Дома я соорудила попонку из платка, завязав его узлами на спинке, нашла в серванте корзинку, в которой хранились всякие клубки-катушки-иголки, вытряхнула их и застелила корзинку своей старой кофтой. Уложила кота, поставила поближе к батарее, чтобы было тепло и села рядом на полу.

И от души, в голос разревелась.

========== Глава девятая ==========

- Как я и предполагал, - сказал Северцев, выслушав мой рассказ, - одержимость.

- И что делать? Экзорцизм устраивать?

- А нас просили? – приподнял брови Северцев, - Не просили. Вот и не будем лезть.

- Ясно.

Одна из главных заповедей магии: не просят – не вмешивайся. Мне эта корреспондентка никто, и звать её никак, за помощью она ко мне не обращалась, ещё раз мы с ней вряд ли пересечёмся – вот пусть сама и выкручивается. Обратится, тогда и подумаем, что делать. Другой разговор, если проблема у родственника, близкого друга, вообще человека с которым маг эмоционально или кровно связан. Тут уж и маг может огрести просто потому, что есть связи, которые и смерть не всегда может разорвать, чем достаточно сильная сущность способна воспользоваться.

Дома Чудик встретил меня в прихожей – не успела я открыть дверь, а он уже тут как тут. Хвост трубой, морда наглая, один из двух узлов платка-попонки развязан и край волочится по полу. Как он умудрился – ума не приложу… Одно слово – Чудик. Судя по поведению, кот чувствовал себя вполне приемлемо. Настроен был бодро, ел хорошо, швы, насколько я могу судить, в порядке – ни припухлости, ни покраснения не видно.

- Ну-с, друг мой, завтра едем на перевязку, - обратилась я к зверю, - изволь вести себя на приёме достойно. Не ори дурным голосом, не вцепляйся врачу в руки и прочие части тела и вообще будь приличным и благовоспитанным котиком.

-Мрр, - кот дёрнул ухом, не прерывая умывания.

Хорошо, что перевязка завтра. Поскольку послезавтра, в субботу, мы с Андреем собрались в спорткомплекс Олимпийский на реконструкторское действо. И не успев додумать эту мысль до конца, я тупо уставилась в стену с чётким ощущением: никуда я не пойду… И не потому, что нет желания - наоборот, я очень люблю такие зрелища. Просто не получится, а почему – не знаю.

Звонок Андрея застал меня за чтением «Девятого легиона».

- Всё отменяется, - сказал он, едва успев поздороваться, и голос у него был тусклый и замороженный, - мать умерла.

Отмучилась, подумала я, а вслух сказала:

- Я могу чем-то помочь?

- Нет, спасибо. Похороны в субботу, и я буду благодарен, если ты придёшь её помянуть.

- Приду конечно.

- Спасибо, - повторил Андрей, - я потом позвоню, скажу, где и во сколько.

И отключился.

В последние несколько дней матери Андрея стало сильно хуже, и почти всё время он проводил рядом с ней в больнице. Он и в Олимпийский-то собрался только для того, чтобы немного отвлечься и сбросить напряжение. И вот – на тебе… Настроение моё резко упало ниже нуля. И никаких рациональных причин этого я не видела. С матерью Андрея я знакома не была, вообще знала о ней только то, что она существует и больна. Сорвавшееся развлечение тоже не причина вваливаться в чёрную меланхолию. И в чём дело, скажите на милость?

Перепады настроения никогда не случаются просто так, ни с того, ни с сего. Как правило это сигнал некоего неблагополучия внутри организма или вне его. Маги в отличие от обычных людей это понимают, поэтому всегда стараются найти максимально чёткий ответ на вопрос «почему». И я стала разбираться. Нашла в своих музыкальных залежах на компе незамысловатую мелодию – пусть будет звуковым фоном, отсекающим посторонние мысли – устроилась на диване и постаралась до мелочей припомнить только что закончившийся разговор. Не слова - интонации. Мимолётные ощущения. Тени чувств и мыслей. В общем всё то, что обычно сознанием не воспринимается, но след оставляет. Ага, вот что меня смутило: голос. С одной стороны такие интонации обычно и появляются в голосе человека, только что потерявшего близкого – тут бы забиться в нору, пережить горе, зализать рану, а приходится что-то делать, куда-то идти, с кем-то говорить. А с другой в просьбе прийти на поминки слышался очень лёгкий, едва уловимый и даже самим Андреем неосознанный привкус угрозы. Так бродячая собака с удовольствием повиляет тебе хвостиком, если ты её кормишь, но если не дай бог забредёшь на территорию, которую она считает своей - с тем же удовольствием громко облает. А то и в глотку вцепится. Странно это, друзья мои… Но придётся разбираться на месте. А заодно неплохо было бы понять, только ли из-за прошлого неудачного опыта я не подпускаю Андрея близко к себе.

Нет, всё-таки психология есть буржуазная лженаука. Придя к этому неожиданному, ни с чем не связанному и дурацкому выводу, я блаженно потянулась, выключила музыку и поняла, что хочу есть. Ну ещё бы – как с работы пришла, только и съела, что яблоко.

- Чудик! За стол!

Кот, нежившийся на подоконнике, катапультировался оттуда прямо на кухню. Пожрать – это мы всегда пожалуйста…

Открыв холодильник, я какое-то время рассеянно любовалась представившимся видом, соображая, чего бы такого пожевать, чтобы не сильно заморачиваться с готовкой. По всему выходило, что кроме творога нечего. Ещё на глаза попалась располовиненная банка аджики – и меня осенило! Творог с аджикой многим кажется невозможным сочетанием, вроде как мороженое с хреном. Но на самом деле вкусно, хотя и непривычно. А уж если намазать на кусочек поджаренного чёрного хлебушка… Зашибительская вещь!

Всякий раз, как я собираюсь лечь спать пораньше, получается угомониться хорошо заполночь. С «совиной» натурой ничего не поделаешь, и спохватилась я только во втором часу. С сожалением оторвавшись от увлекательнейшего скандала на форуме, выключила компьютер и легла.

И мне приснилась мать. Впервые после того, как её похоронили. Она стояла на мосту через Урал, смотрела в воду и молчала. Не обращалась ко мне, ничего не говорила, вообще не смотрела в мою сторону . А я не могла подойти к ней, хотя очень хотела. Но передо мной, у начала моста, словно бы образовалась стеклянная стена. А мать перешагнула через перила, словно по невидимым ступеням спустилась на поверхность воды и двинулась прочь от меня. И с каждым шагом фигура её таяла, пока совсем не исчезла.

Надо ли говорить, что хорошего настроения мне сон не добавил?

В пятницу в клинике сказали, что раны заживают хорошо, швы чистые, и если всё так и дальше пойдёт, к концу следующей недели их можно будет снять. Чудик вёл себя на удивление спокойно, зато дома оторвался: опрокинул ведро и разбросал мусор по всей кухне. Что искал, сам не понял – ничего хотя бы условно съедобного там не было - но удовольствие получил. И веником по мохнатой заднице – тоже. В субботу на поминках отличилась уже я, едва не устроив скандал. За столом рядом со мной сидела примечательная компания: две тётки с невыразительными, смазанными лицами и мужик с таким слащавым выражением на круглой физиономии, что хотелось пожевать чего-нибудь солёного, кислого или горького. Этакая семейка крыс. Нет, пожалуй, крысы обидятся на такое сравнение. Не крысы. Глисты. Упитанный главглист и две его подружки и помощницы. Но раздражали они не внешностью, а тем, что Главглист говорил без умолку и только о себе. О том, как они, глисты, спасли Леночку (мать Андрея) от безбожного существования и научили любить Бога (с заглавной буквы и с придыханием), как навещали бедняжку в доме скорби и помогали пройти суждённое испытание – и ни слова о том, что же за человек была Леночка, и почему помянуть её пришло так много народу…

- Если уж ты на поминках, - не выдержала я, - стоит, наверное, говорить о том, кого поминают. А не о том, кто и что для него сделал.

- Бог с тобой, деточка, кто же спорит, - Главглист пожевал пухлыми губками и продолжил самовосхваляющую речь.