Раздался шелест крыльев, и авгурий приземлился рядом. Волк лениво щёлкнул зубами в его сторону, но явно для проформы.

— Ты не оставил меня у фей, — заклекотал авгурий, — не дал им запереть меня в клетку, лишить свободы! За это я возвращаю тебе ещё один гейс, как если бы он не был нарушен.

Птица расправила крылья, коснулась ими головы Ньюта — и резко поднялась в воздух, села опять на ветку. Сил прибавилось, и Ньют смог приподняться на локте.

Гриндевальд вернулся, уже одетый, и наблюдал с немым изумлением за тем, как саламандра, вся в ярких язычках пламени, выбежала из костра и приблизилась к Ньюту. Тот протянул к ней пальцы.

— Не стоит, обожжёшься! — пискнула саламандра. — Здешний огонь — славный огонь, жаркий! Спасибо, что вытащил меня из ручья, Смерть оставила меня там, потому что я была слишком слаба, чтобы жить. Но ты помог, ты дал мне жизнь, дал мне этот волшебный огонь, до которого я бы не добралась! Благодарю тебя, туат, и возвращаю тебе один гейс, как если бы он не был нарушен.

Гриндевальд хохотнул и сел по-турецки, подперев щёку рукой, зажмурил всё ещё слепой глаз.

— Чувствую себя персонажем сказки. Что это за магия? Наделение разумом так не работает, на заколдованных людей твои звери тоже не походят. Как много мы потеряли, Скамандер, как много мы забыли…

— Пока мы творим обряды, пока помним и передаем свои знания — древняя магия будет жить, — твёрдо сказал Ньют и провёл рукой по покрытому испариной лбу. Слабость снова охватила тело, и Ньют опустился на землю. Подлетевшая сова схватила его за мочку уха, довольно болезненно.

— Вы со спутником излечили мне крыло, — ухнула сова. — Смерть хотела забрать меня, убить и сделать её помощником, но вы спасли меня от этой участи. Здесь она меня не отыщет. Тебе, туат, возвращается один гейс, как если бы он не был нарушен. Спутник же твой вновь да зрение обретёт.

Она повела крылом, коснувшись волос Ньюта, а потом снялась с места, сделала круг и пролетела над Гриндевальдом. Тот схватился за глаз, согнувшись, а потом медленно опустил ладонь.

Ньют увидел: с пророческого глаза сошла мутная пелена, и тот снова стал светло-голубым. Гриндевальд моргнул и выдохнул с облегчением.

— Спасибо, — крикнул он сове, устроившейся неподалёку на ветке Древа. Раздалось ответное уханье, и воцарилась тишина. Гриндевальд осмотрелся по сторонам, словно ожидая, что придёт кто-то ещё.

— Четыре, — весомо произнёс он. — Похоже, не хватает одного.

Ньюту хватило секунды, чтобы понять. Они находились в потустороннем мире с его законами и сами, своими руками и действиями, творили миф. Тара дала Ньюту реальную возможность спастись, а он её проморгал.

— Джарви, — сокрушенно пробормотал Ньют. — Если бы я вырвал его из рук Смерти…

— Перестань.

Гриндевальд задумчиво поводил палочкой над Ньютом, вгляделся в дымку, которая вышла из неё. Дымка пульсировала красным.

— Знаешь, что я не люблю в древней магии? Её незыблемые законы, опирающиеся на что угодно, кроме здравого смысла. Если тебе отменили нарушение четырёх гейсов, ты не должен умирать, но…

— …Но вот он я, — невесело усмехнулся Ньют и снова закрыл глаза. Веки были тяжёлыми, словно он не спал неделю.

— Что требуется сделать по правилам этого мира? — вслух размышлял Гриндевальд. — Выход наверняка есть.

— Я-то считал, вы всё-таки убить меня надумали.

— Поначалу.

— Лестно, — пробормотал Ньют. — Но не очень. Вы мне всё равно были должны.

— Я помню, и заткнись уже наконец.

Судя по звукам, он встал, его шаги раздавались рядом, то утихая, то становясь громче. Потом он остановился, и Ньют услышал смех.

— Вот оно что! — выкрикнул Гриндевальд. — Да, иначе и быть не может.

Ньют приоткрыл один глаз и сощурился, силясь разглядеть хоть что-то, но его взору были доступны только высокие сапоги, перепачканные осенней грязью. Потом сапоги подошли вплотную, Ньют даже смог разглядеть на них мелкие листики. Гриндевальд, казалось, рассматривал Ньюта пристально, словно размышляя о чём-то. Тот внезапно осознал, что всё ещё обнажён, и ему стало неуютно. Он натянул пальто выше, прикрывая голое плечо.

Тут Ньют заметил, что в руке Гриндевальд держит копьё, опирая древко о землю.

— Ещё я не люблю в древней магии, — продолжил Гриндевальд, воскресая прерванный разговор, — что она всегда предлагает выбор: либо всё, либо ничего. Однако сам этот выбор по сути ложен, есть только один верный путь, но выявить его зачастую не так просто.

Ньют с трудом перевернулся на спину: он не понимал, что происходит. Лицо Гриндевальда выражало глубокое сомнение.

— Так вот, — подытожил он, — что мне стоит сделать? Спасти тебя?

Он провёл ладонью по древку.

— Но вот в чём загвоздка: для этого мне, похоже, нужно отказаться от копья. Я не думаю, что ты стоишь того.

Глаза Ньюта расширились.

Гриндевальд опустился на корточки, и, положив копьё рядом, тронул лицо Ньюта, погладил по щеке и намотал на палец прядь из чёлки, потянул — слабо, почти неощутимо. Его ладонь пробралась под пальто и обхватила плечо; после Гриндевальд мягкими прикосновениями добрался до кадыка и ключиц.

— Ты этого не стоишь, — повторил он, но его светлые брови сошлись на переносице. Он колебался.

— А я обязан быть равноценным копью Луга? — Ньют рассеянно улыбнулся. — Если вы оцениваете всё вокруг только по пользе для себя… что ж. Боюсь, я стою в разы меньше. И помогать вам в любом случае не буду.

Гриндевальд хмыкнул.

— Ты похож на него. Сразу видно старательного ученика.

— Вот здесь… вы ошибаетесь, — вяло возразил Ньют. Язык начал заплетаться. — Моим… примером для подражания всегда был Тесей.

Сознание будто покачивалось на мягких волнах, уплывало куда-то вдаль, подкидывая напоследок дорогие лица вспышками — мама, Тесей, Альбус… Это было больно, и Ньют бы предпочёл боль физическую, лишь бы не оставаться один на один с собственными мыслями. А потом он услышал голос:

— Смотри, Скамандер.

Расплывчатая фигура Гриндевальда подняла копьё, замахнулась и метнула его в сторону Мирового Древа. Полыхнула яркая вспышка, и земля содрогнулась, потеплела.

— Что, богам нужно озвучить? Ладно. Я отказываясь от копья, чтобы… как там было? Чтобы возвратить один гейс, как если бы он не был нарушен.

Внезапный ветер поднял пыль вихрем, листва на Древе зашумела, и авгурий с совой снялись с веток, качнувшихся под сильным порывом. Авгурий крикнул трижды заунывно, прежде чем направиться в сторону от острова, летя по направлению к долгожданному рассвету.

Снова будет дождь, подумал Ньют, будто пробуждаясь ото сна. Он поднял голову, борясь с тошнотой; ветер спутал волосы на голове, бросил в лицо.

Будет добрый дождь.

— И никакой благодарности! — воскликнул Гриндевальд, перекрикивая поднявшуюся бурю. Он показал на копьё, которое исчезало в Древе, медленно проникая сквозь кору, хлопнул в ладони с удовлетворением. Казалось, что Гриндевальд наслаждается ситуацией.

— Зачем вы это сделали?.. — громко спросил Ньют, силясь переорать ветер, и тут же закашлялся. Силы медленно возвращались, и Ньют сел, опираясь на ладони.

— Из нескольких соображений, объяснять которые я тебе не собираюсь.

Он подошёл, дёрнул за руку.

— Поднимайся, ты больше не умираешь. Хватит притворяться.

Ньют ухватился за его запястье и неуверенно встал, придерживая чужое пальто. Его полы хлопали вокруг колен, били по ногам. Гриндевальд отнял пальто, накинул себе на плечи и коротким жестом указал на одежду Ньюта, лежащую у костра.

Пламя, сносимое ветром, трепетало и неумолимо гасло, становилось холоднее: осень вернулась на остров. Ньют начал одеваться, глупо улыбаясь и пытаясь скрыть эту неподходящую к ситуации улыбку.

Гриндевальд подошёл сзади, когда Ньют застёгивал брюки, перехватил руку, потянувшуюся за рубашкой. Ньют нехотя позволил ему дотронуться губами до шеи.

— Я бы предложил короткие встречи на нейтральной территории, — раздался голос рядом с ухом. — Ни к чему не обязывающие. Пара часов, во время которых можно забыть, что мы идеологические противники.