— Скажи, Стукпостук, — внезапно нарушил молчание патриций, — чтобы ты сделал, если бы встретил человека, который отлично тебя понимает, при том, что вы с ним практически не знакомы?

Он повернулся и испытующе посмотрел на своего секретаря, чье лицо сейчас отражало напряженную работу мысли.

— Нанял бы его, — наконец вынес тот свой вердикт.

Шарлотта пришла минута в минуту. Все равно по негласному правилу ей бы пришлось сидеть в приемной под тиканье этих раздражающих часов. Впрочем, сейчас она находилась настолько глубоко в себе, что вряд ли бы обратила на них внимание. Недавняя беседа с командором Ваймсом частями всплывала в ее памяти, вынося на поверхность вопросы, мысли и целые пласты рассуждений. Все это вперемешку с впечатлениями от вчерашнего вечера и эмоциями, которые Шарлотте не удавалось толком определить, варилось внутри нее как в огромном котле. Записка о том, что вечером ее ждет аудиенция в Продолговатом кабинете, только добавила сумбура к внутреннему разброду. Она толком не знала, чего ей ждать от этой встречи, то ли наказания за обувную выходку, то ли награды за все остальное. Хотелось бы конечно награды, но просто отсутствие наказания тоже подошло бы. В любом случае, предстоящего разговора Шарлотта очень ждала и боялась одновременно. После десятиминутного ожидания Стукпостук проводил ее в кабинет.

Лорд Ветинари стоял напротив большого окна с видом на город — строгий силуэт на фоне прямоугольника, подсвеченного лучами заходящего солнца. Было в этом зрелище что-то успокаивающее, правильное, даже торжественное. Шарлотта поймала себя на том, что не в силах произнести ни звука, словно боялась этим разрушить магию момента. А так как патриций так же хранил молчание, она подошла и встала рядом, чтобы обозначить свое присутствие. Из приоткрытого окна доносились слегка приглушенные звуки города: голоса, цокот копыт по брусчатке, скрип колес экипажей и телег, шелест листьев на ветру, крики чаек. Последние отблески заката отражались в глазах Ветинари огненными искрами, освещали его лицо, придавая чертам резкость. Однако именно в этот момент Шарлотта разглядела на этом лице то выражение, которое очень хотела увидеть, хоть и не понимала этого до настоящего момента. А несколько секунд спустя поймала себя на том, что любуется патрицием. И чары рассеялись.

— А, миссис Лисенер, — произнес он, награждая ее вопросительным взглядом в ответ на ее задумчивую улыбку.

— Жестокий тиран и его главная любовь, — тихо произнесла Шарлотта и, усмехнувшись, добавила. — Я про город.

— Боюсь, вы придаете излишний романтизм сугубо практичным вещам.

— Виновна, признаю.

Она ожидала следующей реплики, обозначения цели, с которой ее вызвали во дворец. Однако патриций снова замолчал, глядя в окно. Затянувшаяся пауза раздражала.

— Надеюсь, вы пригласили меня не для того, чтобы я полюбовалась вашим профилем на фоне закатного неба? Зрелище конечно величественное и достойное иконографии, однако, я предпочитаю сразу перейти к сути дела.

— Если бы я вас совсем не знал, то решил бы, что вы хотите меня смутить.

— Возможно, вы действительно совсем меня не знаете.

Шарлотта старалась сохранять невозмутимый вид, хотя внутренний голос в панике вопил: «Что ты делаешь! Ты в своем уме? Ты что, флиртуешь с ним? Возьми себя в руки».

— Возможно, — внезапно согласился Ветинари. — Что ж, значит к делу. Командор Ваймс предоставил исчерпывающий отчет о вчерашних событиях. Экспертиза подтвердила наличие в вине неких веществ, способных влиять на разум и подавлять волю [1]. Так что, несмотря на некоторые… эпизоды, вы оказали неоценимую помощь в расследовании инцидента с драконом и последующих событиях. И я пригласил вас, чтобы узнать, какая награда вас устроит.

____________________________________

[1] На самом деле, подтвердил это капрал Шноббс, тайком глотнувший из бутылки. Тайное стало явным, когда по просьбе товарищей по службе он вернул все деньги, изъятые им из общего фонда, возвратил на место все ценные вещдоки, прикарманенные им за последнюю неделю, а так же раздал все долги.

____________________________________

— О! Тут ничего сложного. Я хочу, чтобы мое имя никак не фигурировало в связи с этим делом. Никаких статей, фотографий и прочего. Конечно, я могла бы сама попросить господина де Словва, но думаю, что к вам он прислушается скорее. И если возможно, я бы не хотела, чтобы мое имя хоть как-то фигурировало в слухах по этой или любой другой теме.

Если патриций и удивился подобной просьбе, то не подал виду.

— Значит, никаких упоминаний в прессе. Что же касается слухов, то вы, кажется, переоцениваете мои возможности.

— В самом деле?

— Уж не думаете ли вы, что я их инициирую?

Шарлотту так и подмывало спросить, пытается ли он ее смутить, но здравый смысл возобладал над безрассудством.

— Нет, я так не думаю. Но я уверена, что вы в состоянии повлиять на то, чтобы они прекратились.

— Я думал, вы не из тех, чьи чувства так легко задеть подобными сплетнями.

— Это так и мои чувства не задеты. Но пострадала моя анонимность, которой я весьма дорожу.

— Хм. Посмотрим, что можно сделать.

— Спасибо.

В кабинете снова повисло молчание. Шарлотта всматривалась в лицо лорда Ветинари, пытаясь понять, окончен ли разговор. Ей казалось, что он хочет сказать еще что-то и словно уговаривает сам себя на это. Устав от ожидания и внутреннего напряжения, она уже собиралась было уйти, когда он, наконец, спросил:

— Зачем вам это? — впервые за все время разговора он смотрел прямо ей в глаза.

— Что именно?

— Участие во всех этих событиях. Зачем?

— Если помните, Шалопай сам прибежал ко мне в магазин.

— А дальше? Дракон тоже сам к вам прилетел?

— Скорее наоборот. Я просто оказалась в нужном месте в нужное время, обладая нужными знаниями. Не могла же я позволить, чтобы вас убили, да еще таким изощренным способом.

— Не могли?

— А я произвожу какое-то другое впечатление? Тогда жаль. Я не из тех, кто остается в стороне, когда можно помочь. Особенно если речь идет о жизни и смерти. И судьбах многих людей. Кроме того, как представительница малого бизнеса, желающая и дальше проживать в этом городе, я крайне заинтересована в стабильности как минимум, и в экономическом развитии как максимум. А значит, я лично заинтересована в том, чтобы вы оставались живым, здоровым и работоспособным.

— Весьма прагматичный подход, — в голосе Ветинари слышалось легкое разочарование и облегчение одновременно. Шарлотта поймала себя на ощущении, что он ищет ответ на какой-то мучивший его вопрос, собирает части головоломки из ее ответов.

— Я бы назвала его здравым.

— Жаль, что немногие способны мыслить как вы. Это бы сильно все упростило.

— Да, это облегчило бы вам работу. Но сделало бы ее менее интересной.

Пристальный взгляд патриция смутил Шарлотту. Она опустила глаза и, поддавшись внезапному порыву, взяла его за руку и погладила кончиками пальцев линии на сухой ладони. Когда она заговорила, голос ее звучал тихо и отстраненно, словно она разговаривала сама с собой.

— Мало кто действительно обращает на это внимание, но мир вокруг нас, как правило, не самое приятное место. Он безразличен, часто жесток и редко бывает справедлив. Зло куда более естественное для него явление, чем добро. И быть хорошим человеком в таком мире очень непростая задача. Нужно обладать огромным мужеством, непреклонной волей и безграничной верой в себя, чтобы видеть зло вокруг, не отворачиваться от него, но и не поддаваться, а стараться стать лучше, сделать мир лучше, стараться поступать правильно. Вы хороший человек. Не в том, банальном, смысле, который обычно вкладывают в это слово. Нет. Когда о ком-то говорят, что он хороший человек, обычно имеют в виду, что он добрый, отзывчивый, сострадательный — а по большому счету удобный. С таким человеком просто, его легко использовать, он не держит обиды. Но есть хорошие люди, которых обыватель никогда не признает таковыми. Потому что эти люди неудобны, потому что они делают не то, что от них хотят и ждут другие. Каждый день вы принимаете решения, часто непопулярные, не потому, что вам это нравится или хочется, а потому что так правильно. Потому что именно эти решения должно принять. Потому что только так все работает как надо.