– Да ты хоть знаешь, что такое любовь?... – несвойственная ей злость застыла на губах и в мерцающих глазах. – Не думаю, что знаешь. А я скажу тебе что: любовь – это самопожертвование, неоспоримое доверие и полная самоотдача! Все эти слова для тебя не значат ни единого гроша, пустой звук! Ты думаешь исключительно о себе. Вся твоя сущность – пресловутый эгоизм, – Николь выдохнула. – Если я не поеду, рано или поздно ты и эти замечательные люди останутся на улице. Пойми ты наконец, я делаю это не только ради них!
Макс снова отвернулся к окну. Слова разгоряченной девушки глубоко оскорбили его. Он начинал жалеть, что поведал ей самую сокровенную тайну, о которой многие в Красном Ручье уже давно забыли. Николь смотрела на него, тяжело дыша. Казалось, боль усиливалась с каждой секундой, разрывая голову на части. Она полезла в рюкзачок и, открыв упаковку, её пошатнуло в сторону.
(«Только не это…»)
Чувство безысходности заставило Николь присесть на кровать: в блистере не оказалось ни одной обезболивающей таблетки. Она уронила голову на руки, а её красивое и всегда свежее лицо приобрело серый оттенок. От боли хотелось лезть на стену. Прикрыв тяжёлые веки, ей представилось, что шея не выдержит колоссального груза и вот-вот сломается в нескольких местах.
Макс молча достал самокрутку и направился на улицу. Он кипел злобой и презрением, на тот момент не отдавая отчёта, кого ненавидит больше: себя или Николь. Он бросил мимолетный взгляд на девушку и замедлился. Несколько мгновений, и его тело покинула враждебность.
– Что с тобой?
Он присел рядом, всматриваясь в обескураженное лицо Николь.
– Голова болит. Я совсем не спала ночью, и как назло обезболивающее кончилось.
Макс призадумался. Он смотрел на Николь сочувственно, ласково, будто минуту назад и не было склоки между ними. Его телодвиженьями снова управляло непоколебимое спокойствие. Ещё минуту он молча размышлял, а затем загорелое лицо просияло, и он отлучился в другую комнату. Николь тем временем подошла к окну и распахнула его настежь. Прохладный воздух силой ворвался в комнату, облегчая дыхание. Начинало темнеть. «Дожить бы до завтра» – подумалось ей.
Она зажгла свечи в канделябрах возле кровати и подошла к зеркалу. Её потрясло собственное отражение в полный рост. Только сейчас она заметила, что её щеки – некогда обаятельные и сдобные – впали, сильно заостряя черты; руки стали значительно тоньше, а открытые ключицы сильнее возвышались над телом.
Спустя пару минут Макс вернулся. В его руках находилась закрытая баночка с маслом.
– У меня есть одно верное средство, которое снимает боль. Но предупреждаю сразу: оно слегка одурманивает. Мне его дал Петрович, когда я корчился от болей в переломанных ногах. Его нужно нанести на тело.
Он подошел сзади, припадая губами к шее девушки. От легкого покалывания его бороды Николь ощутила прилив вожделения. Он бережно втер пальцами душистое масло ей в виски. От удовольствия Николь закрыла глаза. Кровь быстро прилила к вискам, а боль постепенно притуплялась. Он достал из тумбочки музыкальный плейер и, включив его, стянул рубашку. Николь прислушалась. Ее слова лились потоком странных ощущений.
– Как же она похожа на нас, – сказала Николь.
Макс улыбнулся, подпевая:
«… I'd love to wake up next to you
So we'll piss off the neighbours
In the place that feels the tears
The place to lose your fears
Yeah, reckless behavior
A place that is so pure, so dirty and raw,
Be in the bed all day, bed all day, bed all day
Fucking in, fighting on
It's our paradise and it's our war zone
It's our paradise and it's our war zone
Pillow talk7….»
«…. Я бы хотел просыпаться рядом с тобой.
Так что мы пошлем к черту соседей
В месте, познавшем вкус слёз,
Там, где можно лишиться своих страхов –
Да, это так безрассудно.
Это место такое непорочное, и при этом пошлое и неприличное:
Мы не вылезаем из постели весь день,
То занимаясь любовью, то ссорясь.
Это наш рай и наше поле боя.
Интимный разговор…. »
Николь наслаждалась. Его прикосновения, необычайно трепетные, чувственные, помогли ей забыть о мучительной боли, сердечных терзаниях и ссоре, которая чуть было не перечеркнула их короткое, но невероятно счастливое прошлое. Николь полностью отдалась фантазии Макса, будоражащим чувствам и осязанию. Ей казалось, она запуталась; заблудилась в собственном воображении, не понимая наяву то происходит или во сне… Окружающие предметы потеряли свою форму. В мутных глазах пропала четкость зрения. Кругом всё плыло… кружилось… летало. По телу разлилась нега, а кончики пальцев онемели. Она не могла думать ни о чем, кроме Макса. Все несуразные мысли и обостренные чувства оставались в его власти. Она снова доверилась ему, как тогда, на водопаде. Когда страх перекрыл ей доступ кислорода; когда она побелела до смерти, а сердце чуть не остановилось от кошмарной перегрузки. Но ничто не могло сравниться с изумительным вкусом его нежных губ и притяжением взгляда. Именно поэтому неистовый страх тогда отступил, и теперь всё повторялось. Она снова поверила ему и его действиям.
Он расстегнул молнию, покрывая поцелуями её горячую спину. Шифоновое платье соскочило вниз; но ему хотелось большего – хотелось увидеть её грудь и соблазнительные бедра; хотелось чувствовать её всю, а не частично… Белье упало следом на платье, и он увлеченно рассматривал её в зеркало. Карие глаза искрили огнём необузданной страсти. Массивные ладони скользили от талии к бедрам… сантиметр за сантиметром её нагого тела, которое переливалось от нанесенного масла. Отныне боль невластна над ней! Он натирал её милое лицо, шею, руки, грудь. Затем властные пальцы скользили по её сладостным губам. Он припал к ним, то покусывая, то проводя кончиком языка. Следуя его примеру, она окунула пальцы в тёплое масло и провела ими по татуированной руке. Их действия сменялись быстрыми картинками анимации. Они хохотали, ложась на кровать, без повода, без причин; звонко и истерично. Крепко обнимались, лаская трепещущие тела друг друга; курили самокрутки на прохладном полу и запускали брюхатые кольца к потолку. В её голове проплывали несвязные отрывки нелепых фильмов. Ей мерещился проплывающий дракон китайских праздников, а рядом снующие голые люди с вёдрами на голове. Макс снова и снова доставал самокрутку; затяжка, ещё одна, и он протягивал папиросу Николь. Она повторяла за ним, вдыхая пагубную смесь так глубоко, словно курила всю осознанную жизнь, и возвращала папиросу назад. Их невменяемость доходила до крайности. Дрожащим пальцем Николь проводила по своим губам и слегка покусывала его, а Макс пристально наблюдал, выдыхая клубы едкого дыма. Стеклянный взгляд отдавал хладнокровием. Как по щелчку пальцев, рассеянность сменялась смехом. А спустя минуту они вновь сидели, как демонические изваяния: серьёзные, неприступные, каждый в своих мыслях, целуясь то нежно, то страстно…
Ночь тянулась долгой вереницей часов, и лишь к утру одурманенные рассудки вернули способность мыслить здраво.
Глава 21
Непутевые заметки Николь Вернер
26 мая 2017 г.
«Местные снадобья оказались эффективней любого аптечного средства от боли. Впервые за несколько месяцев я спала, как убитая. Проснувшись здоровым человеком, я удивлённо размышляла, как меня угораздило заснуть на террасе, в углу за буфетом, да ещё и в полусидячем положении? Наверно, мы втерли в кожу лошадиную дозу дурманящего масла, что лишило нас благоразумия.
Я прошла в дом и нашла там спящего на полу Макса. Он лежал на спине, закинув скрещенные ноги на пианино. Теперь я убедилась, что он не только превосходный любовник, но и отличный друг. Он чувствует меня… Чувствует изнутри… Мне не хочется уезжать! Что-то держит меня здесь непобедимой хваткой... Необъяснимый страх. Словно надо мной нависла беда, которая непременно обрушится. Возможно, это побочный эффект масла… Не могу знать наверняка – но мне жутко!
