*My Chemical Romance — The Light Behind Your Eyes.
========== IX ==========
Джерард в испуге посмотрел на Цезаря, надеясь найти у того поддержки или, быть может, объяснения, но ведущий глядел на парня с неким любопытством, скорее, нежели с жалостью, хотя в лице, выбеленном до невозможности какой-то пудрой, мелькнуло на долю секунды что-то человеческое. Рубиново-красные слезы все так же катились по лицу Уэя, и тот, словно находясь в прострации, тупо пялился перед собой, размазывая алые капли по щекам и тщетно пытаясь понять, что же все-таки происходит и почему его глаза кровоточат. Он уже не пел, нет — лишь слушал толпу, сперва благоговейно молчащую, а теперь взорвавшуюся бурными аплодисментами, и едва ли осознавал, где он, что он и кто он. Казалось, прошла целая вечность; Цезарь что-то говорил у Джерарда над ухом, кажется, обращаясь к публике, а затем, взяв трибута за руку, рывком поднял его с кресла и вскинул их крепко сжатые ладони вверх.
— Герман Уэй, дамы и господа!
На негнущихся ногах, почти полностью дезориентированный и оглушенный восторженным улюлюканьем капитолийцев, Джи сумел-таки освободить руку из цепких пальцев Фликермана и поплелся к своему месту, проигнорировав то, что Цезарь уже в который раз переврал его имя.
Парень все еще думал о Майки — только что спетая колыбельная наждачной бумагой царапала душу, разбередив все внутри, расковыряв сердце и надорвав легкие так, что те, казалось, истекают кровью, перекрывая доступ кислорода. Хотелось дышать, но у Джерарда получалось делать лишь судорожные вдохи, почти не выдыхая. Будто оглушенный, юноша смотрел на свои ладони, которыми всего секунду назад смахивал со щек то, что казалось кровью, и не понимал, настоящее оно или нет. Красные подтеки засыхали на пальцах, но не темнели, оставаясь столь же яркими, и Джи, поднеся руки к лицу, отчужденно разглядывал их. Словно сквозь толстую стену слышались голоса — вот Цезарь интервьюирует девушку из Дистрикта-7, а потом подходит очередь Боба — угрюмый парень исподлобья косится на толпу и односложно отвечает на вопросы ведущего. Впрочем, Седьмой не внушает страха — если его ментор, конечно, хотел добиться этого эффекта. Скорее, светловолосый юноша кажется смертельно уставшим, хотя по взгляду его и видно, что сдаваться Боб не собирается. И только ритм, отбиваемый пальцами по подлокотнику кресла, звучит несколько обреченно — три быстрых, едва не опережающих друг друга коротких удара, а затем четвертый щелчок, звонкий, отрывистый — и его слышно даже несмотря на бурные потоки речи, выплескиваемые на парня Цезарем. Но вот трибут возвращается на свой стул, и его место занимает Хелена Сорроу. Одетая в длинное черное платье с разрезом, с красной нижней юбкой, с корсетом, затянутым на талии, обутая в черные пуанты, она кажется бледнее обычного и движется все так же изломанно, да и говорит, впрочем, так же — странными намеками, витиеватыми фразами, то и дело оглядываясь зачем-то на Джерарда и смотря на него широко раскрытыми глазами. Но и ее время подходит к концу, и девушку сменяет парень-трибут из Восьмого и девочка из Девятого, а потом к Цезарю выходит улыбающийся Рэй с облаком кудряшек на голове, жизнерадостный и, кажется, вполне бодрый. Вот уж у кого, должно быть, приятно брать интервью — Торо спокойно, достаточно громко и без лишних нервов отвечает на все вопросы ведущего и так же спокойно возвращается на свое место, ободряюще подмигнув Джерарду Уэю.
Интервью тянулись мучительно долго, и все это время Джи пытался представить реакцию своих родителей и — главное — реакцию Майкоса, когда в Шестой дистрикт привезут в деревянном гробу его тело, но вот, наконец, Цезарь Фликерман объявил о завершении передачи, и трибуты, прослушав гимн, стали разбредаться кто куда — в основном все направлялись к своим менторам, чтобы услышать последнее напутствие перед ареной, и Джерард, разглядев в толпе Маргарет Стамп, в нерешительности двинулся к ней. Женщина стояла чуть поодаль и что-то неохотно обсуждала с Тедом, и Уэй уже хотел было подойти к ней, как вдруг увидел в противоположном конце широкого коридора группу капитолийцев, шумно обсуждавших что-то. Они — операторы, осветители и прочие работники закулисья — собрались вокруг небольшого стола, роскошно сервированного — у Джерарда мелькнула мысль, что даже здесь, в не слишком-то удобном для этого месте, эти люди ухитряются устроить пирушку. Впрочем, мысль эту мгновенно вытеснили многочисленные бутылки с алкоголем, коими был заставлен весь стол. Джи вдруг подумалось, что было бы неплохо стащить себе одну — капитолийцы слишком поглощены обсуждением интервью, чтобы заметить какого-то там трибута, пусть и произведшего сегодня настоящий фурор. Схватить со стола бутылку оказалось плевым делом — увлеченные беседой, телевизионщики даже не заметили парнишку, тихонько подобравшегося к их фуршету и так же незаметно ретировавшегося оттуда уже с вином. Спрятавшись за какой-то колонной, Джерард дрожащими руками поднес уже открытую бутылку к губам и сделал несколько больших глотков — кисловатая жидкость терпко обжигала горло и мгновенно согревала внутренности; морщась, Джи выпил все до дна, даже не заметив этого — будто элитный капитолийский напиток был простой водой, а он сам не пил уже несколько дней. В носу защипало и немного заслезились глаза — Уэй провел по ним ладонью, смахивая слезы, все еще кровавые, и, оставив бутылку на полу, двинулся к Маргарет Стамп — та как раз успела поговорить со своим коллегой. Кажется, он чувствовал себя хорошо, и даже выпитое вино, едва ли не пол-литра за раз, не отразилось пока на самочувствии парня.
Когда юноша приблизился к своему ментору, ожидая услышать очередную порцию попреков и недовольства, приветствием ему было молчание. Не зная, как это истолковать, Джерард неловко переступил с ноги на ногу и тихонько кашлянул. Маргарет будто бы пробудилась и вздрогнула, но и после этого она не сказала ничего в духе мыслей, витавших в голове у Джи.
— Ты молодец. Это даже лучше, чем я могла подумать. Лучше, чем кто бы то ни было мог предположить.
В глазах у ментора, как показалось парню, стояли слезы — самые обычные, никакие не кровавые, простые слезы обыкновенной женщины, которой жаль юного подопечного, неспособного выжить в жестокой бойне, устроенной столичными богачами. Джерард замер на месте и сжался в комочек, словно ожидая, что Маргарет ударит его, но ментор попросту развернулась и хотела было торопливым шагом удалиться в сторону лифтов, смешаться с толпой и исчезнуть, но ее подопечный сам попрепятствовал настолько благополучному исходу последнего дня перед Ареной, насколько это было возможно. В тот самый миг, когда Маргарет Стамп разворачивалась на каблуках своих сапог, где-то в желудке у Джи что-то сжалось, почувствовался спазм в горле, и через пару мгновений все то, что было в желудке у паренька, оказалось на полу.
На какое-то мгновение Маргарет оцепенела от неожиданности и просто глядела на своего подопечного с каменным лицом. Многочисленные трибуты и их команды подготовки, толпившиеся вокруг, один за другим оборачивались, дабы понять, что же тут происходит; девушки и капитолийцы в большинстве своем с отвращением фыркали и отворачивались, чтобы поспешить к лифтам, но некоторые — наиболее любопытные и те, кому было не все равно — остались стоять, чтобы понаблюдать концовку этой довольно скандальной ситуации. Те, кто жаждал интересного зрелища, не были разочарованы. Ментор, словно постепенно приходя в себя, медленно двинулась по направлению к Джи, который стоял на четвереньках на полу и тяжело дышал, пытаясь сфокусировать взгляд затуманенных глаз. Теперь все, наверное, почувствовали, что от паренька разит перегаром, в том числе и Маргарет Стамп; женщина некоторое время, показавшееся Джерарду вечностью, стояла над ним, возвышаясь, как каменный гигант, и не говорила ни слова, как будто чего-то ожидала. Но сам Уэй ничего не мог сделать; хотелось потерять сознание, провалиться в небытие, лишь бы исчез этот гул, заставляющий голову раскалываться на части, лишь бы взгляд наставницы больше не прожигал его насквозь. Нет, юноша не испытывал стыда, да и не мог он думать сейчас о таких мелочах, как репутация, ведь даже скорая гибель в этот миг не казалась такой ужасающей — хотелось лишь лечь и отключиться, и неважно, где и как.
