========== Пролог ==========
- Фламмина Альба, сознаёшь ли ты свою роль в этом деле?
- Да.
- Клянёшься ли служить Кругу Девяти верно и нелицемерно?
- Да.
- Клянёшься ли быть преданной Лорду Охоты, исполнять его приказы, принимать награду и наказание от его руки и не искать иной славы, кроме той, что дарует тебе служба?
- Во всём этом и этим оружием – клянусь.
Лезвие меча рассекло кожу на ладони, и узкая голомень древнего клинка окрасилась багряным.
Вот и всё.
Слово сказано. Кровь пролита. Обратного пути нет.
========== Глава первая ==========
Когда-то у меня было другое имя. И другая жизнь – обыкновенная жизнь обыкновенной девчонки. Возможно, я так и осталась бы ничем не примечательной обитательницей обычного города, если бы не сон. Один и тот же, он повторялся время от времени и почти сводил меня с ума.
Большой зал, скупо освещённый неверным светом факелов. Стены и потолок теряются в сумраке. Я стою посреди него на коленях, на каменном полу. Передо мной – неясная фигура человека, закутанного в серый плащ с глубоким, закрывающим лицо капюшоном. Остриё меча в его руке почти касается моего горла. Его слова падают в темноту, словно камни в неподвижную воду. Древнее оружие, древняя клятва…
Я повторяю слова клятвы за ним, моя ладонь, сжимающая клинок, вспыхивает мгновенным огнём, по лезвию течёт тонкая струйка крови.
И – просыпаюсь с чувством уходящей боли и обещания.
Мне было одиннадцать лет, когда я осталась одна. Мать сгорела в несколько месяцев от болезни, названия которой я не запомнила, а с отцом они расстались едва ли не сразу после моего рождения. Я его почти не знала, и он меня, видимо, тоже. По крайней мере, на похороны он не пришёл.
Я помню это урывками, но очень отчётливо. Мать хоронили в последний день января. Было холодно, облачно и очень ветрено. Я стояла, держась за руку Ольги – младшей сестры матери – так, словно она была последним, что ещё связывало меня с реальным миром. Всё остальное выглядело в сумрачном полусвете пасмурного дня неправильным и ненастоящим. И продутое ледяным степным ветром кладбище, и чужое, странно заострившееся лицо матери, и стылая яма, в которую её опустили, и беспощадный, окончательный стук мёрзлых комьев земли по крышке гроба…
Потом я потерянно бродила по квартире и не могла понять – что здесь делают эти совершенно посторонние люди? Суетятся, накрывают стол, едят, пьют, говорят – зачем?
Наконец все разошлись и осталась только Ольга.
- Ну что, Ксенька, - сказала тётушка, - собирайся, солнышко, поедем жить ко мне.
И тогда я закатила истерику: ревела навзрыд, кричала, что не пойду, и как же мама… Дав мне откричаться, Ольга отвела меня в ванную, умыла и сказала только:
- Пойдём.
Так случился первый крутой поворот в моей жизни.
Следующий произошёл в конце десятого класса. Не сказать, что отношения с одноклассниками у меня были очень хорошими. Но и очень плохими не были. Было всё, как у всех: друзья, недруги, любимые и нелюбимые учителя. И один враг. Серёга по кличке Серый. Не знаю, что ему было надо, но изводил он меня целенаправленно и жестоко. Он дал мне дурацкое прозвище Стропила: оно не прижилось, но Серый иначе меня не называл. Он мог стащить мою сумку и всю перемену играть ей в футбол, пиная по классу. Он много чего проделывал, запас пакостей у него был неистощим. В тот день, на перемене между алгеброй и геометрией в классе, тихом и спокойном, не было никого, кроме меня, моей соседки по парте Лариски и Серого: все остальные носились во дворе, блаженствуя под неверным апрельским солнцем. Серый устроился на парте позади меня и принялся тыкать в спину авторучкой. Мне было не до него: хотелось прочитать взятый на два дня «Обитаемый остров»
- Стропила, ты чё там делаешь? Читаешь? А ты грамотная? А чё читаешь? Стропила, ты глухая? А чё молчишь? Стропила… Стропила… Стропила…
Голос, зудящий, как муха на стекле. И тычки в спину, щелчки линейкой, дёрганье за волосы…
А потом что-то случилось. Словно лопнула перетянутая струна. Я отложила книжку, встала и медленно развернулась лицом к Серому. Меня подхватила и понесла тёмная, страшная волна. И глядя в его наглые бледно-голубые глазёнки, я понимала: сейчас всё это прекратится. Совсем. Из раскрытой готовальни на Серёгиной парте плавно поднялся измеритель с двумя острыми иглами на разведённых ножках, нацелился ему в глаза и на мгновение завис возле самого лица. Серый словно окаменел, не в силах ни двинуться с места, ни отмахнуться, ни даже закричать.
Дикий, уходящий в ультразвук визг Лариски выбросил меня из транса. Измеритель упал с коротким стуком. Я в полном изнеможении плюхнулась на своё место и уронила голову на руки. Серый выскочил из класса, как ужаленный, и больше я его в тот день не видела. На уроке нам с Лариской было не до геометрии.
- Как ты это сделала? – поинтересовалась она шёпотом, ткнув меня в бок локтем.
- Не знаю.
- А раньше получалось?
- Не пробовала, - говорить мне совершенно не хотелось, но Лариску пожирало любопытство. Меня же занимало другое.
- Серый теперь классной нажалуется. Антонина мне устроит сказочную жизнь, мы с ней и так в контрах.
- Не нажалуется, - утешила меня Лариска, - что он, дурак, что ли? Понимает же, что никто ему не поверит. Телекинеза не бывает, это все знают.
- Бывает, не бывает – а вот…
Как удалось поднять этот проклятый измеритель, я в самом деле не знала. Единственное, чего я хотела в тот момент – прекратить издевательства. Как угодно, но прекратить.
Лариска оказалась права: Серёга никому ни словом не обмолвился о происшествии. Меня он с тех пор обходил десятой дорогой.
Потом я много раз пыталась повторить странный фокус – но ничего не получалось. Ни с какими предметами не получалось. И я бросила это занятие. Тем более, что стало не до экспериментов. Выпускные экзамены, вступительные экзамены, первый курс … Бог знает, почему я пошла в педагогический – преподавать историю оболтусам в школе особого желания не было. Впрочем, это всё равно. К тому времени отношения между мной и Ольгой несколько охладели. Ничьей вины в этом не было, просто так сложилось. Она собиралась замуж. Понять её было можно: в первый раз тётушка помчалась под венец, едва ей исполнилось восемнадцать, а через полгода овдовела, когда её благоверный отравился палёной водкой. Конечно, ей, молодой ещё женщине, хотелось иметь нормальную семью. А полувзрослая и довольно симпатичная племянница в Ольгины представления о семье не вписывалась. И мы с ней, спокойно обсудив ситуацию, сошлись на том, что сразу после её свадьбы я переберусь в квартиру матери, что Ольга и Павел будут по мере сил помогать мне деньгами и прочим, что понадобится, и я буду вести себя хорошо.
Развесёлая студенческая жизнь по большей части проходила мимо меня. Я исправно занималась, сдавала сессии, но всякого рода вечеринки, клубы и прочее меня не привлекали. Куда больше занимали сны. Они были разными. Иногда – и довольно часто – я видела всё тот же зал, освещённый факелами, фигуру в сером плаще. Иногда это были улицы древнего города. Почему-то, бродя по его улицам, я знала, что это Рим. По крайней мере в этих снах я видела себя одетой, как молодая римлянка из семьи среднего достатка: в льняную золотисто-жёлтую столу и белый плащ-паллу. Иногда мне снились охота, погоня, бой, и я просыпалась с неистово колотящимся сердцем.
Объяснения этим снам не находилось, а обдумать их требовалось. И я выплёскивала их на бумагу или в Paint. Рисование всегда было одним из моих любимых занятий.
А потом сны ушли, и рисование было заброшено. Я влюбилась. Этот эпизод моей жизни не из тех, которые хочется вспоминать. Мы познакомились в «Гараже», на концерте «Озера Эльфов». Не то, чтобы я любила эту команду, просто было скучно, вот и составила компанию одногруппникам. До сих пор не понимаю, что я тогда нашла в Олеге. Обыкновенный сын выбившихся из грязи в князи родителей, тщательно выхоленный и журнально-красивый, самоуверенный и самодовольный. Скорее всего, со мной сыграло злую шутку одиночество. Я прекрасно знала его репутацию мелкого пакостника, человека расчётливого, подлого и себе на уме. Я видела его барские повадки, апломб, манеру обо всём судить с точки зрения «пользы», как понимал её Олег. И тем не менее… Возможно, надеялась как-то изменить его к лучшему, считая, что это всё внешнее, наносное. Возможно, думала, что со мной он будет другим – не знаю.
