Тишину в комнате разрывали только влажные звуки, которые издавали губы Тесея на члене. Ньют очень хотел бы видеть лицо брата, но его кудри свесились на лоб, скрывая черты. Тут Тесей отстранился, чтобы помочь себе рукой, и Ньют увидел его порозовевшие щёки, его смеющиеся глаза и красные губы. Потом Тесей склонился, спутанные кудри снова щекотно упали на пах, и Ньют кончил, закусив собственные пальцы, откинувшись на кровать. Он почувствовал, как Тесей слизывает с его члена сперму и сглатывает её.
— Спасибо, — пробормотал Ньют растерянно, глядя, как Тесей поднимается и смотрит на часы. — Теперь давай я сделаю… что-нибудь.
— Нет времени, — отозвался брат, собирая с пола их одежду и бросая её на кресло. — Через минуту будильник. — Он вздохнул. — А теперь вставай и пойдём в ванную. Мне не дают покоя твои чёртовы усы, если их можно так назвать.
— Что с ними не так? — спросил Ньют громче, чем следовало, и Тесей прижал палец к губам, а потом отвернулся, доставая из шкафа халат. — Их не видно! — закончил Ньют уже шёпотом.
— Я их вижу. И чувствую, что ещё хуже. Ты в моей постели, Ньют, и будешь соблюдать мои правила.
И снова Тесей стал занудой. Внутри него словно был какой-то переключатель, и Ньют думал: нельзя ли переключить его обратно, на того Тесея, который так явно, так очевидно любит секс и умеет им наслаждаться?..
Прозвенел будильник, часы заплясали на комоде, напевая лихую даже с точки зрения Ньюта песню о разгульном бродяге, но её главное преимущество было неоспоримым — она бы и мёртвого из гроба подняла. Визжащие скрипки аккомпанировали хриплому голосу, который ужасно пел по-гэльски, но Ньют разобрал что-то про виски и пиво.
Он поднял брови, но Тесей лишь хмыкнул. Догнав стремительно убегающий с комода будильник, он коснулся его палочкой и тут же поволок Ньюта в ванную, смежную со спальней. Даже одеться не дал.
— Не пытайся сделать меня своей копией, — сказал Ньют, когда Тесей, глядя на них обоих в зеркало, попробовал привести вихор на лбу Ньюта в более цивилизованный вид.
— Да. Наверное, это бессмысленно.
Он задумчиво приобнял за плечи, встав сзади. Так их разница в росте была ещё очевиднее, и Ньют уныло смотрел, невольно опять сравнивая.
— Мы просто разные, Ньют.
— Я вижу. Знаю.
— Ну вот. И это просто…
Что «просто» — Тесей так и не придумал и опёрся локтями на голые плечи Ньюта, свесив руки. Оба замерли в отражении, одинаково озадаченные, словно пытаясь узнать и не узнавая; пытаясь рассмотреть друг друга в новом качестве.
Брат. Друг. Любовник.
— Что теперь будет? — спросил Ньют вслух и сам испугался своего вопроса. Тесей ответил не сразу: занятый своими мыслями, он встрепенулся с опозданием.
— Что будет? — переспросил он. — Будет завтрак.
И улыбнулся. А потом добавил:
— Я покажу тебе заклинание избавления от щетины. Повторяй за мной, а в Хогвартсе уже опробуешь на практике. Но осторожнее: я так однажды лишился бровей.
И они пробовали, Тесей был по-учительски серьёзен, а Ньют чувствовал себя дураком, стоя перед зеркалом обнажённым и размахивая несуществующей палочкой. А после ему пришлось убегать к себе — быстро, чтобы не опоздать к завтраку. Ньют в одних только штанах тихо прикрывал дверь Тесея, боясь скрипа, и в несколько шагов преодолевал короткий коридор. Сердце стучало где-то в горле в сумасшедшем ритме, и он улыбался, разглядывая качающегося на лампе Пикетта.
А потом Ньют посмотрел на календарь.
Было тридцатое августа.
— Пора собираться к школе, Ньют, — сказала за завтраком мама. — Чтобы не оказалось, что твой галстук сжевал… кто его сжевал в том году?
— Глиноклок. Но это была случайность!
— Твой младший сын — одна сплошная случайность, — встряла бабушка, промокнув губы салфеткой, и отец тихо хмыкнул за своей неизменной газетой.
Ньют уставился в тарелку. Такие замечания были привычными, и хоть они не расстраивали, как раньше, всё же сложно было оставаться полностью равнодушным. Он потянулся за тостом и замер на полпути — ноги коснулась нога. Тесей.
— Знаете, — сказал Тесей, — если бы мне так говорили постоянно, я бы и не пытался кем-то стать. Зачем, если во мне разочаровались заранее?
Он невозмутимо подцепил вилкой кусочек помидора. Ньют смотрел на его руки, не веря ушам и всё ещё не решаясь поднять взгляд.
— Тесей… — осуждающе начал отец, но оборвался. — Хотя нет. Ньют, извини. Нет-нет, мама, — он поднял руку, едва бабушка издала недоверчивый смешок. — Это было действительно лишним. Но лучше бы тебе, Ньют… — Тот поднял глаза на отца и встретил его взгляд. — …Лучше бы тебе действительно быть готовым заранее к школе. Последний год, как-никак.
— Хорошо, — сказал Ньют тихо, — я соберусь вовремя.
— И я помогу, — встрял Тесей.
Под столом он опять коснулся ноги туфлей, словно ободряя. Потом обратился к отцу с вопросом о каком-то общем знакомом из министерства, и Ньют привычно включил избирательную глухоту, слушая лишь голос Тесея, но не вникая в слова. Брат выглядел и вёл себя совершенно обычно, и только Ньют знал, что под столом их ноги соприкасаются — единственная взаимная ласка, которую они могут позволить себе на глазах у семьи.
Выполняя данное отцу обещание, Ньют после своего обычного похода в денники выволок из-под кровати чемодан, проверяя его содержимое. С прошлого года на дне валялись сломанные перья, чернильница с трещиной (опасно; лучше дать Тесею починить), обрывки свитков пергамента и скорлупки яиц какой-то птицы. Ньют рассмотрел их при свете, взяв в пальцы — оказалось, это когда-то были яйца болтрушайки. Ньют убей не помнил, почему скорлупки оказались тут.
— Уже начал? — поинтересовался Тесей, возникая в дверях. — Хорошо. Я как-то раз открыл чемодан в конце лета, а там оказался забытый сэндвич. Просто представь себе запах…
Ньют с удивлением воззрился на него.
— Ты не рассказывал.
— Я же должен показывать во всём пример. Как я считал. И как они считали. — Тесей вошёл, закрыл дверь и наложил чары против подслушивания. — Но сейчас мне кажется, что это неудачное решение — стараться выглядеть для тебя непогрешимым. Ты меня до сих пор таким видишь?
Ньют хотел иронично напомнить о том, что было между ними ночью — после этого о непогрешимости не могло быть и речи, — но осознал, что не всё так однозначно в его душе. Тесей глядел на него вопросительно, безупречный внешне в этом своём костюме с голубой полоской под цвет глаз. Аврор, староста школы, лучшие оценки и идеальные результаты на ЖАБА по чарам.
— Ты молчишь слишком долго, Ньют. Я понял.
Тесей сел на кровать, морщинка прорезала его лоб.
— Если тебе от этого станет легче, на меня тоже давили, ты просто не помнишь. Быть старшим — это…
— …Не так просто, да? Я верю, Тесей. — Ньют опустился на пол, откинулся на ноги брата спиной. — Но тебя ни с кем не сравнивали.
— Ещё как сравнивали. Годом раньше у тёти Деметры родился сын. Помнишь Доннала?
— И кто он сейчас?
Тесей замялся.
— Кажется, помогает в какой-то лавке в Косом переулке.
Ньют ответил красноречивым молчанием, и Тесей добавил поспешно:
— Но он подавал надежды.
— Ладно, ладно.
Ньют начал задумчиво вертеть в руках чернильницу с трещиной, и тут ощутил: в волосы вплелись пальцы, погладили по макушке.
— Я помню, когда мама тебя вынашивала, — раздалось сверху, и Ньют даже обернулся: Тесей редко уходил в такие воспоминания. — …Я тогда ещё плохо понимал, но, помню, мама спросила, хочу ли я брата.
— И что ты ответил?
— Я сказал, что лучше шишугу.
Ньют прыснул, и Тесей потянул его к себе, молча повернул лицом, безмолвно прося сесть сверху на колени, что Ньют и сделал. Они обнялись.
— И что бы ты сейчас сказал?
— Ну, шишуга на самом деле тоже неплохо…
— Тесей.
— Тогда не задавай глупых вопросов.
Ткань костюма Тесея почти не давала ощутить тепло его тела, и Ньют тщетно пробовал подлезть за эти бесконечные слои — пиджак, жилет, рубашка… Брат уже был облачён в свою обычную многослойную броню, но Ньют хотел его потрогать сейчас.
