Аксал, словно того только и ждала, бросила ложку и быстрым шагом направилась к выходу. За ней направился бледненький Флоренси и Маргаритка с Олей-Яло. Даже Онес нехотя отклеился от стены и, ворча о каком-то старом развратнике и чертовом артисте, вытряхнулся вслед за ними из кухни. Глубочайше задумавшийся о чем-то министр тоже собирался было покинуть помещение, однако Тюльпан удержал его.
— Погодите... Отец забыл сумку. Это очень интересно...
Онига уже копалась в почтальонке. На пол вывалились три различных записных книжки, один ежедневник, связка перьев, какие-то лекарства, чернильница с синиими чернилами, фантик конфетный, чернильница с черными чернилами, половина шоколадки, три сушеных куска черного хлеба, альбом, два простых карандаша, акварель в коробке... Принцесса могла бы рыться там еще долго и достать еще массу полезных вещей, но цель ее – чуть помятый бумажный свиток с синей печатью – уже был у Ониги в руках. Нушрок спокойно глядел, как девушка нагло разворачивает завещание отца. Вообще с его сознанием за послежние дни после болезни произошли какие-то чудные перемены... Министр решил, что просто сходит с ума – в принципе, для общения с Нарцизсом это было только удобнее. Нужно только ни чему не удивляться и не пытаться переиначить или даже понять происходящее.
Внезапно тихо шевелящая при чтении губами Онига застыла, покраснела и, быстро порвав завещание на мелкие кусочки, швырнула их в печь. На лице у Тюльпана возникло удивление, но он промолчал. Не успевшему ни чего почувствовать Нушроку принцесса сказала спокойно:
— Знаете, господин министр... Езжайте-ка вы к себе в замок... Наши люди предоставят вам коня... Отдохните, наберетесь сил... Мы дадим вам знать, когда вы понадобитесь... Идите.
Когда министр повиновался и вышел, Тюльпан набросился на сестру.
— Зачем вы его отослали? Он еще нужен нам.
— Ах, дорогой брат...– Онига чисто по-женски заламывала руки, зеленые глаза ее бегали. – Наш дорогой отец совсем с катушек съехал...
— Как сказала однажды Анидаг – фыркнул принц – эта важная тайна известна младенцу! А зачем вы сожгли завещание?
— Знаешь, кто унаследует всю отцовскую великую власть?! – зашипела девушка, притягивая за воротник брата – Тощий стервятник!..
... А сам министр уже скакал домой, вспоминая Дефсию и смутно надеясь никогда туда не возвращаться.
====== Часть 31 ======
Бабушка взяла командывание на себя и разделила существ, оказавшихся в ее подчинении, на группы. Оле с ее отражением снова не повезло, то есть снова они оказались в компании Черногвардейца.
— Без самодеятельности. Не теряться. Не болтать. Да и вообще от меня ни на шаг. Связался...
Искать Нарцизса генерал не собирался. Если бы не девченки, он бы давно б уже ушел... погулять куда-нибудь.
У любого солдата его гвардии было просто чутье на питийные заведения... Хотя Онес их и не посещал, да и не пил, считая пьянство недопустимой слабостью воистину прекрасных воинов-палачей, все же, попетляв минут пять по зеркальным улочкам, спустился в темноту какого-то подвала.
К богато одетому мужчине с демонстративно гремящим на поясе оружием тут же подлетел с приторным лицом хозяин кабака.
— Вот напьюсь, а потом всех вас перережу – пообещал генерал, загоняя девочек в самую грязь под столом.
На вино Шонне Онес поглядел недоверчиво, шевеля бровями. Какую такую утеху ищут его солдатики на дне бокала с этой странной жидкостью? А ладно, не важно. Нужно все забыть, хотя бы на время, не важно, каким путем.
— За то, чтобы сдох ваш дедуля... – прошептал генерал, пиная девченок под столом тяжелым черным сапогом.
— Подданный – Шонне Онес. Возраст – сорок два года. Обвиняется в убийстве своих соседей – сапожника Энезе Йылим и его жены! – Джулиас объявляет громко и гордо, даже радостно. Онес, успокоившийся мгновенье назад, снова начинает рваться в руках стражников в голубых одеждах. Холеный мужчина на троне разглядывает несколько секунд обвиняемого как какую-то отвратительную диковинку, потом поворачивается к министру и неспешно кивает.
— Спрашивай.
Джулиас, не скрывая удовольствия, промурлыкал:
— Ты признаешь свою вину, Онес?
— Сначала ты признай, что вчера пропил свои подштанники и валялся в пьяном виде в луже с дерьмом! – вскричал Шонне, не оставляя своих попыток вырваться из солдатских рук.
— Повелитель! – обиженно вскрикнул министр, поворачиваясь к красавцу — Это же клевета! Оскорбление!
— Погоди... – Нарцизс привстал и наклонился немного вперед, словно желая лучше увидеть подсудимого. — Теперь я спрошу. Если ты утверждаешь, что не виновен в смерти твоих соседей, с которыми ты, как известно всем, повздорил совсем недавно, то от чьих же рук они погибли?
— А черт их знает.
— Не сквернословить! – взвизгнул вдруг владыка, но тут же успокоился. — У меня все равно достаточно обвинения в оскорблении моего министра для того, чтобы тебя сжечь. А виновен ты в убийстве или...
— Нет, нет!!!
—... это уже решит сама Вселенная. Увести его. — Так, значит?! – задохнулся Онес. – Вселенная, значит?!! А ты тут вроде как и ни при чем, да?! Хороший ты правитель, всех перехитрил... Правосудие! – затихнув на краткий миг будто в отчаянии и усыпив таким образом бдительность стражников, он рванулся внезапно с новой силой и... Вырвался. Однако эта кудрявая кукла на троне, как оказалось, умел очень быстро реагировать и отлично защищаться. Несколько молниеносных, удивительно энергичных ударов – и обвиняемый валялся на полу, давясь кровью. Нарцизс склонился над ним и ласково пропел:
— О, милый, теперь ты доволен? Оскорбление моего министра, непризнание очевидной вины...
— Ведь нету даже свидетелей!..
—... непризнание вины... – с нажимом повторил владыка – И, для полноты картины, покушение на повелителя... Этого хватит, чтоб сжечь тебя дважды. Но я, по милосердию своему, ограничусь одним только разом.
Солдаты скрутили Онесу руки и поставили на ноги.
— Увести его. В подвалы и не кормить. Казнь состоится завтра утром.
В ушах у приговоренного звенело, а в голове тяжко гудела одна только мысль
«Да не убивал, не убивал я...» О смерти он не думал. Он вообще не мог как-то поверить, что наступит ему всенепременный капут. И он не наступил, как бы не скрежетал зубами Нарцизс.
В пустой комнатушке ледяного, смердящего плесенью подвала было кошмарно тихо. Сумрак разрезал на две половины желтый мокрый луч, явившийся непонятно откуда. Он то мерк, то снова сиял, то пропадал вовсе, и время различить было невозможно.
Наконец, через несколько вечностей, в длинном жутком коридоре, спрятанным за дрянной деревянной дверью, раздались шаги. Шли, кажется, двое. Вскоре стали явными и голоса идущих.
—... Я не проведу тебя. Ты же знаешь.Проси чего пожелаешь. За твою победу... – на удивление мягко проговорил владыка — На кой волк ты меня сюда притащила?
— Здесь “цвет нации” располагается?! – новый голос, молодой и звонкий, будто разогнал темень вокруг Онеса. Он подошел к двери и принялся вглядываться в щель между досками.
Девочка в богатой иссиня-черной одежде с серебряным мечом за поясом с непонятным восторгом воззрилась на деспота — Убийцы там, приговореннные к смерти, прочие разбойники?
— Да, мой министр. Ты же знаешь мою тюрьму даже лучше, чем я сам! – Нарцизс обворожительно улыбнулся ей.
— Ну вот и отлично. Соберем сейчас их всех и сделаем мне...
—... прикроватный коврик? – не удержался владыка.
– Сделаем мне личную гвардию. – недовольно передернула плечами девчонка – Надоела твоя “голубика”.
... Через неделю, когда туман в глазах Онеса, теперь черногвардейца, окончательно рассеялся, он понял, как ему повезло. Но благодарить за что-либо владыку и “его девчонку”, как это делали другие приговоренные, он не будет. Никогда.
А очнулся совсем Онес... опять в тюрьме, только в реальности, в сегодняшнем дне. В сущности, все они, эти мокрые подвалы, схожи, как близнецы. Или же эта камера – одна на все дворцы, королевства, Миры...
