Мы пошли на посадку – за окошком были видны ниточки дорог с перемещающимися точечками автотранспорта. Потом стали видны дома, пешеходы, велосипедисты – и все, между прочим, иностранное.
Сели мы с легким дребезжанием, незакрепленные дверки хлопали, что-то громко падало на пол, пассажиры сидели смирно и дисциплинированно. Когда все шасси коснулись земли, группа облегченно и радостно зааплодировала командиру. Мы вырулили на стоянку, стюардессы открыли дверь, и в салон ворвался горячий и сухой – иностранный воздух. Я принюхался и почувствовал что-то особенное. В этот момент к нам на велосипеде подъехал китаец в синей форме, остановился возле самолета и стал спокойно ждать. Потом подошли еще трое, и, наконец, подъехал трап, по которому нам поднялся представитель карантинной службы. Я встал, максимально вежливо улыбаясь, он мне кивнул, прошел через весь салон, бегло оглядывая вновь прибывших в Поднебесную, спросил по-русски, все ли здоровы, и нет ли на борту животных? Все категорически затрясли головами. Мол, все в полном порядке. Я знал, что должен был заплатить ему небольшую официальную пошлину. Деньги я благоразумно отсчитал заранее в туалете, чтобы не показывать толстую пачку, и он, получив их, задал мне вопрос в одно слово: «Фапьяр!?». Я не знал что такое «фапьяр», но на всякий случай кивнул головой, и он выписал мне квитанцию на бланке с иероглифами и поставил на нем печать с большой пятиконечной звездой.
«Фапьяр» – это и есть квитанция. По ним я буду отчитываться в Москве. Фапьяры в Китае дают все, даже таксисты. Их нужно собирать, поскольку без документа в Москве деньги могут не возместить, а с документом – в два счета (если ты не вылез за пределы своих «прочих» расходов).
Дальше к нам поднялись пограничники. Им я передал свой наиболее ценный документ – групповую визу. Они ее внимательно изучили, поставили какие-то штампы, строго посмотрели на меня, уточнили количество людей и ушли. Подошел аэропортовский автобус, и нас пригласили выходить. Внизу уже суетилось множество людей в униформе. Одни сливали туалеты, другие подсоединяли какие-то кабеля, третьи, вооруженные ведрами и швабрами, ждали нашего ухода, чтобы приступить к уборке салона.
Нас привезли в красивый, просторный, современный аэропорт. Я такие аэропорты видел только в кино. Здесь было даже лучше, чем в нашем Шереметьево-2, гораздо свободнее и чище. Группа начала проходить паспортный и таможенный контроль, я стоял со своей сумкой через плечо в конце и наблюдал за общей ситуацией. Через несколько минут подошла улыбчивая девушка-китаянка и сказала по-русски, что она – представитель китайской принимающей стороны и автобус для перевозки группы в гостиницу уже ждет. Все происходило очень быстро, организованно и аккуратно, совсем не похоже на наше бестолковое российское шатание из угла в угол. Через несколько минут появился низенький, плотный парень, который прошел мимо паспортного контроля, гордо предъявив какой-то пропуск. Он подошел почти ко мне и, окидывая взглядом пространство, недовольно обратился ко всей группе: «Где ваш групповод!?» Я, в полуметре от него, сдержанно и негромко ответил, что я здесь, и в этот же момент понял, что это и есть тот самый легендарный китайский представитель по фамилии Крючок. Чувство радости и облегчения родилось в моем сердце оттого, что наконец я встретил коллегу, русского, который знает китайский язык, местные правила и сейчас скажет, что мне делать дальше с пакетами в ботинках и в трусах. Я даже не обиделся на его высокомерный тон и вызывающий вид. Похоже, это было принято в нашем агентстве среди персонала.
Крючок с полминуты смотрел на меня снизу вверх. Думаю, он многое бы отдал, чтоб смотреть наоборот, но увы… Потом даже без «здрасте» сквозь зубы, он задал мне один вопрос: «Рейс оплатил?» Я честно ответил, что нет, и не знаю, как оплачивать, потому что я первый раз. Тогда старший товарищ сделал мне приглашающий знак головой и, бурча что-то про безобразную работу московского офиса и про то, что не его дело учить групповодов, повел меня через несколько лестниц и коридоров в какую-то комнату. Там Крючок подвел меня к конторке, где, обменявшись с китаянкой в очках парой фраз по-китайски, сказал мне: «Плати». Китаянка, улыбаясь, выжидательно смотрела на меня, показывая счет на сумму около двенадцати тысяч долларов. Уточнив, что это за взлет-посадку и стоянку, я, преодолевая неудобство, снял кроссовок и достал один из целлофановых пакетиков. На меня невозмутимо смотрели полтора десятка китайцев и наш представитель. Изобразив на лице немного виноватую улыбку, я отсчитал деньги. Получив всю сумму, китайская женщина просмотрела каждую купюру, на многих даже рисуя каким-то специальным карандашом – как я догадался, для проверки на подлинность. Несколько купюр при этом она попросила заменить. Процедура оплаты заняла почти час, потом мы пошли в следующий офис и заплатили за питание, потом за что-то еще, и еще. Хорошо, что по дороге оказался туалет, и я смог достать деньги из последнего потайного места. Хотя, похоже, даже если бы я залез вместо кроссовка к себе в трусы, это не вызвало бы у сдержанных китайских товарищей никакой особой реакции.
В месте последней оплаты Крючок меня покинул, сославшись на неотложные дела.
– Але, Москва, переведите меня на чартерный отдел и побыстрее, пожалуйста, я из Пекина звоню… Моя фамилия Крючок, пора бы выучить.
– Але, кто это? Маша? Привет Маша, ты узнала меня… ну хорошо. Слушай, кто у вас занимается набором групповодов?
– Да все мы всем занимаемся, кто кого приведет. Сейчас же проблема с этими новыми паспортами…
– Маша, я не знаю, с чем там у вас проблемы, но присылать таких дебилов, как сегодня, больше не надо. Хорошо?
– Ну, хорошо… а кто к вам прилетел такой ужасный?
– Вы уж там сами разберитесь, кто он и как его зовут, длинный такой, худой с блуждающей идиотской улыбкой на физиономии. Я не смогу нормально рейсы обслуживать, если групповоды будут при начальнике аэропорта деньги из трусов доставать и сразу после приземления, бросив группу, возьмут моду ломиться на рынок. Между прочим, группа до сих пор сидит в автобусе, а его нет. Где он, я не знаю. Это просто вам для информации. К тому же у него ни английского, ни китайского. Ну все, остальное нормально, по вылету рейса еще отзвоню. Пока.
Оплатив последний счет и спрятав очередной фапьяр, я с ужасом понял, что не знаю куда идти. Китайцы, к которым я пробовал обращаться по-английски, улыбались, но не понимали ничего. Не поддаваясь панике, я стал блуждать по коридорам и, на счастье, минут через двадцать выбрался обратно к тем же самым конторкам паспортного и таможенного контроля, где оставил свою группу уже почти три часа назад. Меня терпеливо ждала девочка-гид, вся группа сидела в автобусе. Несмотря на мою явную причастность к администрации, пограничники бдительно отыскали мою фамилию в списке, по буквам сверили ее с тем, что было написано в паспорте и, широко улыбнувшись китайской переводчице, поставили на нашу групповую визу последний большой штамп с несколькими звездами и множеством иероглифов. Я уже ничего не соображал и даже забыл забрать у пограничников необходимый для обратного вылета группы визовой список. Спасибо переводчице, она вернулась специально за моим экземпляром.
Когда я снова появился возле своих туристов, группа уже совершенно измучилась сидеть на жаре в автобусе, многие сердито на меня посматривали и были совершенно правы. Вообще-то представители сами должны были платить за рейс, просто забирая деньги у групповода и не заставляя туристов ждать по три часа. Но в моем случае Крючок почему-то решил наказать меня, а заодно и всех туристов, прогнав по этому «большому кругу». В Москву при этом поступило сообщение, что группа просидела в аэропорту Тянцзиня три часа по вине групповода (то есть меня), который сразу по приезде «ломанулся» на рынок, и его три часа не могли там выловить. Получив такую бессовестно лживую информацию, высшее руководство уже приняло решение по возвращении в Москву уволить меня без начисления зарплаты, но я об этом пока ничего не знал, и со счастливым чувством выполненного долга ехал из Тян-Цзиня в Пекин. Как только мы выбрались из города, по обеим сторонам нашего роскошного хайвея исчезли красивые, современные постройки, и показались поля, перемежавшиеся с хижинами и бродившими возле них людьми в лохмотьях. Один раз, когда мы стояли на светофоре, я несколько минут смотрел, как оборванный китайский мальчик вел за собой корову. Веревка, за которую он ее тащил, была продета корове через пустую, черную глазницу и в дырку над тем местом, где у человека расположена бровь. У меня эта картина вызывала ужас, но для окружавших мальчика и корову китайцев ситуация была в порядке вещей.
