— Кончай клопа давить, братва! — стегнул по ушам вопль Козыря. — Кругом арш! Равнение на добычу!
Ростовцев открыл глаза, увидел, что все на дощаниках и верховые на берегу, развернувшись, смотрят вверх по течению, откуда, отчаянно выталкивая из трубы частые, плотные клубки дыма, резво приближался низенький, широкий в палубе пароходишко.
— К бою! — радостно скомандовал Ростовцев. Еще бы: такая удача! Захватив пароход, можно будет прорваться сквозь любые совдеповские засады. Обернувшись на миг к берегу, заорал: — Руби веревки! — И снова к тем, что в дощаниках: — Выгребай на середину! Да побыстрей, побыстрей, канальи. Упустим ведь!
Но арчевцы уже вывернули дощаники от берега, навалились на весла, чтобы перерезать путь «Советогору».
Пароход вдруг сбросил скорость, да так резко, что, казалось, даже осел на корму: взбурлилась вода под гребным колесом, дым окутал надстройки. А когда рассеялся, открыл стоящего у борта в полный рост высокого человека в кожаной куртке — тень от этого смельчака, изгибаясь, ломалась на взбаламученной воде.
— Эй вы, сдавайтесь! — властно крикнул он в медный, поблескивающий рупор. — Тот, кто бросит оружие, попадет под амнистию. Гарантирую жизнь и свободу.
— A-а, собака! — взвизгнул Ростовцев. — Это же Фролов!
Прыжком нырнул к пулемету, упал за щиток, полоснул длинной очередью. Фролов исчез.
И сразу же с «Советогора» сухой скороговоркой отозвался пулемет красных. За ним другой — тоном повыше, голосом позлей, понервней. Заметались, то пересекаясь, то расходясь, то приближаясь, то отдаляясь, частые фонтанчики между дощаниками и берегом. С лодок ответили беспорядочной винтовочной пальбой, застрекотал еще один пулемет арчевцев, потом и третий.
— Назад, назад, мужики! Отходим! Чекисты! — прорывались сквозь треск выстрелов панические крики. — Шевелись, стерьвы, гребите! Не видите, что ль, — сам Фролов!
Лодки развернулись к берегу, но, словно наткнувшись на невидимую стену, круто вильнули вдоль сплошного частокола фонтанчиков, отсекающих от суши.
— Прощай, братва! — заорал Козырь. — Бог не фрайер — выручит! — Упал грудью на холку жеребца. Глянул из-под локтя на верховых. — Рвем отсюда!
Уткнулся лицом в гриву, отпустил поводья, дал шенкеля. Конь, вытянув морду, поджав уши, бросился крупным наметом в чащу.
Привыкшие тянуть лодки флегматичные рабочие лошадки, знающие лишь размеренный спокойный шаг, тоже проявили неожиданную прыть. Подгоняемые ездовыми, которые, испуганно оглядываясь, чмокали, колотили пятками, коняги, вспомнив, видимо, молодость, устремились неумелым коровьим галопом вслед за жеребцом…
Козырь поджидал отставших в низкорослом сосняке.
— Ну, сявки-сявочки, вывернулись! — Он сдавленно засмеялся, когда подъехали ездовые. Почесал острый, выступающий далеко вперед подбородок. — Из какой мясорубки вырвались, самого Фролова провели, а!.. Ты чего закис, Студент? — ткнул в плечо всадника в пенсне и потасканной тужурке с золочеными пуговицами. — Хватай воздух, дыши глубже. Живы ведь, короли-валеты! Живы, Студент, чуешь?
Тот посмотрел на него через покривившееся пенсне.
— Нехорошо как-то получилось… Своих в беде бросили.
— Вот так ляпнул! — поразился Козырь и даже покачнулся в седле. — Ты что? Смерти захотел? Могу помочь, — потянул из-за спины винтовку. — Выручим его, Урядник? — Весело посмотрел на краснолицего, кряжистого мужика с густой, аккуратно подстриженной рыжей бородой. — Выделим девять грамм из общей пайки для этого недоумка?
Урядник насупился, нахмурил брови.
— Наши-ваши, глупость одна. О себе думать надо. Что делать-то теперь станем, господа хорошие?
— Как что делать? — удивился Студент. С недоумением уставился сквозь блеснувшие стеклышки пенсне на Урядника. — Поедем в Березово!
— Вот и видно, что ты — дура зеленая, — снисходительно решил Козырь. — Сразу ясно, тебе еще ни разу на хвост не садились. Стой, зараза! — Дернул повод, успокаивая затанцевавшего, заперебиравшего ногами коня. Предложил уверенно: — Надо валить туда, откуда пришла эта лайба с чекушниками. В Сатарово надо — самый козырный ход! Там нас никто не ждет. Кроме того, что ты жрать собираешься? А в Сатарове комиссары харчей небось для узкоглазых оставили — прорву!
— Что ж, есть резон. — Студент серьезно и глубокомысленно кивнул. — Это убеждает, это логично. Как по-вашему, Урядник?
— Одобряю, — важно заявил тот. — Я думаю, пароход далее, в Березово, направится. А нам, полагаю, с краснюками не по пути.
Козырь хмыкнул и вдруг вытянулся на стременах, поднял указательный палец, призывая к тишине.
— Слышь, перестали хлестаться! Все, спеклись братишки, хана им пришла… Сейчас чекисты в кустах шмон проведут и за нами в розыск!
Пригнулся, пустил коня галопом. Урядник и Студент, тоже пригнувшись, оглядываясь встревоженно, поскакали вслед за ним.
Держа под прицелом бандитов, чоновцы приближались на шлюпках к дощаникам. Выловили Ростовцева, которого свои же выбросили в воду за то, что он продолжал отстреливаться, когда все уже побросали оружие и задрали руки вверх; помогли забраться в шлюпку еще нескольким арчевцам — тем, что за борт попрыгали от страха.
Ростовцев первым взобрался по трапу на палубу «Советогора».
Мельком взглянул на чекистов, на девушку в алой косынке, на черноволосого, большеголового остячонка в серой рубахе, перехваченной ремнем с ножом, на крепыша в кителе и фуражке речника — судя по всему, капитана, и задержал взгляд на Фролове, легендарном и страшном. Но тот на него, Ростовцева, и не глядел. Прищурившись от солнечных бликов, игравших на воде, наблюдал за бойцами, которые перегружали из дощаника в шлюпку винтовки, зеленые патронные ящики.
— Я так полагаю, что вы — Ростовцев Сергей Львович, — не повернув головы, сказал Фролов. — Бывший инспектор губземотдела, а во время мятежа заместитель Арчева. Верно?
— Абсолютно справедливо. — Ростовцев, храбрясь, прищелкнул каблуками, попытался развязно улыбнуться. — Заместитель по политико-идеологической работе. Так сказать, комиссар по вашей терминологии.
— Чего это вы ёрничаете? — Фролов покосился на него. — Не охладился еще в воде пыл? Или от страха?
— Вы не смеете подозревать меня в трусости! — фальцетом выкрикнул Ростовцев. — Никто не давал вам права…
— Да бросьте вы, — Фролов махнул рукой. Оглядел других пленных, которые сбились в кучку около трапа. — Этого, — мотнул подбородком в сторону Ростовцева, — в «каюту стюартов», остальных в общую.
Пленные, топоча по палубе, потянулись под конвоем на корму, где в пустующем кубрике машинной команды и кочегаров были еще в городе сколочены многоместные двухъярусные нары. А Ростовцева конвоиры повели к двери под мостиком.
— Да, Матюхин! — окликнул Фролов. — Найдите им что-нибудь сухое. Пусть переоденутся.
Ростовцева втолкнули в каюту, с силой захлопнули дверь.
Арчев, стоявший у окна с решеткой, обернулся.
— Евгений Дмитриевич! — обрадовался Ростовцев, с изумлением глядя на обросшего светлой короткой бородкой командира. Дернулся было к нему, но тут же остановился, точно споткнулся. Вскинул надменно голову. — Простите. Мы незнакомы. С предателями не хочу иметь ничего общего.
— Дать бы вам по физиономии, чтобы выбирали выражения. — Арчев, прислушиваясь к топоту в коридоре, который доносился глухо, как из-под воды, потянулся, зевнул. — Погубит вас язык, Серж. Язык, апломб и глупость. — Подошел к койке у стены, поднял с нее шинель. — Снимите с себя мокрое тряпье, подпоручик. И наденьте хотя бы вот это… А то простудитесь.
— Пошли вы к черту с вашей заботой! — Ростовцев оттолкнул его руку. — Ненавижу вас! Вы изменили отряду, изменили нашим идеям, нашему святому делу освобождения России! — Направился было ко второй койке, у противоположной стены, но Арчев решительно преградил путь.
— Немедленно переодеваться! — рявкнул по-командирски. — Не хватало, чтобы вы из этой конуры еще и свинарник сделали… Смотрите, какие лужи!
Ростовцев, невольно вытянувшийся от окрика, глянул под ноги, отступил на шаг. Нехотя принялся раздеваться.
