Таким образом, по возвращении на родину Агрикола попал в атмосферу богослужебных перемен и литургических экспериментов. Вспомним, что в начале 1540-х гг. отношение Густава Вазы к реформе богослужения приняло более радикальный, чем прежде, характер: под влиянием Георга Нормана король добился принятия новой редакции “Шведской мессы”, сильнее отличавшейся от католической мессы, особенно трактовкой таинства евхаристии. Как уже говорилось в соответствующем месте первой части нашей работы, в первой половине 1540-х гг. в епархии Турку, по всей видимости, были в употреблении два варианта литургии на финском языке, один из которых специалисты условно называют “линией кодекса Вест”, а вторую - “линией Агриколы”, которую, помимо прочего, представляли литургические фрагменты из “Книги молитв”, о чем речь шла выше.
Анализ содержания “Кодекса Вест” показывает, что этот сборник - по крайней мере в отдельных своих моментах - восходит к редакции “Шведской мессе”, действовавшей до 1541 г.: в частности, предлагаемый им евхаристический канон содержит ряд речевых формул и жестов, явным образом связанных с католической доктриной транссубстанции, тогда как именно по указанной причине, а также из-за недостаточного соответствия новозаветному тексту постановлениями 1541 г. эти формулировки были изъяты из употребления. В частности, это касалось выражения “взял в Свои святые Руки хлеб .... чашу”, причем в момент его произнесения священник должен был осенять себя крестным знамением (Pirinen 1988, 23 s.). Деятели Реформации стремились очистить текст евхаристического канона от малейших добавлений, не имевших опоры в самом тексте Священного Писания: они опасались, что указанные вставки могли быть истолкованы в духе отвергнутой ими идеи транссубстанции и почитания Святых Даров. Именно по этому пункту противостояние католиков и протестантов (в данном случае лютеран) достигло особого накала. Лютер придавал большое значение физическому, т.е. внешнему сакраментальному знаку, которым подкреплено таинство, в силу чего он и его последователи много внимания уделяли используемым в таинстве словам и жестам (Маграт 1994, 203).
К концу 1540-х гг. в финской церкви возобладала “линия Агриколы”, причем не известно, произошло ли это само собой или же не обошлось без некоторой борьбы (в это время уже не было в живых предполагаемого автора первых нововведений в финские богослужения Томаса Кейои). Относящийся к середине 1540-х гг. т.н. “Кодекс Б 28” неизвестного автора обнаруживает явную связь с “Книгой молитв”, что подтверждает авторитет, которым Агрикола пользовался в богослужебных вопросах. С другой стороны, отмеченный нами факт, что “Книга молитв” была издана в те же годы под именем автора и при финансовой поддержке королевской канцелярии в Стокгольме, а не капитула Турку, свидетельствует о сохранении определенных разногласий внутри высшего духовенства Финляндии. Примечательно, что “Кодекс Вест” по-прежнему использовался в ряде приходов наряду с более близким Агриколе “Кодексом 28”, .
После того как в 1547 г. скончался капитульный пробст Йоханнес Петерсон, а одряхлевший епископ окончательно отошел от дел, руководство епархией целиком перешло в руки “людей Виттенберга”, которые теперь смогли утвердить более радикальный вариант богослужения в соответствии с пожеланиями короля и архиепископа Упсальского. Этот вариант был закреплен Служебником Агриколы, изданным в 1549 г. Данную книгу по традиции можно было бы назвать Миссалом, поскольку Агрикола для обозначения нового богослужения пользовался традиционным словом messu, а свое руководство назвал Messu eli Herran Echtolinen, т.е. Месса, или Причастие Господне. Данный факт не следует рассматривать как проявление “архаизма” или чрезмерного консерватизма финского реформатора, поскольку, к примеру, Лютер также в принципе не возражал против сохранения традиционного названия “месса” при условии, что богослужение утратит характер жертвы (Маграт 1994, 219). Высказывалось предположение (Koivusalo, Suni 1988, 116 s.), что богослужебное руководство Агриколы в принципе было готово много ранее 1549 г., но не издавалось в виду вероятных разногласий в кафедральном капитуле Турку, а также вследствие того, что церковные власти Финляндии выжидали, пока в шведский служебник будут внесены новые изменения, о подготовке которых все епархии королевства были заранее оповещены. В отличие от “Книги молитв”, данный труд вышел без упоминания имени автора: как уже указывалось, это свидетельствовало о том, что он был признан официальным богослужебным руководством, обязательным на всей территории епархии Турку. О том, что этот труд Агриколы имел официальный статус, говорит и такое вроде бы не очень важное обстоятельство, на которое исследователи, тем не менее, обратили внимание: в ряде случаев автор Служебника предпочел языковые формы, расходившиеся с более ранней “Книгой молитв”, но, судя по всему, более приемлемые для духовенства Турку, ведущие представители которого начали литургические поиски еще в те годы, когда Агрикола находился за пределами Финляндии, и это, вероятно, вызвало настороженное отношение к его экспериментам, на что он сетует в предисловии к “Книге молитв” (Koivusalo, Suni 1988, 117 s.).
При составлении своего Служебника Агрикола исходил из утвержденной в 1548 г. новой редакции Служебника Олауса Петри, а также из упомянутого “Кодекса Б 28”. Придерживаясь в целом схемы шведского служебника, финский реформатор позволил себе известную свободу в деталях, из которых наиболее важными можно считать следующие. Агрикола ориентировался не на литургический календарь, принятый в шведской церкви, а на календарь более традиционный, представленный в его “Книге молитв”. Начальная часть финского богослужения представляет собой обработку фрагмента “Немецкой мессы” Лютера и не имеет точного соответствия у Олауса Петри: в этом проявилось стремление Агриколы опираться не только на шведский опыт, но и обратиться напрямую к истокам Реформации. Примечательно, что текст “мессы” Агриколы содержит меньше латинских фрагментов, нежели шведский вариант. Молитвы, используемые им, заимствованы из его собственной “Книги молитв”, а не являются переводами молитв из “Шведской мессы”. Что касается коллект (вступительных молитв, collectae), обращенных к святым, установлено, что Агрикола опирался на два источника: с одной стороны, на средневековый Missale Aboense, а, с другой - на немецкую “Книгу псалмов”, составленную в первые годы Реформации (1524) Андреасом Кратандером (Heininen 1980-1981, 38-39 ss.). Подобный выбор свидетельствовал как о консерватизме, отличавшем умонастроения даже самых радикальных финских реформаторов того времени, так и о специфике их обращения с религиозным наследием: в отредактированных коллектах финского Служебника к святым обращаются исключительно как к примерам для подражания и учителям веры, но отнюдь не как к заступникам и небесным покровителям. Вотивные мессы, осужденные деятелями Реформации, в Финляндии продолжали совершаться и во времена Агриколы, пусть и в несколько подправленном виде: в структуру основного богослужения был включен соответствующий литургический материал, причем таким образом, что в случае надобности его быстро можно было изъять без ущерба для общей богослужебной канвы (Parvio 1975, 50 s.). Что касается евхаристического канона, то в виду особой важности этого раздела богослужения он, напротив, имел меньше схождений с предшествующей традицией: из его текста были устранены спорные с евангелической точки зрения формулировки, представленные еще в “Кодексе Вест” (см. выше), причем предполагалось, что данная часть богослужения должна была совершаться нараспев. С другой стороны, следуя “Шведской мессе” Олауса Петри, Агрикола сохранил возношение Св. Даров (elevatio) во время совершения евхаристического таинства: объяснялось это тем, что в тот период реформаторы Шведского королевства еще не воспринимали данный элемент как откровенно “католический” (критическое отношение к названной детали проявится позднее, что вызовет соответствующие последствия). Как и в “Книге молитв”, финский реформатор по-прежнему допускает существование чистилища, догмат которого к тому времени уже был отвергнут церковью Швеции: из этого можно заключить, что, помимо прочего, он считал литургию средством, способным отвести или смягчить муки чистилища; с другой стороны, вслед за Лютером, частных заупокойных месс он уже не признавал.
