– Говорят, эта трубка перемещает в мир чудес.
Мальчик недоверчиво покосился на игрушку и скрестил на груди тощие руки в качестве протеста. Он был необычайно измученным, костлявым и бледным. («Наверно, он вообще не выходит на улицу.») Его наружность имела все основания полагать, что переходный возраст подошёл к заветной границе: нос, усыпанный мелкими прыщиками и веснушками; зализанные сальные волосы и редкий пушок над губой. Привлекательно смотрелись только длинные рыжеватые ресницы, которые с легкостью прикрывали глаза, горящие гневом. Одежда из грубой материи здорово износилась и давно не знавала стирки и глажки. Николь приложила колоссальное усилие, чтобы убрать из голоса жалость.
– Ты уже взрослый мальчик, и потому я буду разговаривать с тобой, как с настоящим мужчиной, – он угрюмо смотрел перед собой. – Однажды я тоже уехала туда, где у меня не было родных, и меня никто не ждал. Я родилась и жила в Венгрии. Там моя семья, купленный дом, хорошо оплачиваемая работа. Но в один прекрасный день мне непреодолимо захотелось что-то поменять в своей жизни. Меня долго уговаривали родные и друзья. Говорили, что Россия – суровая страна лентяев, пьяниц и дебоширов, и здесь нельзя прижиться иностранцу. Но я не послушала и спустя неделю приехала в Рязань. Честно, не знаю почему выбрала именно этот город. Наверно, понравилось название. Я полнилась уверенностью, что, имея приличное образование за плечами, у меня не возникнет проблем с трудоустройством. Но оказалось всё не так просто, как думалось. На собеседованиях требовали безукоризненные знания русского языка и грамматики, а мои знания хромали на обе ноги. Я получала отказ за отказом, после чего тратила деньги на всевозможную литературу, постигала правила языка, старалась понять классику Пушкина и Лермонтова, ходила на курсы лингвистики. В одной из редакций после собеседования я встретила добрую девушку. Она отнеслась ко мне всей душой и пониманием и помогла восполнить пробелы в языкознании. Вскоре я получила небольшую должность в газете, не востребованной спросом. Платили мало, а мои личные сбережения улетучивались, как пар. Но я продолжала учить, стараться, постигать, только самостоятельно. Денег на курсы не осталось. Потом за две небольшие провинности мне сбавили жалованье, и я сводила концы с концами, – Николь улыбнулась. – Дошло до того, что открыла холодильник, а там стояла одинокая банка оливок. Я голодала. Очень долго. В основном, обходилась молоком, консервами и хлебом. Затем мне стало нечем платить за комнату, которую сняла на окраине. Хозяйка входила в моё положение и давала недельную отсрочку. Но недели тянулись к месяцам, и наконец она попросила меня съехать. Я оказалась на улице. Мне было некуда пойти, не к кому обратиться в чужой стране. Но моя любовь к России была выше преград! К тому же вернуться на родину опозоренной после тех заверений, которыми распалялась, уже не могла. Я истратила последние деньги на покупку билета в Новгород – я испытала судьбу во второй раз. Но и там меня не ждали с теплыми объятиями. Работа не подворачивалась, жилья не было. Я обходилась временными подработками: клеила листовки, мыла подъезды. Неоднократно мне приходилось ночевать там, а питалась возле палаток с булочками или на лавке во дворах. Подобный образ жизни измотал меня: я похудела на шесть килограмм и чувствовала себя грязной голодранкой. Одна великодушная женщина приютила меня, и я вновь стала походить на человека. В поисках работы я подала объявление в местную газету, и через два дня состоялось собеседование в журнале «Феномен».
Но и тут меня поджидало разочарование: начальник категорически отверг мою кандидатуру. Я шла, убитая горем, по коридору редакции, понимая, что не смогу выжить там, где меня считают чужой; у меня нет денег, дома, условий для развития. Я одна среди большой равнодушной толпы… И тут мне посчастливилось. В дверях редакции я нечаянно столкнулась с Киром Булавиным. Уже на тот момент он был ведущим журналистом и сыграл немалую роль в моей жизни. По его многочисленным просьбам меня всё же приняли на работу. И вот теперь, благодаря журналу я нашла это райское место с удивительными людьми! – Николь взглянула на мальчика, он быстро моргал. – Каждые наши поступок или шаг, важная встреча или пустая, важный разговор или бессмысленный – все эти, казалось бы, незначительные составляющие быта тесно связаны между собой, как звенья одной цепи. Не будь того или иного элемента – хронология событий будет развиваться иначе. Перемены необходимы! Вдруг, отказываясь от операции, ты прервешь цепочку, которая приведёт тебя к счастливому финалу?
Бордовые губы мальчика задрожали. Его растрогала подлинная история Николь. Молчание тянулось минуту, потом опечаленный мальчик, не сумев побороть натиск сострадания, закрыл лицо руками и громко разрыдался. В Николь взыграл ярый материнский инстинкт. Она крепко прижала его к своей груди. Но Сэм по-прежнему продолжал всхлипывать.
– А вдруг я умру? Я не хочу умирать, я очень боюсь! Это же так больно.
– Ну что ты! Твоя жизнь только началась. Самое главное, в твоей груди бьётся сердце отважного льва, а этого достаточно, чтобы стать счастливым!
Мальчик вытер слезы. Его слегка припухшие голубые глаза засияли радостью.
– Думаешь?
– Ну конечно!
Он рассмеялся.
– А дашь игрушку посмотреть?
С простодушной улыбкой Николь протянула калейдоскоп, и мальчик заглянул в трубу.
– Ух ты! И как там помещается столько узоров?
– Не знаю. Может, через несколько лет ты мне сам откроешь эту тайну.
Дверь медленно приоткрылась, и в дверном проёме показалась голова Мучи, затем Розы. Николь моргнула им, приглашая войти. Они взглянули на радостного мальчика и не сумели сдержать слез умиления.
– Ничего не скажешь, – осклабился Самуил Петрович, – результат налицо!
Несколько часов они провели в дружеской обстановке, уплетая плюшки и рассказывая потешные истории. Мальчику собрали дорожную сумку. Самуил Петрович изъявил желание остаться дома с Сэмом до назначенного времени, когда Чак заедет за ними. Миссис Митчелл откланялась, чтобы успеть подготовить дюжину карнавальных костюмов.
Муча и Николь вместе двинулись по тёплой тропе каждая к своему дому. Молодая трава покорно склонялась к их ногам. Лёгкий ветер, как шаловливый ребёнок, играл с золотыми волосами Николь, путал их, кидая из стороны в сторону. Солнечный свет, падая на дикие кустарники обочин, создавал на дороге темные тени. Стояла духота. В это время миряне занимались бытовыми делами: мастерили, кашеварили, возделывали землю. Детишки ковырялись в песочницах или плескались в доверху налитых бочках у веранды дома. Подле 7 дома Чак облагораживал кустарники. Его талант превращал зелёные создания природы в шедевры топиария. Он увидел проходящих женщин и махнул им рукой; они махнули в ответ.
Сперва Муча и Николь шагали молча. Слишком о многом хотелось девушке расспросить свою спутницу, и она раздумывала, с чего начать. Прошла ещё минута-другая, прежде чем Николь спросила:
– У миссис Митчелл есть муж?
– Нет, она собиралась избежать подобных вопросов, называясь миссис. В молодости она много читала английской литературы, вот и решила немного почувствовать себя из европейского теста, – Муча вздорно рассмеялась. – Юная Роза была слишком заносчива и славилась дурным нравом. Её считали первой красавицей на деревне. Она задирала нос, отказывая очередному претенденту на её руку и сердце, – лицо Мучи стало невероятно хитрым. – Но после тридцати пяти одолела её тоска зелёная. И она влюбилась… от скуки – это точно. Видала, как она и Щавель чувственно танцуют, держась за ручки?
– Видела, но разве это о чём-то говорит? Кажется, в посёлке танцуют все, у кого есть здоровые ноги, – рассмеялась Николь, – и насколько понимаю, у миссис Митчелл и Щавеля существенная разница в возрасте.
Муча возмутилась.
– Кто тебе сказал такую глупость?
– Никто, я так подумала.
Муча весело захохотала.
– Ой, дорогуша, не считаешь ли ты, что нам пора почить в иной мир?