— М-м-м, — протянул Тесей, наблюдая, как разматывается гирлянда вслед за движениями палочки.
— Ты тогда, кажется, впервые меня в губы поцеловал, когда ссадину вылечил.
У брата на лице появилось странное выражение.
— Просто на радостях, что не придётся ничего матери объяснять, — сказал он непринуждённым тоном, отвернувшись. А потом перевёл тему: — Ньютон, где те салфетки с пляшущими Санта-Клаусами?
— На столе. Ты же сам их разложил.
Тесей издал недовольный звук.
— Не выношу эту суету. А почему у тебя, брат мой, руки не заняты? Держи и развешивай.
Он вывалил все гирлянды на Ньюта и вышел из комнаты.
— Ты ведь знаешь меня, я пойду украшать стойла гиппогрифов, — крикнул Ньют вдогонку.
— Да хоть гнездо акромантулов! — донеслось из кухни.
Когда Ньют протягивал гирлянду у стены над праздничным столом, Тесей вернулся со сливочной помадкой.
— Стянул с противня, — сказал он, поднося помадку ко рту Ньюта. Тот схватил её губами целиком и рассеянно облизал пальцы Тесея. Остановился он, лишь заметив остекленевший взгляд.
— Знаешь, — хрипло сказал Тесей через паузу, — я помню, что в сочельник мы решили спать рядом, но серьёзно думаю отказаться от этой нашей традиции.
— Ни слова, — предупредил Тесей, залезая к Ньюту под одеяло. Тот фыркнул. — Мы сейчас просто будем лежать и засыпать, не делая ничего недозволенного. Совсем… — Он поцеловал Ньюта в подбородок. — …Ничего. — Лёгкий поцелуй в губы.
Он был немного навеселе от выпитого и хотел обниматься. Ньют не был против, совсем нет, и где-то в глубине души он надеялся, что раз Тесей слегка пьян, то может быть, они…
В голове брата были прочерчены чёткие границы, совершенно, на взгляд Ньюта, бессмысленные. Он помнил недавний нервный срыв Тесея, когда тот заперся в ванной на час и вышел с красными глазами. Вот что бывает, когда хочешь быть нормальным — старостой, отличником, метишь на хорошую работу, — но пришитая белыми нитками нормальность даёт сбои.
«Ну что, есть ли уже у вас девушки?»
Да как сказать, бабуля.
Ньют в сомнениях закусил нижнюю губу, ощутил вдруг на ней что-то — словно шрам — но решил, что показалось. Неожиданно осмелев, Ньют расстегнул пижамную рубашку и стянул штаны — под одеялом ему это удалось не сразу. А потом начал расстёгивать рубашку Тесея. Тот глядел на Ньюта с удивлением, не сопротивляясь.
— Ты с ума сошёл? — Вопрос больше походил на утверждение.
— Больше ничего не буду делать, — сказал Ньют, кладя руки под голову. — Я — не буду.
И стал ждать, затаив дыхание.
Он знал, что Тесею хотелось, очень хотелось, и к тому же давно. Может быть, даже дольше, чем он мог себе признаться.
Секунды текли, а потом рядом раздался шорох: Тесей, не отводя взгляда от Ньюта, начал раздеваться.
Наконец он прижался вплотную, обнажённый, влажно поцеловав в шею, а потом лизнув за ухом. Ньют млел, боясь шелохнуться, от этих непривычных и желанных прикосновений, чувствуя, как быстро поднимается возбуждение. Рука то бродила по талии Ньюта, то спускалась на бедро, а вставший член Тесея дотрагивался до живота, и Ньют каждый раз вздрагивал, не решаясь прикоснуться. Поцелуи в губы наконец-то стали такими, какими должны быть, и Ньют прижимал к себе голову Тесея, жадно облизывая губы и посасывая его язык. Поцелуй отдавал вином и пьянил не хуже.
Тесей отстранился — это далось ему с трудом. Он посмотрел на Ньюта в изумлении.
— Как мы дошли до такого? — спросил Тесей, и, явно не владея собой, обхватил губами его сосок, лизнув. Ньют выгнулся, подался вверх бёдрами и охнул, а потом снова, когда Тесей прихватил зубами кожу на предплечье.
А когда он начал спускаться ниже — трогая губами, языком — Ньют обратил рассеянный взгляд на окно, на ту часть неба, которую он мог видеть с кровати. Плохо воспринимая реальность затуманенным сознанием, он наблюдал, как за окном пускали волшебные фейерверки, расцвечивающие темноту огнями; золотые фениксы, состоящие из сплошных искр, взлетали, истаивая в воздухе.
Губы Тесея были уже в самом низу живота, и Ньют выдохнул в напряжённом ожидании. Но ничего не случилось.
— Я не могу.
Тесей лёг на подушку, смотря куда угодно, только не на Ньюта.
— Не могу!
Повисла пауза.
— Тогда я, — сказал Ньют, ныряя под одеяло.
— Нет!
Тесей попытался вытащить его за предплечья, Ньют сопротивлялся; они хватались друг за друга в этой бесполезной борьбе — руками, ногами — пока не остановились, тяжело дыша. Их тела были невыносимо близко, члены зажаты меж животами. Ньют сдавливал коленями бёдра Тесея, чувствуя его крепкую хватку сзади на шее. Ньют тоже обхватил его руками и двинулся бёдрами немного вверх — и снова, и снова. Тесей издал сдавленный стон, содрогнулся, и между ними стало влажно от спермы.
Они молчали; Тесей нервно облизал губы и посмотрел на Ньюта с ужасом — не двигаясь, не пытаясь отстраниться. Ньют одними губами сказал «прости», но терпеть он больше не мог. Хватило всего пару раз провести по члену, и Ньют тоже застонал, утыкаясь Тесею носом между ключиц, втягивая губами кожу.
Когда Ньют поднял голову, щёку словно обожгло. В следующую секунду Тесей грубо оттолкнул его и ушёл на свою кровать, накрываясь с головой. Ньют смотрел на него, закусив до боли пальцы.
*
Если бы было лето, Ньют ушёл бы к реке и ждал в прохладной тени, когда раздастся звук знакомых шагов и Тесей спустится по склону, улыбаясь устало и снисходительно, как улыбаются родители детям или старшие братья — младшим. Но была зима, снег не прекращался, и реку давно затянуло льдом, а склон превратился в опасную снежную горку.
Наверное, они уже разучились мириться по-другому, или — но Ньют не хотел об этом думать — последний раз был серьёзнее прочих. Хотя Ньют плохо понимал, за что Тесей на него злится.
Но поговорить не получалось.
Они натянуто общались друг с другом ради бабушки с дедушкой, но мама, конечно же, заметила и позвала их на кухню.
— Какая муха вас обоих укусила? — спросила она, смотря по очереди то на Тесея, то на Ньюта. — Кто же ссорится на Рождество?
Ответом ей было виноватое молчание.
Мама поджала губы и вытолкала их в комнату.
— Пока не поговорите, не возвращайтесь! — сказала она сердито, закрывая дверь. — С ума сошли, нашли, когда ругаться, — донёсся её приглушённый удаляющийся голос.
Тесей угрюмо посмотрел на Ньюта со своей кровати. Тот сел на свою и опустил глаза на собственные пальцы. Воздух уже привычно задрожал, очертания поплыли, но Ньюту сейчас было не до аномалий, какими бы странными те не казались.
— А я ни о чём не жалею, — произнёс Ньют, адресуясь пальцам. — Только о том, что ты такой ханжа.
Он искоса глянул на Тесея. Тот сидел не двигаясь и сжав простыни.
— Но я всё равно тебя люблю, — продолжил Ньют. — И по-братски, и… по-другому. Жаль, что я никогда, наверное, этого от тебя не услышу… Мне нечего больше сказать, — тихо завершил он.
Вскоре раздался вздох, и Тесей подсел рядом, обняв за плечи.
— Мне порой кажется, что ты взрослее, чем я, — сказал он. — Извини, что был мудаком. Но это надо прекращать.
Он встал. Ньют не хотел поднимать на него глаза.
— Я не буду возражать, если ты сблизишься с той своей подругой, Литой, — произнёс Тесей мученически, прежде чем выйти.
Ньют догадывался, что он снова наверняка заперся в ванной, но помочь ничем ему не мог. И себе — тоже.
*
Иногда Ньют думал о том, как он влюбился в Тесея, но у него ни разу не получалось найти эту поворотную точку, когда что-то в их братской привязанности изменилось, преломившись в кривом зеркале — ведь первый поцелуй не мог быть самым началом. Казалось, Ньют полюбил в ответ, потому что иначе не мог, потому что, несмотря на внутреннюю несхожесть с Тесеем, всё равно слишком долго пробыл бок о бок с ним, научившись считывать его любовь, которая пряталась за маской обычного покровительства старшего брата. Считывать — и отвечать тем же.