Нарцизс отвернулся к окну. На подоконнике стоял графин с водой и стакан.
Одна... нет, лучше две капли...
— Выпей и успокойся, Роза, — тихо сказал он ей, подавая стакан.
Азор молча кивнула и отпила несколько глотков.
— А теперь прощай, сестренка, — тихо сказал Нарцизс, выходя из комнаты.
====== Часть 10 ======
Только на другое утро, когда встревоженные солдаты разбудили владыку ни свет ни заря, он понял всю опрометчивость своего поступка. Нет, вовсе не сожалел и не боялся. Просто закусил губу: промашечка-с у вас, повелитель, вышла, ну да с кем не бывает. А теперь придется играть трагедию, желательно с истерикой и потерей сознания.
Хотя Нушрок стал какой-то чересчур умный в последнее время — догадается еще, сволочь. Догадается и разорется на всю страну, как самка орангутанга во время случки с крокодилом, и народной любви и доверия как не бывало... Как бы его заткнуть? А хотя... Даже если и догадается, даже если разорется — дефсы слишком доверяют своему повелителю, ему будет достаточно шепнуть: «Да кому вы верите — мне, своему владыке, или какому-то Нушроку?» — и все замолкнут. Это хорошо.
А вообще-то — что ему стоит надеть траур, сделать скорбное лицо и сыграть трагедию, скажем, упасть на могилу или проклясть волю Вселенной?
Кстати, чувствовать он себя стал в последнее время гораздо лучше. Если раньше после полного рабочего дня — с 4 до 23 — ему хотелось только прийти домой, шваркнуться на кровать и сдохнуть, то сейчас в то же самое время он был готов делать, что угодно: хоть рисовать, хоть рубашки гладить.
Что же касается рисования, то комплект для его осуществления (кисти, карандаши, акварель, альбомчик) Нарцизс постоянно таскал в своей голубовато-серой сумке-почтальонке. Что в ней находилось ещё — никто, кроме владыки, не знал. Как сушеные яблоки, пожертвованные каким-нибудь благодарным подданным за удачное разрешение его дела, так и миллиард квени. И то, и другое являло в нарцизсовских цветных глазах необычайную ценность, ну да ладно.
— Повелитель!
В комнату явился Нушрок. Конечно, угадал, засранец. Знаком приказал встревоженным солдатам выйти вон и сел на постель рядом с владыкой.
— Вы убили ее, повелитель? — тихим, чуть вздрагивающим голосом спросил министр.
— Ну я. Умный ты чересчур стал в последнее время, догадливый... может, казнить тебя?
— И то дело, — кивнул Нушрок. — Зажился я что-то...
— Издеваешься? — тряхнул кудрями Нарцизс.
— Не все ж вам, — спокойно ответил Нушрок, чем разозлили владыку еще больше.
— Да ты прикинь, птица, — прошипел он, вытаскивая из-под подушки кинжал и приставляя его к горлу министра. — Кто ты и кто я?
— Раз я — птица, вы — заяц.
— Да как... ты... смеешь, ничтожество?! — вскрикнул Нарцизс, задыхаясь не то от злости, не то от страсти, волк его знает, и вдруг впился в губы министра жестоким поцелуем...
====== Часть 11 ======
Чтобы в точности угадывать, что нужно Нарцизсу, когда он, не глядя, протягивает руку в твою сторону, нужно быть не просто догадливым, а еще и знать хотя бы некоторые его характерные способности, ибо всего его знать не возможно.
Лучше всех во Вселенной знает его характер королева, что же касается Нушрока... Если он работает внимательно, то обязательно догадывается, что нужно его повелителю в данный момент: очки, карандаш или еще что-либо. Хотя каждый из приближенных считает своим долгом хорошо узнать хоть одну частичку характера Нарцизса, пытаясь таким образом понять целиком его непростую личность, и Нушрок при выборе остановился на, как он думал, самом нормальном — рисунках.
Ага, счас. Что можно заключить о мыслях существа, которое рисует висящую лампу с разноцветным деревом внутри? Или стоящего на краю пропасти человека в черном плаще со свечой, сзади которого во тьме бродят какие-то тени?
Однако разгадка нашлась довольно быстро. “Деревянная лампочка” была нарисована после того самого дня, когда от Нарцизса отвернулись последние союзники, заявив, что его планы слишком странные. Поэтому-то под рисунком он написал на древнедраконьем: «Я странный, но я прекрасный». А фигура? Она была нарисована под впечатлением от явления Нарцизсу его почивших предков, которые очень просили своего живого (пока ещё) потомка постараться вымолить их прегрешения.
Так вот потихонечку, по рисуночку Нушрок научился находить связи между странными рисунками, жизнью и состоянием повелителя. Нарцизсу это даже нравилось... и он рисовал всё более и более странные картины. Черно-серый лес с глазом вместо солнца, водопад, остров и дом в кружке, синяя лиса в капле воды... Однако что-то я отвлеклась.
Простынь на постели владыки была простая, льняная, и совсем не прилипала к разгоряченному телу. Тонкие, всегда ледяные пальцы Нарцизса обжигали его кожу. Будет больно, потом очень хорошо... И снова. И снова.
Сколько прошло времени? Вселенная остановила его ход, не волнуйтесь, господин Нушрок. Не войдет ли кто-нибудь? Все на похоронах, Кларенс там, наверное, за троих трагедию играет — никто не придет, не станет вас искать, успокойтесь уже, господин Нушрок.
— В случае чего скажешь, что я заболел... только не говори, что тобой! — прочитал его мысли Нарцизс, проводя рукой по иссиня-черным волосам министра.
Угу. Есть правило, которое первый министр — во всяком случае нарцизсовский — обязан знать как дважды два. Притаскивается “какой-то козел” (посетитель), узнаешь кто это. А дальше — четко по инструкции повелителя (дословно): «Если Юлий — я нездоров, если из академии — я заболел, если сенаторы — я при смерти, если мама — скончался третьего дня».
Почему же у Нарцизса к матери такое отношение? Да потому что старуха Венг Цейлен Неправящая была страшная злюка, и всю жизнь воспитывала сына по принципу «я тебя породила, я тебя и убью». Безусловно, где-то в глубине черствой души она любила сына, по-своему, но любила... Но так глубоко, что туда и лезть никто не отваживался. Так что про нее я вам на следующей неделе расскажу, хорошо? Не будем сейчас о грустном.
— Я счастлив, — простонал Нарцизс. — Но если кто-то узнает, то нас повесят на одной веревке.
— Причем знак казни будет подавать ваш дед, а вздернет нас на виселицу лично ваша маман, — с улыбкой прошептал Нушрок.
— А я, знаешь, совсем не боюсь! Я с тобой вообще ничего не боюсь — ни мамы, ни кризиса! — владыка впился пальцами министру в плечо. Нушрок чувствовал его неровное горячее дыхание. Близко, очень близко...
Да, после обеда (Нарцизс, как всегда, не ел ничего) он сел рисовать. Хвала Вселенной, никто даже и не думал задавать повелителю вопрос, где они с министром проболтались все похороны. И, как решил Нушрок, Нарцизс сегодня превзошел сам себя, нарисовав ну очень странную картину. Хотя уж кому-кому, а министру её смысл был вполне понятен.
Две руки, соединенные в замочек. Одна — несколько смуглая, желтоватая, вторая — бледная, даже голубоватая.
Бледная рука была одета в белоснежный рукав, на всем протяжении предплечья обтягивающий её и лишь у запястья расходящийся. Нарцизсовский рукав. Желтоватая рука была одета в черный рукав, плотно обхватывающий манжетом запястье, в остальном же протяжении свободный. Портрет рукава Нушрока.
Со стороны руки Нарцизса кое-где виднелась трава, предплечье рассекал цветок белого нарцисса на тонкой прямой ножке. По белым лепесткам нежного цветка ползли капли алой крови. На самом верху — кусок красного солнца, сыплющийся теплыми крупицами на облака в лазури неба.
Со стороны руки Нушрока торчали несколько окровавленных стрел, вился по краю вьюнок с красными цветами, черно-фиолетовое небо тихо светило звездами и голубоватой луной, с краев которой медленно сползали синие слезы, капали на вьюнок, исчезали.
— Мы такие разные, Нуш, — пояснил суть всего этого Нарцизс.— Но я все равно люблю тебя... Я не знаю, не знаю, почему...
Комментарий к Визуализация нарцизсовского рисунка: https://teinon.net/fanart/media/cache/64/28/64280396eb323c082e2ac52be58d7a5b.jpg
