«Я тебя ненавижу за то, что люблю тебя…» Я тебя ненавижу за то, что люблю тебя, И себя ненавижу за то, что люблю тебя. То что живо осталось во мне – все в вине топлю. Я весь мир ненавижу за то, что тебя люблю. Мысли полубезумные я отгоняю прочь В эту лунную-лунную, в эту проклятую ночь. Ты ведь мне не нужна, и тебе ведь не нужен я, Но скажи, почему? Почему я люблю тебя? Я готов сам себя наизнанку перевернуть, Чтобы в памяти все постирать, позабыть, зачеркнуть. Не хочу о тебе даже думать, но вот беда — Ты как призрак со мною повсюду, везде, всегда… Редко вижу тебя наяву, но ты снишься мне, И глаза твои серые ласковы в каждом сне… Я уже не живу, а как-будто все время сплю. Я и жизнь ненавижу за то, что тебя люблю. «Я обручен с моей тоской…» Я обручен с моей тоской Во храме серого сомненья Кольцом из грусти неживой. Обязан я тебе одной Нежданным этим обрученьем. Мгновенья радости даря, Ты в дымке буден исчезаешь, Прощальных слов не говоря, В душе смятение творя, И ничего не обещаешь… «Кто ты, млечное счастье мое? Ты – звезда…» Кто ты, млечное счастье мое? Ты – звезда, Что во тьме помогает не сбиться с пути… Ты – частица огня, что везде и всегда Согревает замерзшую птицу в груди. Ты – прохладный глоток, освежающий дно Непрестанно пылающей страстью души… Ты – священно хранимое имя одно, То, что губы мои ночью шепчут в тиши. Кто ты, страшная мука моя? Ты – печаль, Что глаза застилает мои, как туман… Ты – ее силуэт, убегающий вдаль Как мираж, как извечно влекущий обман. Ты – мечта, словно полная чаша вина, Уводящая в мир ослепительных грез.. Ты – моя непомерно большая вина Перепорченных нервов и пролитых слез. «Хоть глаз не закрывай! Закрою – вновь она…» Хоть глаз не закрывай! Закрою – вновь она… И чудится родной и милый голос женский. Мгновенья эти, как большой бокал вина — Глотками пью, чтоб дольше растянуть блаженство. О, сладкий хмель любви! Дыханье задержав, Рискуя потерять дар мировосприятья, Ловлю себя на том, что чувствую дрожа Знакомое тепло – ее в своих объятьях. Как трудно объяснить, что грезится, когда Любимые глаза, огнем сжигая душу, На твой немой вопрос кричат открыто «Да!» Нет, не нужны слова! И ничего не нужно! От самых нежных губ, от самых милых рук То бросит в страшный жар, то вдруг мороз по коже… Кто счастье пьет до дна – тот отрезветь не может. Я жутко пьян. Прости меня, мой друг! «Вот и тридцатник… Черт побери!..» Вот и тридцатник… Черт побери! Словно с похмелья стоишь у двери! Юность медовая – меня не жди, Дверь закрывается, жизнь впереди! Кто-то осудит, а кто-то – поймет… Жаль, не случается наоборот: Жизнь – кинопленка, но, как ни крути — Не возвращаются годы пути. Выпьем за молодость. Лейся, вино! Те, кому больше, поймут все равно: Пусть тебе сорок или пятьдесят, Но двадцать пять не воротишь назад… Впрочем… Печаль за бокалом вина Быть не должна – раствориться должна. Тридцать – не возраст! Так выпьем, друзья! Пусть будем счастливы, все вы и я!!! «Хочется много-премного тепла…» Хочется много-премного тепла И для души, и для бренного тела… Вьюгою зимней тоска налетела, Маленький мой огонек занесла. Сможет ли кто-нибудь и как-нибудь Вновь огонек до пожара раздуть? Хочется трепета жаждущих губ, Ласковой гладкости женских ладоней, Взгляда, щемящего сердце до боли, Слов, от которых и счастлив и глуп. Сможет ли кто-нибудь и как-нибудь Жизненной явью мечты обернуть? Хочется знать, что ты только один В чьем-то безудержно любящем сердце, И до конца своей жизни, до смерти Знать, что ты – раб, но что ты – господин! Сможет ли кто-нибудь и как-нибудь «Нищему» веру в «богатство» вернуть? «Не приходи ко мне во сне…» Не приходи ко мне во сне Напоминаньем о весне, Не приноси с собою боль, Другая ты, и я – другой. Сердца не так стучат у нас, И взгляд иной у прежних глаз, Ни наяву и ни во сне Не вспомним мы о нашем дне. Не приходи ко мне во сне, Как этот белый-белый снег… Его холодная вуаль Покрыла все, и очень жаль — Мне нечем скрыть мою печаль… Как много сказок у зимы… В одной из них любили мы. Той сказке не было б конца, Но стали разными сердца. Нет смысла это отрицать… |
