Возможно, я искал свои драгоценные древности с такой бесконечной надеждой и с такой маниакальной настойчивостью из-за того, что самую главную ценность в моей настоящей, современной и земной жизни я не рассмотрел, упустил сквозь пальцы, и ветер раздул ее, как мелкий песок, так что я даже и не заметил, когда это произошло.

Так я провел жизнь в попытках хоть чем-то компенсировать свою потерю, найти так и не обретенное счастье, в безнадежном поиске сам не знаю чего. Говорят, что я измучил и восстановил против себя собственную семью; наверное, это так – со стороны виднее, что происходит между близкими родственниками. Я очень старался не стать занудой или пугалом для сына и дочери, понимая, что им достался не самый лучший отец, не мне судить, как это получилось.

Где-то я слышал или читал, что для хорошего воспитания детей, для того, чтобы они в своей жизни имели возможность стать счастливыми, их мать должна быть счастлива со своим мужем – их отцом. Наверное, это правильно. Но что делать, если счастье матери и счастье отца так далеки друг от друга, что их невозможно совместить ни при каких обстоятельствах? Я за свою жизнь так и не нашел ответа на этот вопрос.

Причиной моей смерти стал сахарный диабет. Это заболевание имеет интереснейший механизм развития, наполненный, кроме всего прочего удивительной символикой. Я не чувствовал абсолютно ничего тревожащего до последнего момента, хотя на протяжении трех последних лет количество инсулина, вырабатывавшегося моей поджелудочной железой, сокращалось, а рецепторы клеток, определенных для снабжения человека глюкозой, все больше и больше теряли свою пропускную способность из-за накапливавшегося во мне жира. Обычного человеческого жира, состоящего из банальных липидных кислот! Я как мог боролся с лишним весом, но борьба была неравной, и аппетит все равно побеждал. Когда живешь один, зная, что ты никому не нужен, как не побаловать себя чем-нибудь вкусненьким? Я даже нравился самому себе – такой осанистый и внушительный человечище! Всё объяснялось весьма несложно, мой аппетит, оказывается, и возникал только потому, что клетка не получала жизненно важного для нее питательного вещества – глюкозы, просто не будучи в состоянии извлечь ее из крови, где все нужные компоненты находились в достаточном количестве, а сахар даже в чрезвычайном избытке. Моя нервная система голодала и требовала еды все больше и больше, при том, что организм был переполнен питательными веществами, но жир, не давая захватить их из крови и направить в голодающие клетки, продолжал откладываться везде, где только мог.

Не правда ли, похоже на отношения между людьми? По крайней мере, у меня всегда было именно так – моя жена и дети утверждали, что я безжалостно отказывался от их нежных чувств и участия в моей жизни, а мне казалось, что они ничего этого мне не давали и никогда не пытались давать, исключая, наверное, то время, когда дети были совсем маленькими. Тогда любовь разливалась от них во все стороны весело, бескорыстно и искренне, и еще можно было понежиться в ее лучах. Когда они стали взрослыми, я почему-то перестал это чувствовать. Что произошло с нами на самом деле? Я ли не умел или не хотел взять, то что дети и жена всю жизнь заботливо сохраняли для меня, или они только делали вид, что готовы поделиться своей нежностью, и каждый раз, протягивая к ней руки и не находя ничего, я растерянно оказывался с пустотой в сердце? Теперь трудно ответить на этот вопрос, но по аналогии с болезнью, от которой я умер, можно предположить, что присутствовало и то и другое – они хотели поделиться со мной своими нежными чувствами, и я крайне нуждался в них, но чего-то не хватало для того, чтобы состоялся этот животворящий процесс, и наша жизнь насытилась, наконец, любовью и радостью. Что-то не пускало нас друг к другу, препятствовало взаимной расположенности, бесстрашной открытости наших сердец, при которой только и можно наполнить друг друга тем великолепным состоянием души, что и называется счастье.

Люди из-за дефицита глюкозы в клетках становятся вялыми, бездеятельными и не в полной мере оценивают тяжесть своего состояния – так говорят врачи. А избыточный, неизрасходованный сахар в крови медленно, но неотвратимо делает свое дело – он связывается с белком и оседает на стенках кровеносных сосудов, появляются выбухания стенок, повышающие и без того прыгающее артериальное давление, глюкоза откладывается в стекловидном теле – падает острота зрения, всевозможные бактерии, в том числе и губительные для человека, прекрасно живут и размножаются в среде с повышенным содержанием сахара, как следствие – плохо заживают любые ранки, везде, где только можно, возникают воспаления, почему-то теряется чувствительность ног, и можно получить ожог, если посидеть у камина, протянув ноги к огню, и потом не очень-то заботиться о лечении, поскольку язвы от ожога практически не беспокоят. Кончается все в разных случаях по-разному: может развиться отек мозга или отек легких, случиться инфаркт, инсульт, при таком течении болезни человек может умереть от любой внезапной инфекции. Чаще всего многие малоприятные вещи наслаиваются одна на другую, одно другим провоцируется и осложняется.

Я замечал, что время от времени у меня чуть немеет верхняя губа, иногда даже казалось, что правая половина лица теряет чувствительность. Я садился и старательно массировал эти места – постепенно онемение проходило, казалось, я научился с этим справляться. В свои семьдесят пять я был по-юношески самонадеян, поскольку, сам того не подозревая, имел дело с симптомами нарушения мозгового кровообращения, которые частенько идут с сахарным диабетом рука об руку. Это было уже начало самого настоящего и зримого конца – кровь поступала в мой мозг с перебоями, где-то рвались капилляры и образовывались крошечные, пока еще не называемые инсультами гематомки, а я по-прежнему ни о чем и не догадывался. Каждую секунду любой из моих изуродованных склерозом сосудов мог, и даже должен был разорваться. Вопрос был только в том, где это произойдет быстрее – в сердце, или в голове.

Произошло в сердце.

Моего отца не стало 29 мая 2043 года. Последнее четыре года он, сохраняя свою репутацию странного, взбалмошного и непредсказуемого человека, изволил жить один в глухой, полузаброшенной деревушке, где жителей было всего человек двадцать, продукты привозил гуманитарный автофургончик, а единственный работающий телефон появился с его приездом. Хотя этот телефон вряд ли можно было назвать полноценным средством связи, так как папа вовсе не считал нужным брать трубку, если ему звонили. Похоже, он просто поставил громкость звонка на нулевую отметку и демонстративно не замечал попыток потревожить его покой. Сам он звонил только маме, и то в случае крайней необходимости. Мы были уверены, что его общение ограничивалось тремя огромными собаками, которые жили у него в доме, спали где им вздумается, и даже беззастенчиво питались из оставленных на столе отцовских тарелок. Мама очень боялась, что он так и умрет там один и будет лежать в своем холодном деревенском доме мертвый, а собаки будут бегать по его телу, а может даже сожрут сам его труп. Несколько раз мама упрашивала Ленку, мою младшую сестру, съездить в деревню к отцу и уговорить его вернуться домой, или хотя бы условиться с кем-то из соседей, чтобы за ним присматривали, и чуть что заподозрят – немедленно звонили нам. Отец игнорировал все мольбы женской части нашей семьи и каждый раз безжалостно отказывался ехать, не соблазняясь даже знакомством с внуками. Надеясь пробудить к жизни папины теплые чувства, Ленка как-то привезла ему крошечного нефритового крокодильчика – подарок от ее старшей дочери, которая еще помнила своего дедушку, часто о нем спрашивала и передавала приветы. Но этот трогательный детский подарок так и остался без внимания. Ребенку, конечно, сказали, что дедушке очень понравился крокодильчик, что он передавал приветы и поцелуи, а на самом деле ничего такого не было. Вместо этого мой отец заявил своей дочери, что все мировоззренческие выводы он успел сделать, наблюдая за своими детьми, и пусть внуками, равно как и правнуками интересуются их собственные родители. Крокодильчика он велел поставить на камин, даже не посмотрев на него.