Она провела пальцами вдоль голубой сетки вен на тыльной стороне ладони, слегка коснулась губами длинных пальцев, уловив едва различимый сладковатый запах чернил.
— И хоть вы не нуждаетесь в благодарности, я говорю вам «Спасибо».
Шарлотта рискнула взглянуть на патриция, который выглядел удивленным и заинтересованным одновременно. Она некоторое время разглядывала его лицо, словно пытаясь навсегда запомнить эти черты: высокий лоб, удивленно вскинутые брови, пронзительно-синие глаза, резко очерченные лучами закатного солнца скулы, тень улыбки на тонких губах. Эта не-улыбка притягивала взгляд, Шарлотта чувствовала, как под аккомпанемент сбивающегося с ритма сердца ее влечет вперед.
— Зачем вам это, Шарлотта? — голос Ветинари звучал тихо и устало.
Она вздрогнула, услышав собственное имя.
— Я этого хочу… Хэвлок.
Шарлотта поразилась простоте и ясности ответа. Не имея возможности подумать хорошенько, она ляпнула первое, что пришло ей в голову. И, как часто это бывает, попала в точку. Она просто этого хотела. И своим ответом она застала патриция врасплох. Если первое «зачем» было задано из любопытства, то это «зачем» звучало как просьба. И об этой просьбе лорд Ветинари явно сразу же пожалел: неуверенность, тень которой Шарлотта успела поймать в его взгляде сменилась куда более привычной холодностью. Она внезапно поняла, что не одну ее одолевают сомнения и не смогла сдержать улыбки, решив пояснить:
— Мне всегда казалось, что люди похожи на комнаты: большие и маленькие, уютные и холодные, пустые и захламленные, обжитые и пустующие. В комнату всегда ведет дверь. Кто-то оставляет дверь нараспашку, кто-то надежно запирает, одни готовы отдать ключ первому встречному, другие только очень узкому кругу доверенных лиц, а третьи выбрасывают ключ куда подальше. Когда я вижу большую тяжелую дверь, надежно запертую на множество засовов и замков, я не могу побороть любопытство выяснить, что же скрывается за этой дверью, особенно, когда у меня предчувствие, что мне понравится то, что я за ней обнаружу.
Снова коснувшись губами тонких сухих пальцев, она произнесла уже уверенно:
— Я этого хочу. И это ровно на одно «хочу» меньше, чем требуется.
Шарлотта закрыла глаза, сделала глубокий вдох и, резко развернувшись на каблуках, выскочила из кабинета, не проронив больше ни слова.
Лорд Ветинари все еще стоял у окна и задумчиво разглядывал свою руку, когда услышал за спиной шаги своего секретаря. Проводив взглядом женскую фигуру, стремительно пересекавшую площадь перед дворцом, он отвернулся от окна и спросил:
— Стукпостук, как ты считаешь, я — хороший человек?
— Боюсь, ваш вопрос требует уточнения, сэр, — секретарь выглядел озадаченным. Он привык к приступам меланхолии своего начальника, которые часто сопровождались глубокомысленными рассуждениями. Однако в данный момент вопрос, очевидно, был как-то связан со спешно покинувшей этот кабинет женщиной. Эта территория оставалась для Стукпостука неизведанной.
— Я спрашиваю твое мнение. Как считаешь лично ты?
Молодой человек закатил глаза, обдумывая свой ответ. Затем его взгляд упал на стоящую на краю стола кружку с надписью «Самому замечательному боссу в мире» [2].
_________________________________
[2] Эта кружка являлась доминантой в интерьере Продолговатого кабинета. Своей неуместностью она вносила диссонанс в стройный ансамбль письменных принадлежностей, (не)выгодно выделяясь на фоне деловой обстановки.
_________________________________
— Несомненно, сэр. Я считаю вас хорошим человеком.
Лорд Ветинари удовлетворенно кивнул.
— Миссис Лисенер выглядела весьма встревоженной, покидая дворец, — заметил секретарь, протягивая патрицию увесистую стопку документов.
— По всей видимости, события и впечатления последних дней оказались для нее чрезмерными, — ответил патриций, взглядом давая понять, что продолжать тему не намерен. Он сел за стол, разложил перед собой бумаги и погрузился в чтение. Работа пошла своим чередом.
Комментарий к Глава 12
Боюсь, что следующие главы будут совсем нескоро, потому что автор в ужасе бегает по потолку постоянно дописывая и переделывая самые ответственные моменты, малодушно подумывая наплевать на рейтинг и снизить его.
========== Глава 13 ==========
Шарлотта сидела в кресле у окна в своей спальне на втором этаже. Прошло две недели с ее визита во дворец. Все это время она страдала от бессонницы. Большую часть времени занимало самоедство и изведение себя за свое поведение, свои слова, свою несдержанность. В самые тяжелые моменты ей казалось, что она натворила что-то ужасное и глупое, ее накрывало волной стыда и отчаяния. Иногда ей овладевала апатия, когда пропадали любые мысли и чувства, а голова казалась набитой ватой. Обычно же она злилась на себя за то, что открылась и тем поставила себя под удар. В такие дни ее подмывало бежать как можно дальше, не оглядываясь. Она даже успела продумать, куда и как бежать, и что ей необходимо будет с собой взять, но потом понимала, что это бессмысленно. Во-первых, нигде она не будет в такой безопасности как в Анк-Морпорке. Во-вторых, от себя все равно не убежишь. Весь этот ураган чувств и мыслей будет путешествовать с ней, как бы быстро и как бы далеко она ни убегала. В итоге к концу второй недели Шарлотта пришла к тому, что единственно правильным будет просто принять как данность, что она влюбилась. Это не самое страшное, что с ней случалось. Жить с этим точно можно.
Согласно книгам, которые так любила читать и перечитывать Айрис, страдающей от неразделенной любви женщине полагалось сидеть на подоконнике, пить вино из большого бокала (или прямо из бутылки, в зависимости от степени страданий и решительности характера), курить сигареты, томно вздыхать и беззвучно ронять слезы на шелковую сорочку. Иногда допускалось порыдать в подушку. Проблема заключалась в том, что шелковых сорочек у Шарлотты никогда не было. Да и плакать ей совершенно не хотелось. То ли свое она отплакала уже давно, исчерпав весь запас слез, выданный ей при рождении, то ли просто не видела в этом пользы. В конце концов она не чувствовала себя несчастной. Смущенной, запутавшейся и даже немного воодушевленной, но точно не несчастной. Томно вздыхать женщина не умела и в ее возрасте уже не собиралась учиться. Курение ее не привлекало, а алкоголя она предпочитала избегать после бала. Малодушное рассуждение, что шампанское виновато в том, что у кое-кого немного отказали тормоза, успокаивало в этом водовороте сожалений о различных поступках.
Обложившись справочниками и стопками бумаги, она пыталась составлением кроссвордов отогнать мысли, преследующие ее в последние дни. Она надеялась, что головоломки отвлекут ее от навязчивых воспоминаний о патриции Ветинари, но помогало плохо.
Осознав, что уже битых полчаса она пытается вникнуть в смысл довольно простого по своему содержанию предложения, Шарлотта захлопнула книгу и, собрав все справочники и словари стопкой, понесла их в библиотеку, под которую была отведена большая часть спальни. Спускаясь со стремянки, которой она пользовалась, чтобы убрать или достать книги с верхней полки, Шарлотта оступилась и непременно упала бы, но ее подхватили чьи-то уверенные руки. Сердце пропустило удар. Она замерла от ужаса, ругая себя за непозволительное легкомыслие. Нельзя было расслабляться и забывать, что поймать ее могут в любой момент. Однако, повинуясь навязчивому ощущению, она вдруг осознала, что держат ее очень бережно, что это не захват и попытка ее удержать, это своего рода объятие. Сердце снова пропустило удар, когда боковым зрением она увидела черную трость с серебряным набалдашником в виде головы Смерти, прислоненную к креслу. Напряжение, вызванное страхом первых секунд, отпустило. Чувствуя, как дрожат и подкашиваются ноги, Шарлотта немного отклонилась назад в попытке найти опору. Ее мягко прижали к себе. Она уловила сердцебиение, учащенное, но не настолько, как ее собственное, почувствовала тепло другого человека. Ей захотелось удержать ощущение надежности и неожиданной нежности, которое дарили эти объятия.
