Как мы уже указывали (см. историю издания “Книги молитв”), из этих планов тогда ничего не вышло. Помимо прочих факторов, отрицательную роль могло сыграть отсутствие поддержки начинанию Агриколы со стороны капитула и лично епископа Мартина Шютте в силу вероятных расхождений во взглядах между епископом и секретарем капитула на методы проведения реформ и их богословскую интерпретацию. Хотя в церковной среде Турку было достигнуто принципиальное единодушие относительно необходимости издания Нового Завета по-фински, предметом разногласий могло стать содержание справочного аппарата предполагаемого издания, которому в те годы придавалось важное значение и который по обычаю того времени составлялся самим переводчиком (имеется в виду предисловие, отражавшее богословскую позицию автора перевода, а также составленные им комментарии и примечания). Действительно, в своих сопроводительных текстах и комментариях к Писанию Агрикола ориентировался преимущественно на Лютера, хотя и несколько смягчив радикальность его тона и характеристик. Вполне вероятно, однако, что и в таком виде Лютер отпугивал консервативно настроенного епископа, который в свое время ориентировался на т.н. “соборное движение” в католической церкви и умеренный библейский гуманизм. В итоге сложилась довольно любопытная ситуация: хотя секретарь капитула Турку был безусловным сторонником той же линии Реформации, что проводилась светскими и духовными властями в самой Швеции, король отказался дать разрешение на печатание перевода Агриколы, и негативное мнение гораздо более консервативного епископа Турку (правда, глубоко чтимого Густавом Вазой) тогда, вероятно, перевесило.

Следующее известие о продвижении перевода Агриколы к типографскому станку относится к концу 1547 г. Речь идет о письме Агриколы к Нильсу Бьельке, из которого явствует, что рукопись перевода находилась тогда уже в Стокгольме, в типографии известного издателя Амунда Ларссона. Причина этой перемены очевидна: как мы отмечали выше, после смерти кафедрального пробста Йоханнеса Петерсона капитул Турку полностью перешел под контроль младшего поколения, воспитанного на Лютере, а также испытавшего влияние шведского реформатора Олауса Петри. В итоге финский перевод Нового Завета (Se Wsi Testamenti) появился в следующем, 1548-м году. Что же касается его финансирования, то Агриколе так и не привелось дождаться желанной государственной поддержки: было получено лишь необходимое в таком случае официальное разрешение короля, но без «денежного обеспечения». В упомянутом письме, адресованном Бьельке, Агрикола, сетуя на экономические затруднения, связанные с изданием перевода, пишет, что это предприятие тяжким грузом легло на плечи всего духовенства Турку. В данной связи высказывалось предположение (Pirinen 1962, 193 s.). что Агрикола финансировал финский перевод Нового Завета из собственных средств, в чем ему помогали ближайшие друзья и единомышленники - в первую очередь из числа духовенства Турку; что касается собственно кафедрального капитула, от имени которого перевод и был издан, то после разрушительного пожара 1546 г. и новых королевских реквизиций этот институт вконец обеднел и не имел средств на столь дорогостоящее предприятие. О причинах того, почему Агриколе не приходилось рассчитывать на поддержку наиболее знатных дворянских семейств или богатых бюргеров Финляндии, мы говорили в своем месте (см. часть I, гл. 1, “Заключение”).

Большой интерес представляет вопрос, перевел ли Агрикола Новый Завет в одиночку или же ему в этом деле кто-то помогал. Относительно последнего никаких достоверных сведений не сохранилось, вследствие чего почетный титул “отца финского литературного языка” (suomen kirjakielen is) достался одному Агриколе. Тем не менее в последние десятилетия исследователи неоднократно дискутировали вопрос о возможных сподвижниках Агриколы (Agricolan kumppanit). Выше (§ 3) мы отметили вероятный вклад сотоварищей Агриколы по Виттенбергу (и к тому же его земляков), Симо Выборжца и Мартина Тейта, в перевод Евангелий от Иоанна и от Луки. Как свидетельствуют некоторые языковые особенности этого перевода, в указанный период Агрикола и его сподвижники, верные провозглашенному Лютером принципу опоры на живую повседневную речь, старались ориентироваться в первую очередь на разговорный язык Турку, а также родного им Выборгского края, что могло создать достаточно широкую диалектную базу для нарождавшегося финского литературного языка в виду значительных различий между западно- и восточно-финскими диалектами (Nikkil 1993, 601 - 603 ss.). Примечательно, что работа началась именно с перевода Евангелия от Иоанна, выше всего ценившегося в реформационных кругах. Что касается других частей Нового Завета (в особенности посланий Иакова, Иуды, Послания к Евреям и Откровения Иоанна, которым реформаторы придавали меньшее значение), они были переведены уже позднее, по возвращении Агриколы в Турку. Исследователи обратили внимание на ряд языковых особенностей, отличающих перевод этих текстов от более ранних переводов, выполненных Агриколой, судя по всему, еще в Германии. Как предполагается, в Турку помощниками Агриколы были уже какие-то другие лица: по всей вероятности, кто-то из членов капитула или лиц, близких к этому органу, языковая программа которых в большей мере ориентировалась на сохранение традиций церковного употребления финского языка, сложившихся к концу средневековой эпохи и ориентированных на диалект Турку (см. часть I, гл. 1, § 3.5., а также § 3 настоящего очерка). Не исключено, что критические замечания по поводу языка первых агриколовых переводов, высказанные рядом влиятельных лиц в Турку (об этом он не без горечи сообщает в предисловии к “Книге молитв” 1544 г.), побудили Агриколу предпочесть языковые формы, более приемлемые для верхушки епархиального духовенства.

Выше мы говорили о характерной для эпохи Реформации традиции оснащать переводы Священного Писания обильным справочным аппаратом, отражавшим в первую очередь личные взгляды переводчика. В этом, что любопытно, проявилась известная непоследовательность реформаторов, допустивших нарушение ими же самими провозглашенного принципа исключительной опоры на Слово Божие, что позволило католикам обвинить их в стремлении насадить новые догмы и авторитеты взамен старых (Heininen 1975, 193 s.). В первом финском издании Нового Завета к разряду вспомогательных материалов относятся:

- два предисловия к Новому Завету;

- предисловия справочного характера к каждой новозаветной книге;

- комментарии, как правило, следующие за каждой главой;

- маргиналии, помещаемые на полях текста.

В работе над этими материалами Агрикола пользовался различными доступными ему источниками и проявил себя убежденным сторонником лютеранской Реформации. Так, свои комментарии он составил на основе аналогичных разделов, содержащихся в немецком переводе Библии и шведских переводах 1526 и 1541 гг. Предисловия к Евангелиям, Деяниям апостолов и Откровению Иоанна Богослова Агрикола составил, опираясь на толкования Св. Иеронима и отчасти Эразма Роттердамского; предисловия к апостольским Посланиям опираются преимущественно на Лютера (особенно близко Лютеру предисловие Агриколы к Посланию к Римлянам, что не удивительно, учитывая особое внимание, которое немецкий реформатор и его последователи уделяли этому важнейшему сочинению апостола Павла; в контексте же нашего изложения подчеркнем особую роль агриколова предисловия к этому тексту, т.к. по сути это был первый богословский текст, написанный по-фински).

Что же касается двух оригинальных предисловий Агриколы к переводу Нового Завета в целом, то они весьма отличны друг от друга. Первое предисловие предлагает богословскую интерпретацию Нового Завета, исходя из новых реформационных веяний. Естественно, при его составлении Агрикола опирался на аналогичное предисловие Лютера к немецкому переводу, а также на Отцов Церкви (в чем, без сомнения, сказалось влияние Меланхтона, высоко ценившего патристическую традицию - ср. Arffman 1993, 153 s.).