Разумеется, это разбудило Боба и Фрэнка.
— Ты чего разорался? — недовольно спросил первый, сонно потирая глаза, и Уэй поперхнулся от неожиданности.
— Что-то случилось, Джи? — заботливо поинтересовался Фрэнки. Джерарду вдруг стало совестно.
— Просто дерьмовый сон. Прости, Рэй, — Джи виновато взглянул на приятеля. — Мне снилась школа.
Торо поморщился, словно понимал всё то, что кроется за этим словом для самого Джерарда.
— Паршивое местечко, — буркнул он и замолчал: Рэю явно не хотелось вспоминать о нём в красках. Зато Фрэнк тут же подключился к разговору:
— А я иногда скучаю!
Все они, даже Боб, посмотрели на него, как на прокажённого, но Фрэнки ничуть не смутился.
— Временами там было весело, и мы с ребятами пытались собрать группу… Я играл на гитаре, меня отец научил… Но это было совсем не то, что здесь. Твои тексты, Джи, — это нечто потрясающее, они бьют прямо в яблочко! Наши песни — просто детский лепет, даже вспомнить стыдно. — Он потупился.
— А для меня музыка, наоборот, всегда была возможностью уйти от мира, — снова заговорил Рэй. — Не видеть гнусные рожи одноклассников.
— А кто тебя научил играть? Джи, ты не представляешь, как он крут!
— Где ты успел услышать? Вы что… Погодите, вы что, играли на тех инструментах?!
— Ну должны же мы были чем-то заниматься, пока ты развлекался без нас, — хмыкнул Боб. — Думаю, мы показали класс этим ублюдкам.
— Не то слово! Жаль, тебя там не было! — воодушевлённо продолжал Фрэнк.
— Да ладно, мы не были так грандиозны! — пытался возразить Торо.
— Не верь ему! Так кто учил тебя играть?
— Мои братья. Хорошие были деньки… Сейчас мы почти не видимся. Ну, то есть… Не виделись в последнее время. Пока я не попал сюда.
Это звучало как оправдание. Мол, ничего, если я умру — мои великовозрастные братья переживут это, да и мать с отцом — тоже. Джерард поёжился.
— Майки, мой брат, тоже умеет играть, — сказал он, чтобы заполнить паузу. — Но он сам учился, так что я не знаю, насколько он крут, — усмехнулся Джи. — Мы тоже привыкли прятаться за музыкой от повседневности. А ты, Боб? У тебя классное чувство ритма!
— Я начал с того, что бил по крышкам мусорных баков, — ответил тот, и по его тону нельзя было понять, шутит он или нет. — Следующей ступенькой стали кастрюли в школьной столовой, а потом — лесозаготовки, там я как-то понял, что разная древесина даёт разный отзвук… — Боб говорил очень увлечённо. — Но на настоящих барабанах мне до сих пор играть не доводилось, — пояснил он. — Поэтому когда Фрэнк говорит «чертовски круто», он имеет в виду только Рэя.
— Да брось, ты стучал по этим штукам так, будто всю жизнь только этим и занимался!
Боб только пожал плечами.
— Между тем, я чертовски хочу есть, — заявил он, и вскоре они разделили между собой остатки вчерашнего мяса и запили его водой из фляги, припрятанной в рюкзаке Фрэнка.
— Осталось совсем мало, — с сомнением протянул он, потрясывая ёмкостью у себя над ухом. — Надо бы вернуться и набрать ещё. Может, заодно сыграем что-нибудь? — воодушевлённо предложил он. — Не думаю, что инструменты куда-то делись!
— А что, — задумчиво проговорил Джерард, — они же хотели шоу!
День обещал быть спокойным — по меркам Голодных Игр, разумеется. Сегодня всё внимание зрителей будет обращено не на самих трибутов, а на тех, кто переживает за них, не имея никакой возможности повлиять на исход событий. Наверное, сейчас какой-нибудь капитолийский франт беседует с Майкосом, пытаясь вытянуть из него самый яркие и трогательные подробности о старшем брате, точно он — герой какой-нибудь мелодрамы, которого необходимо раскрыть, чтобы заставить зрителя прослезиться. Интересно, что скажет Майки? Вряд ли начнёт откровенничать, как это делали порой одноклассники участников Игр, надеясь, что их подольше будут показывать по телевизору, или родственники профи из первых дистриктов, уверенные в победе своих отпрысков. Хорошо бы увидеть это интервью — ещё раз услышать голос брата, вспомнить всё вместе с ним… Но всё, что сейчас мог сделать Уэй — постараться отвлечься на разговоры ребят и музыку. Они ведь сыграют, верно? Он сам давно не пел вот так, действительно собравшись сделать это, под аккомпанемент. Чаще это были спонтанные всплески эмоций, и пение не доставляло ничего, схожего со спокойным удовлетворением после посиделок с Майкосом на Луговине, когда все слова сказаны, а те песни, что хотелось спеть, — спеты.
— Идти можешь? — участливо спросил Рэй, помогая Джерарду подняться.
Уэй кивнул. Он двигался медленно, выверяя каждый жест, опасаясь, что хорошее самочувствие — лишь иллюзия, которая легко развеется, стоит лишний раз пошевелить рукой. Но капитолийское лекарство помогало — рана лишь немного ныла и, кажется, даже если не начала затягиваться, то по крайней мере к этому шло. Джерард, пусть и не обременённый ношей, сумел самостоятельно преодолеть расстояние, разделявшее место ночлега и источник воды, найденный ребятами. Переход занял больше двух часов без учёта привалов, которые приходилось делать, чтобы дать Джи передохнуть. Главное, чего сейчас стоило опасаться, — встречи с профи. Они наверняка уже разделились и рыщут по Арене в одиночку, чтобы не было соблазна расправиться с бывшими соратниками во сне. Отчего же Фрэнк, Рэй или Боб не сделают то же самое? Кажется, этот вопрос будет преследовать Джерарда до конца жизни, даром, что той остаётся совсем немного. Наверное, они все были тоже не от мира сего — даже суровый и прагматичный Боб Брайар. Возможно, это и делало их хорошими людьми — не только в глазах самого Джи, которого они спасли: хорошими людьми в целом. Как будто в них не было того, что заставляет людей глумиться над слабыми и бояться того, что не поддаётся пониманию. Это делало парней чище, что ли, и даже грубые насмешки, казалось, не приставали к ним. Такие люди нужны везде, а особенно здесь, на Играх; только так можно не потерять веру в то, что в мире осталось что-то, кроме грязи.
Больше увлечённые негромким разговором о школе и доме, чем заботой о внешних угрозах, парни, наконец, вышли к небольшому оазису. Выглядел он почти так же безрадостно, как и весь пустынный пейзаж, но всё же там был источник воды, а профи не успели обнаружить это место. Наполнив фляги водой, ребята расположились у ручья, чтобы отдохнуть — идти под палящим солнцем было тяжело, а здесь вполне можно было передохнуть, прикрыв голову капюшоном.
— Джерард, — обратился к Уэю, как к негласному лидеру, Фрэнки, — а что мы сыграем?
Вопрос резонный. Дистрикты давно были разделены, и никто не мог припомнить текстов, знакомых каждому. А ведь какая-то простая песня, почти народная, могла бы затронуть сердца капитолийцев — они хотели видеть неподдельные мысли тех, кого сами отделили от себя, даже прислали для этого целый комплект музыкальных инструментов, лишь бы превратить кровавое шоу в мюзикл. Как парни могли их разочаровать?
— Подождите… — пробормотал Джерард и замолчал ненадолго, шевеля губами, точно пробуя слова на вкус.
Постепенно эти беззвучные размышления стали обретать форму, и вот Фрэнк, Рэй и Боб уже внимательно прислушивались к мелодии, которую напевал их союзник. Получалось хорошо — и зло одновременно: уж это столицу точно не разочарует!
Well if you wanted honesty that’s all you had to say.
I never want to let you down or have you go — it’s better off this way.
Боб постукивал пальцами по пыльному боку фляги, подбирая ритм, Рэй явно представлял в руках гитару и мысленно перебирал аккорды, а Фрэнки, заметив это, старательно подражал его движениям.
— Скажи, о чём эта песня? — спросил Боб, хотя, наверное, знал ответ, как и остальные.
— О том, что есть в мыслях каждого жителя любого из дистриктов, — пожал плечами Джерард.
***
Солнце спускалось к горизонту, когда четвёрка добралась до места, где остались две гитары, барабаны и микрофон. Каким-то чудом не запылившиеся, они маняще поблёскивали на свету — каждый из парней, не будь он на Арене, мечтал бы о таком сокровище. Новые, качественные инструменты! Боб тут же ринулся к разрозненным барабанам: вот большая «бочка» с педалью, и несколько барабанов поменьше, и звонкие тарелки — целый конструктор, «собери установку сам». Очевидно, в прошлый раз он использовал не все, зато теперь интуиция безошибочно подсказывала Бобу, что делать.
