому что способны навредить природе. Где отсутствует промышленность, засоряющая горный воздух. Где тишину нарушают лишь ветры зелёных холмов. Где люди живут до ста пяти и не слышат тиканья биологических часов. Она произносила содержательную речь пламенно, с небывалом жаром, играя интонацией. Её оживленные глаза излучали положительную энергетику.

Заседание совета длилось полчаса. Когда Николь вышла к друзьям, по её непонятной мимике никто б не взялся судить об исходе дела. Но в тот момент она была очаровательна, насколько позволяло её состояние. Она точно расцветала на глазах, как веточка мимозы в начале марта. Щеки её зарумянились, а глаза заблестели. Николь чувствовала себя лучше: лечебное снадобье Мучи облегчило страдание и придало новых сил. Она была готова верить чуду.

Жители Красного Ручья стояли, как фонарные столбы, не шевелясь. Волнение исказило их мрачные лица. Николь обвела взором шесть человек, и жизнерадостно заулыбалась.

– Думаю, никто не обидится, если мы повторим День Освобождения!?

Еще с полминуты люди не двигались. Их осадила эта победоносная новость. Они силились поверить, что многолетний кошмар позади, и теперь никто не посягнет на их свободу. В одно мгновение глаза их потопило счастье, и они громко закричали:

– Да здравствует День Освобождения! Да здравствует Николь Вернер!

Глава 35

Красный Ручей

Того же дня

Машины въехали в посёлок, весело сигналя. На центральной улице вдоль дороги их встречали бурными аплодисментами. Понимая, что справедливость восторжествовала, улыбались все: от мала до велика, с полным ртом зубов и беззубые, пьяные и трезвые, дети и старики.

– Не зря мы доверились Николь. Толковая она девушка! – перешептывались ожидающие.

Как только тела семерых человек выгрузились из машин, музыканты заиграли заезженный мотив строевой джиги. Их продолжали купать в овациях всенародной славы и признания.

(«Как же я счастлива, что вернулась домой!»)

Хлопая в ладоши, жители затанцевали Хоровуг. Охваченная задором толпа ревела: «Э-ла-ла-ла-ла». Щавель, проведя рукой по длинной шевелюре, шагнул к миссис Митчелл. В его желтоватых зубах торчала спичка. Перед тем, как протянуть волосатую руку старушке Митчелл, он плюнул её в сторону.

– Роза, давайте покажем бесчувственной молодёжи, как нужно исполнять современный танец Красного Ручья?

Миссис Митчелл кокетливо заморгала. Пион на соломенной шляпке, приколотый ею по пути домой, слегка растрепался от ветра. Она аккуратно поправила его и манерно подала руку повару.

Николь была на седьмом небе от счастья. Но полноценным то счастье назвать было нельзя. Тоска истязала её, выжигая клеймо отчаяния. Потрясающие виды холмов и гор навевали воспоминания об Алане.

(«Я хочу ещё раз увидеть водопад и дом номером 12.»)

Маргарет принесла Николь охапку свежесрезанных маков.

– Николь, примите сей скромный дар в знак нашей особой признательности! – скандировала Маргарет.

Она произнесла предложение медленно, делая грубые ошибки в элементарном ударении, опасаясь забыть заученные слова. Это позабавило Николь.

– Да к черту формальности! Дай тебя обниму! – засмеялась Маргарет.

Николь ответила ей похожим звонким смехом и крепкими объятиями. Усмехаясь, Андерсен почесывал рукой свою приглаженную козлиную бородку.

– Ей-богу, я уж думал, эта бесконечная очередь обниматься с Николь никогда не закончится! – иронизировал он, целуя журналистку в щеку. – Давайте веселиться до упаду! Давайте петь и танцевать!

Они закружились в танце, разжигающем сердца. Энергичный и галантный Андерсен потрясывал скудной бородкой на ветру. Николь хохотала своим тонким звучным голоском. Но никому и в голову не пришло, что это был минутный смех самозабвения… смех отчаяния.

Танцоры в кругу сменили пару, и Николь незаметно скользнула в толпу. Мертвецкая белизна легла под румяна на щеках. Она продолжала улыбаться, заряжая смотрящих на неё людей радостью. Синева на губах выступала отчётливее. Она осмотрела озорных танцоров. Муча приплясывала с Данко так, словно на прошлой неделе ей стукнуло всего лишь двадцать пять. Мексиканец, скрестив руки на груди, перешептывался с откровенно одетой Анжеликой. Сердце Николь неприятно зашлось. Ей вспомнилось, как та лежала обнаженная в постели Алана. Анжелика ощутила проникновенный взгляд журналистки и, посмотрев в её сторону, помахала рукой. Николь приподняла уголки рта, создавая иллюзию сдержанной улыбки, и махнула в ответ.

(«Чем она хуже меня? Я не в праве судить, ведь она обычная смертная, вожделеющая быть счастливой рядом с ним.»)

В последующее время толпу охватила волна активных движений. Самуил Петрович и тот плясал, сражая своим умением владеть грузным телом в танце. Вопреки установленным элементам Хоровуга Самуил Петрович внёс забавные коррективы в него. Он выбрасывал поочередно прямые ноги с вытянутым носком, складывая при этом руки, подобно прилежному школьнику за партой.