— Но ты же сказала, что не знаешь, что это! — Джерарду казалось, что его мозг плавится, несмотря на то, что дневная жара спала, уступив место ночной прохладе.

— Знать и понимать — разные вещи. Я не сказала, что понимаю, что это такое.

— Тогда что ты поняла?

— Все, — просто ответила девушка. Грянула пушка, заглушая ее голос, и Хелена на автомате произнесла: — Уже второй за день.

Уэй кивнул и снова уставился в бездну. Задумчиво поднял с земли камень и швырнул его на дно обрыва. Нечто поглотило небольшой булыжник без остатка, вобрало в себя, собравшись клубком вокруг, и снова расползлось. В безмолвной тишине ночи, освещаемое красноватой луной, оно извивалось там, на дне пропасти, широкими черными лентами, сотканными из дыма и водяных паров, и иногда можно было заметить, как в густом, плотном и постоянно изменяющемся дыму отсвечивают кристаллы звезд, подобно стразам на платье какой-нибудь роскошной капитолийки. Джерарду казалось, что он тонет в этом загадочном шлейфе, хотя до него было не меньше сотни метров. Оно затягивало, как ночной кошмар, проникало во все его существо, и Уэй не мог сказать, сколько же времени он так просидел, зачарованный.

So many

Bright lights to cast a shadow

But can I speak?

Well is it hard understanding

I’m incomplete…

— Не пытайся понять нарочно, — подсказала Хелена. — Тогда понимание придет само. Как смерть приходит к тем, кто больше всего ее боится.

И Джи, понимающе кивнув, продолжил изучать клубящийся туман внизу, пытаясь, как велела Хелена, ни о чем не думать. Это было не так уж и трудно: туман затягивал, будто забирал сознание, и Уэй мог только смотреть в какой-то невероятной прострации, будто заколдованный — то ли самой Хеленой Сорроу, то ли распорядителями, создавшими этот каньон. Хотя почему он решил, что нечто — дело рук капитолийцев? Может, это были души погибших на арене трибутов или… Или еще что-то мистическое?

Стоило ему подумать о павших юношах и девушках, как послышались первые звуки гимна. Хелена и Джерард с сожалением оторвались от созерцания бездны, чтобы узнать, кто умер сегодня. Уэй готовился увидеть среди чарующих звезд в иссиня-черном небе изображение Боба Брайара и кого-нибудь еще из своих товарищей, но в этот раз судьба оказалась благосклонной к ним всем: погибли парни-трибуты из дистриктов Два и Десять. Джи вдруг подумал о словах Хелены: «смерть приходит к тем, кто больше всего ее боится». Неужели профи из Второго дистрикта боялся умереть? Джерарду казалось, что бояться сильнее, чем боится он сам, просто невозможно, а значит, теория Хелены Сорроу была неверной. Так или иначе, он рад был, что у Боба, Фрэнка и Рэя все хорошо. Во всяком случае, они пережили этот день. С этой мыслью Джи вновь вернулся к разглядыванию пропасти: теперь ему казалось, будто изгибы таинственной субстанции там, на дне, танцуют причудливый танец, рисуют не виденные никем прежде картины, пытаясь донести что-то до наблюдателя. Хелена знала, что они хотят сказать и показать, и теперь Джерард думал о Хелене. Он вспомнил вдруг, как Сорроу пробралась ночью в его комнату в Тренировочном центре — будто она следила за ним, какая-то ненормальная. И что же все-таки у нее на уме?..

И вдруг, сам не зная, почему, он тихо сказал:

— Я понимаю.

— Правда, понимаешь? — в восторге спросила девушка, заглянув ему в глаза. В ее глазах блеснул лунный свет, и Джи уловил в зрачках собственное отражение. Впалые глаза с огромными синяками, изможденное лицо, растрескавшиеся губы и волосы-лохмотья… Меньше, чем Хелена Сорроу, но он все-таки походил на призрака. Да, все они были призраками, да и арена тоже. Было ли в этом мире хоть что-то настоящее? Существовал ли он когда-то и существует ли теперь, сиюсекундно? И был ли смысл хоть в чем-то? Время скоротечно, и собственная жизнь начинала казаться Джерарду подобием разбивающихся друг о друга туманных полос внизу, вечно меняющихся, густых, черных, жутких… Эти метаморфизмы — он был соткан из них, все кругом было метаморфическим, призрачным, недолговечным.

— Правда, — ответил он после недолгого молчания. Хелена удовлетворенно кивнула.

И вот, это произошло снова: рядом с Хеленой Сорроу время будто бы изменяло свой ход, и становилось неясно, что же сейчас все-таки происходит, завис ты в прошлом или несешься навстречу будущему, и куда же подевалось настоящее. Джерард был просто потерян, сбитый с толку странным знанием, поселившимся в его сознании. Теперь этот маленький темный секрет, змеящийся между теплых извилин в его голове, никогда не покинет разум Уэя. Всегда будет там, чтобы напоминать о чем-то очень важном; это клеймо, которое Восьмая поставила прямо в душе парня, с упоением выжгла на податливой мягкой поверхности. Так и сяк изучая эту мысль, Джи продолжал пялиться в бездну, пока не стало казаться, что это не беспросветная тьма, а ослепительные вспышки там, внизу. Веки горели и царапали глазные яблоки, но парень продолжал смотреть вниз, позволяя подвижному сгустку затягивать себя.

Когда Джерард пришел в себя, Хелена просто лежала на земле рядом с ним, как и обычно, скрестив руки на груди. Мертва? Нет, грудь медленно вздымается, бледные губы полуоткрыты: оттуда, если наклониться пониже, вырывается струйка воздуха. Она просто спит, и под синюшными веками все еще скрываются глаза живой девушки. И пусть она была жива, но до боли знакомый образ виднелся за этой черной фигуркой, и Джи в который раз мысленно вернулся к похоронам бабушки. Если задуматься, даже тогда все еще было хорошо — по крайней мере, он и Майки были вместе, живы и здоровы. Решение сложилось в голове парня само собой.

Вынув из внутреннего кармана куртки карандаш, Уэй принялся, с силой царапая иссохшуюся землю грифелем, выводить в пыли буквы. А также «да», «нет», «прощай»… Словом, он изображал доску прямо в пустыне. Разговор с бабушкой — дело личное, и он совсем не хотел, чтобы Хелена наблюдала за ним. Что до тысяч зрителей… Что ж. Выбирать не приходится, но лучше постараться забыть об их присутствии, чем ощущать себя старым бабуином посреди зоопарка; сидеть, задумчиво перебирая свой помет, наблюдать за тем, как издевательски хохочет толпа, не желая признавать в тебе человека. Это слишком мучительно, так и не долго сойти с ума по-настоящему.

Can you see

My eyes are shining bright

Cause I’m out here

On the other side

Of a jet black hotel mirror

And I’m so weak…

Закончив, Джерард спрятал надломленный карандаш и опустил указатель, подаренный братом, на стартовую точку. Прижав пальцы к сухому и теплому кусочку древесины, парень задал первый вопрос. Его не пугало поверье о том, что ни в коем случае нельзя говорить с мертвыми в одиночку или то, что кто-то может слышать его приглушенный голос.

— Куда мне идти? Стоит ли мне хотя бы бороться, или лучше сразу полететь на дно ущелья?

Слова сами собой слетали с губ, под подушечками пальцев скопился пот — Уэй был готов получить ответ. Но стрелка не желала двигаться ни на миллиметр. Воздух пустыни зазвенел от царивших в нем тишины и напряжения, а вот импровизированная доска будто бы была оторвана от этого мира, натянутого, как струна.

— Почему ты не отвечаешь, ба? — в отчаянии прошептал Джи. — Где ты?

Тугой ком в горле никак не получалось проглотить, и он причинял боль. А тем временем указатель под пальцами парня ожил и пополз в сторону, за границы нарисованной уиджи. Едва выдвинувшись за край, он замер, указывая на что-то более реальное, чем буквы на песке. Джерард Уэй поднял глаза: прямо перед точеным деревянным носиком указателя на земле мирно спала неподвижная Хелена Сорроу.

Комментарий к XIV

My Chemical Romance - Famous Last Words

========== XV ==========

Джерард не знал, верить ли увиденному. Что это было? Галлюцинации? Умелый трюк распорядителей? А может, он сходит с ума? Дрожащими руками юноша дотронулся до деревянного треугольника: тот был самым что ни на есть настоящим — покрытым тонким слоем пустынной пыли, с едва ощутимой впадинкой в том месте, куда ставили палец. Словом, сомнений быть не могло, и от этого у Шестого начинала кружиться голова. До этих самых пор смерть бабушки была для Джи самым волнующим и болезненным событием, даже Голодные Игры не смогли оставить в его душе столь же глубокий отпечаток. Но вот теперь картина мира резко изменилась: покойники возрождаются в телах безумных девушек, похожих на средневековых ведьм, ночная темнота оказывается омерзительной черной субстанцией, извивающейся и клокочущей, притом, кажется, не всякий может увидеть ее. Походило на странную психоделическую сказку, а не на жизнь, пусть даже жизнь такого неудачника, как Джерард Уэй. Раньше, в детстве, он пытался как можно скорее заснуть, чтобы отрешиться от проблем реального мира. После смерти бабушки он мог надеяться не просто на забвение, а на некий знак от Хелены Ли Раш… А теперь нельзя было даже сказать наверняка, правда то или сон.