– Во-от, вот здесь читай, – Лесли ткнул пальцем внизу страницы, потом, потеряв терпение, выхватил ее из рук и начал зачитывать вслух: – “Следствию удалось добиться значительных успехов, благодаря старшему инспектору Эмори Редкресту. Инспектор Редкрест проявил профессионализм и инициативность, демонстрирующие блестящую работу Алькенбругской полиции, и будет в дальнейшем содействовать в поимке убийцы или убийц”.

– Завтра у тебя большой день, – добавил Ошин.

Когда они вкатились в Блэксмит, уже почти стемнело. Они пропустили по пинте пива, оставаясь у барной стойки, пока Эмори быстро рассказывал им о произошедшем утром в Маргене.

– То есть, ты хочешь сказать, что это случайность? – скривившись, спросил Лесли.

– Ну, не совсем так, – ответил Эмори. – Вы сами знаете, что я не упускал возможности отправиться туда, где убийца мог – шанс из ста – появиться. Но в целом, это скорее слепая удача, чем “блестящая работа”.

– Это все твоя чертова скромность, – выплюнул Лесли, к тому времени уже уговаривая вторую пинту. – Политикам всегда нужен мальчик для афиши, и ты – Ошин не даст соврать – подходишь на эту роль.

Ошин безучастно пожал плечами.

В пабе стоял протухший воздух, гомон развязных, подвыпивший голосов и тусклый газовый свет не давал Эмори вырваться из чувства нереальности, будто он задремал в поезде по пути из Маргена, да так и не проснулся. Что-то пошло не так. Как и в любом сне, цепь событий сшивалась в безупречный узор логической последовательности, стежок в стежке, но одно было известно наверняка – к утру от него останется только лохматый узел абсурдных событий.

– Пожалуй, мне пора откланяться, – Эмори опустил пару монет рядом с недопитой кружкой.

– Эх, парень, завтра!.. – Лесли снова с энтузиазмом схватился за его плечо, но так и не договорил, увидев знакомую компанию за одним из дальних столов.

Распрощавшись, Эмори и Ошин отправились ловить извозчика. Начался мокрый снег, он опадал на поля шляп, но не долетал до земли. Немного постояли на мокрой мостовой молча.

– Нужно обсудить нечто важное, – сказал Эмори.

– Завтра, до твоей встречи с чинами?

Эмори помотал головой.

– Прямо сейчас, и желательно у меня дома.

– Скандальное предложение, – ровно сказал Ошин, втаптывая что-то невидимое в дорожную грязь. – Согласен.

Эмори квартировался на втором этаже не самого чистого или красивого блокированного дома в Алькенбруге, зато имел личный вход со двора, а с ним – иллюзию обособленности, насколько ее можно вообще было поддерживать в пределах столицы. Ему нравилось быть полноправным хозяином, какими бы скромными ни были его владения.

В прихожей, которая по совместительству была гостинной, столовой и рабочим кабинетом, все было ровно так, как он оставил – аккуратно и на своих местах. Добавился лишь неуловимый запах, который можно почувствовать только вернувшись из далекой дороги, – запах собственной повседневности.

Закрыв дверь на замок, Эмори снял шляпу, отряхнул пальто. Ошин безучастно взял их из его рук, потому что стоял ближе к вешалке, и Эмори на миг кольнуло – вдруг он прогадал? Не то время, не то место? Сомнение вспыхнуло и погасло быстрее, чем его рука легла на плечо Ошина, тело потянулось к телу, и за скованным фасадом разлилось знакомое тепло.

Эмори целовал долго, но не жадно, словно наслаждаясь возвращением. Ошин был частью этого его мира – не только слаженной алькенбругской жизни, разукрашенных огнями ночей, королевских праздничных парадов, но и обратной стороны – грязи, причиняемой походя жестокости, круговерти глупого, мелочного зла. Но, по натуре всех магиков, Ошин обитал в нескольких степенях удаленности, это позволяло ему видеть больше и чувствовать вширь, и в то же время – оставлять свое нутро на расстоянии вытянутой руки от происходящего, если того требовал инстинкт самосохранения.

Эмори завидовал этой способности.

Когда его руки потащили за край рубашки, Эмори поймал его и с разочарованным вздохом прервал поцелуй:

– Я знаю, это ужасно. Но у меня действительно есть к тебе дело.

– Приступим, не теряя времени, – лицо Ошина было целиком серьезно, выдавал только блеск черных глаз.

Когда Эмори принес из кухни два черных чая без сливок, Ошин сидел, закатав рукава, и сканировал привезенную из Маргена книжку вдоль и поперек.

– Это улика? – спросил он, отпивая горячий чай.

– Это зацепка.

Эмори уперся локтями в широко расставленные колени и подпер голову кулаком, разглядывая томик в руках Ошина.

– Я крутил эту печать и так, и этак. Сейчас больше всего в мире я надеюсь, что ты вдруг вспомнишь, что ей пользуются в какой-нибудь тайной магической ложе.

– Эмори, это сигил Министерства внутренних дел, и ты сам прекрасно это знаешь. Им отмечают огромное количество казенных вещей, в том числе книги. В остальном – не могу добавить ничего выше того, что тебе рассказала маргенская магичка. Увы, сегодня у нас обоих вечер разочарований.

Эмори сдался, начиная улыбаться уголком рта.

– На твоем месте я бы не был так уверен.

– Как скажете, инспектор Редкрест.

Упав, выдохшийся, на подушку, Эмори закрыл глаза и изо всех сил схватился за крошечный миг небытия, который еще гулял в его теле. Поздно. Он сел, будто наконец проснулся. Темноту нарушил желтый огонек – Ошин зажигал папиросы от пальцев, когда никто не видел. Многие считали это клоунским трюком.

– Завтра я должен им об этом рассказать, верно? – сказал Эмори, глядя в темно-синее, запотевшее окно, пропускающее в комнату разве что далекое эхо уличного света. – Я же не могу умолчать о том, что убитый был как-то связан с министерством?

Ошин фыркнул, но другого не ожидал.

– Говори или нет, какой толк? Мало ли у кого студент мог одолжить книгу, это еще не подразумевает причастности, – Ошин выпустил поток сизого дыма в потолок. – Хотя нет, один результат будет: сэр Генри вцепится в этот факт, чтобы надавить на Аматоре и ее некомпетентность, что бы это ни значило.

Эмори озадаченно повернулся к нему:

– Сэр кто?

– Генри Клейтон, советник.

– И с каких пор ты его так называешь, Ошин? Сэр Генри, сэр Генри… – Эмори повторил несколько раз, потирая рукой колючий подбородок.

Советник по безопасности не был подотчетен министерству, только королевской семье, и о его работе ходило много слухов, поражающих воображение – как хороших, так и плохих. Тем не менее, он был кем-то вроде крестного отца для молодых людей и девушек, желавших сделать достойную карьеру в обороне.

– У тебя есть предположения, зачем так называемый сэр Генри мог вести частную корреспонденцию с Киллианом Доэрти, студентом-юристом из Маргена?

– Стоп, – Ошин сел так резко, что чуть не прожег постель. – А теперь еще раз.

Эмори встал с кровати, вышел в гостиную и быстро вернулся – теперь на нем была хотя бы рубашка, а в руке – мятый листок.

– “С. Г.”? – Ошин недоверчиво вгляделся в первую строчку. – Инспектор, что вы подливали себе в чай? Я из головы могу придумать дюжину имен с такими инициалами.

– Мы должны проверить, – сказал Эмори, как поставил точку.

Он стоял напротив, скрестив руки на груди и сжав губы. Несмотря на выжидающее выражение лица, Ошин понимал безошибочно – сейчас Эмори чувствует, как под ним разгораются угли, и любой рациональный довод будет только распалять этот костер.

– Мы?

– Да. Ты и я, просто зададим сэру Генри несколько вопросов.

Ошин попытался возразить.

– Скажем ему, – Эмори повысил голос, предотвращая протесты, и начал пояснительно жестикулировать перед лицом Ошина, – что дело срочное, ведь единственная зацепка – это связь с министерской печатью, а он – своего рода третье лицо. И мы были обязаны сообщить об этом до официальной встречи, чтобы он успел задействовать собственные ресурсы…

Не выдержав, Ошин схватил его за руки, лишь бы прервать этот поток, с которым, он знал, ни одной живой душе не справиться. Эмори жил такими моментами, и, вполне вероятно, именно этим ему и нравился.