========== I ==========
Сумерки плавно опускались на Дистрикт-6. Заходящее солнце золотило верхушки деревьев и крыши домов, а два худеньких паренька, стараясь сдерживать рвущийся наружу смех, бежали в сторону Луговины.
— Вот дерьмо! — выругался один из них, тот, что помладше. В тот же миг послышался слабый хруст.
— В чем дело?! — шикнул старший, оборачиваясь назад и проверяя, нет ли за ними погони.
— Очки! — раздосадованно ответил младший, не останавливая бег.
— Черт с ними! Беги давай! Или ты без них не видишь?
— Нормально!
Через несколько минут бега цель была достигнута — парни устало опустились на траву, помещая перед собой две только что украденные бутылки домашнего пива и кусок копченой колбасы. Отдышавшись немного, тот из молодых людей, что был немного постарше, поднялся на ноги и неторопливо приблизился к неглубокому овражку, заваленному пожухшими прошлогодними листьями. Там они с братом прятали гитару всякий раз, когда собирались вечером уйти из дома — что, впрочем, случалось довольно часто.
— А что с очками? — спросил парень, очищая гриф инструмента от налипших листьев.
— Да у них дужка разболталась. Давно еще, — махнул рукой младший брат. — Вот и свалились. Кажется, я на них наступил, — хмыкнул он, потирая пальцем переносицу. Проведя рукой по растрепавшимся русым волосам, парнишка потянулся к стеклянной бутылке с пивом — здесь было целых пол-литра — и открыл ее ключом, после чего проделал то же и со второй бутылкой. — Джи, иди сюда! — позвал он.
Счистив с гитары грязь, Джерард подтащил ее к брату и, усевшись подле него, взял в руки бутылку.
— Майкос? — позвал он.
— Чего?
— Чего-чего, колбасы дай! А то сожрешь все в одну харю!
Майки, до сих пор не трогавший сворованный на рынке кусок колбасы, вспыхнул праведным гневом. Джи, заметив, что братишка сердится, добродушно улыбнулся и сам потянулся за колбасой.
— Какая-то она хиленькая, — хмыкнул парень, разрезая небольшой кусок пополам при помощи перочинного ножа. — Прям как у тебя в штанах! — Джерард засмеялся.
— Дурак! — Майки насупился и отнял у брата положенные ему полкуска. Джерард нахмурил брови, но промолчал. Странно, обычно Майкос всегда находил достойный ответ — такие словесные перепалки были неотъемлемой частью в жизни братьев. Но, видимо, сейчас у Майкла не было настроения препираться.
Медленно пережевывая небольшой кусочек колбасы и наслаждаясь его вкусом, Джи задумался. Приходя сюда, на Луговину, поздними вечерами с гитарой и пивом, безвременно позаимствованным на рынке у ворчливой торговки, прозванной братьями Селедкой за невероятную худобу и словно застывший взгляд огромных глаз, они всегда чувствовали себя уютно. Была во всем этом какая-то особая, умиротворяющая атмосфера. Лучи заходящего солнца уступали место высыпающим на небе звездам — темнота всегда наступала в Шестом внезапно. И тогда, под этими бесконечными сияющими звездами, братья Уэй могли сидеть до самого утра, обсуждая проблемы насущные или же просто дурачась. Младший, четырнадцатилетний Майки, частенько играл на гитаре, а старший, Джерард, пел — причем зачастую это были песни собственного сочинения, откровенно поносящие власть. И если бы подобное творчество дошло до ушей миротворцев, то розги — самое безобидное, что ждало бы парней. Да только здесь, в поле, их никто не мог услышать — разве что птицы, но да ведь птицам плевать на власть, верно? Они и без революционных песен свободны…
Жители Панема никогда не были свободны. Ни до восстания, ни, тем более, после него. Так уж сложилось испокон веков, что дистрикты находились под постоянным гнетом Капитолия, и единственная попытка бунтовать завершилась появлением Голодных Игр. И Джерард, как экспрессивный молодой человек, яро ненавидящий Игры и все, что имело хоть какое-то к ним отношение, не раз задумывался о том, чтобы оказать какое-никакое сопротивление властям. Но одно дело — обсуждать это с братом на Луговине и вынашивать какие-то планы по свержению президента, в большинстве своем далекие от идеала, а другое — действовать. Обычно все заканчивалось бурным выплеском эмоций и новой песней, рождавшейся совершеннейшим экспромтом.
Сейчас, накануне Жатвы, Джерард всерьез задумывался о том, чтобы не пойти. Взять Майки и сбежать прямо сейчас… ну… куда-нибудь! И они бы, наверное, сбежали, если бы не родители. Куда побегут они, немолодые уже люди, с двумя проблемными подростками? Оставлять же отца с матерью здесь одних никак нельзя — миротворцы Шестого дистрикта страшны в гневе, и стоит им узнать, что два мальчишки сбежали из дома, и родителям не поздоровится. А Джи любил их — отца и маму — и не хотел доставлять им неприятности. Выбора не оставалось.
— Майки! — Джерард ущипнул брата за бок, стараясь хоть немного его расшевелить. — Ты чего такой? Боишься?
— Не боюсь я! — излишне самоуверенно хмыкнул паренек.
Джи вздохнул. Было видно, что Майки врет, но едва ли мальчишка его возраста сможет признать подобное. Джерард же… Не то, чтобы он боялся — скорее, церемония Жатвы его раздражала. Молодой человек старался не думать о том, что его или Майкоса могут выбрать трибутом — и вот уже шесть лет это помогало. Сам Джи в этом году примет участие в жеребьевке в последний раз, а уже послезавтра будет официально свободен — насколько это возможно в Панеме. Впрочем, он не знал, радоваться этому или нет — в конце концов, Майки будет по-прежнему находиться под угрозой, а значит, будет лишь хуже — ждать и быть не в силах помочь.
Еще несколько минут братья сидели в полной тишине, вслушиваясь в отдаленные гудки и грохот поездов где-то там, в самом Дистрикте. Спустя некоторое время Майкос, до этого целиком и полностью поглощенный собственными мыслями, пробормотал:
— А что, если… Если нам на самом деле убежать, Джи? Не придется участвовать в Жатве, не придется больше подчиняться кому-то…
Джерард нахмурился и перестал накручивать на палец довольно длинную прядь волос. Он сочувственно посмотрел на Майки и подсел поближе к брату. Майкос выглядел озабоченным, близоруко щурился, глядя Джерарду прямо в глаза, и казался старшему брату одновременно беззащитным маленьким мальчиком и уже сформировавшимся взрослым человеком со своим взглядом на жизнь. Черт разберет этих подростков — в свои восемнадцать Джи уже начисто позабыл о том, каково быть мальчишкой в пубертатном возрасте. Но ведь на то он и старший брат, чтобы поддерживать младшего? Попытавшись улыбнуться, Джерард обнял Майкоса, и тот, совсем как маленький, уткнулся носом в братское плечо.
— Ты все-таки боишься? — тихо спросил Джи и получил в ответ едва слышное:
— Угу… Знаешь, — Майки вздохнул, собираясь с духом, — я вчера говорил с бабушкой. Ну, спрашивал, что, если меня завтра… Того, выберут. Она сказала…
Джерард не дал брату закончить, это было сильнее его.
— Ты опять? — Джи был скорее огорчен, нежели зол на брата, но спокойно говорить не мог. — Сколько раз тебе повторять, Майкос? Она умерла, понимаешь? Умерла! Она не может ничего тебе ответить, не знает даже, что ты с ней говоришь! Понимаешь?..
Майки упрямо нахмурился и вперил взгляд в землю.
— Может, — буркнул он, избегая взгляда брата. — Я сам задал ей вопрос, — Уэй-младший уже не шептал, а шелестел, едва шевеля губами, словно он сам был покойником, — а она ответила коротко и ясно: «да».
Больше объяснять ничего не требовалось — Джерард знал, что Майкос, когда его что-то тревожит, всегда спрашивает совета у покойной бабушки по материнской линии, Хелены Ли Раш, устраивая импровизированные спиритические сеансы с самодельной доской уиджа*. И никто на свете, наверное, не сумеет убедить паренька в том, что это не более чем самовнушение.
— Сожгу эту гребаную доску ко всем чертям! — погрозил пустоте Джи.
Нет, разумеется, он этого не сделает. Не хватит духу. Стоит только представить это отчаяние в глазах младшего братишки, упрек в голосе, как Джерарду становится совершенно ясно, что нет смысла даже пытаться. Пусть лучше живет с этой тенью прошлого, чем погружается в беспросветное уныние.
