Уэй, недоумевая, отчего вдруг Маргарет стала проявлять такую заботу и вместо того, чтобы кричать и называть его паршивцем, говорила тихо и ласково, скривился, вспоминая о неудаче.

— Я не смог показать им ни-че-го, — по слогам произнес парень. — Простите, — зачем-то добавил он. Маргарет была все это время единственным человеком, который проявлял к Джерарду неподдельную заботу, и пусть она сердилась, кричала и ругалась на него большую часть времени, Стамп делала это из лучших побуждений. Ей почему-то было не наплевать на судьбу нерадивого трибута, и теперь юноша испытывал нечто вроде раскаяния — или это испытывал за него опиум, бродящий по венам.

— Совсем ничего? — недоверчиво переспросила женщина.

— Ну… — Джи замялся, прикидывая, что не стоит говорить ментору об опии в секции растений, а потом кивнул: — Совсем.

— Но маскировка… Я была уверена, что ты отлично покажешь себя в этой секции! Что произошло?

— Ничего. — Джи нахмурился. — Я не смог справиться с волнением и опрокинул все краски, — буркнул он, вспоминая походившее на кровь пятно, растекшееся по его футболке, что валялась теперь где-то в углу. Маргарет вздохнула — видимо, она ожидала чего-то большего, убив на этого парня столько нервов, и теперь юноша чувствовал себя неловко, хотя и не мог понять, какая разница: умрет он, получив за свой показ нуль или, скажем, шестерку. Мысли о смерти вдруг прожгли тело электрическим током — старуха с косой уже, кажется, точила свое страшное орудие для Джерарда Уэя, он почти видел это, хотя еще два дня ему уж точно ничего не угрожало.

— Ладно, — проговорила ментор. — Баллы значат многое, но не все. Нужно, чтобы тебя запомнили, поэтому завтра мы хорошенько поработаем над образом для интервью. Скоро будут объявлять результаты выступлений, так что будь добр не опаздывать.

С этими словами Маргарет Стамп покинула номер своего трибута, оставляя того в одиночестве лежать среди мягких подушек, осоловело глядя в потолок.

***

Группа Шестого дистрикта — трибуты, менторы, стилисты и наряженный в пышное платье морковного цвета Алекс Лиддел — собралась перед огромным телевизором, и каждый из них предвкушенно пялился в экран, ожидая баллов за индивидуальные показы — каждый, но не Джерард Уэй, почти на сто процентов уверенный, что выше нуля ему не поставят.

Пока на плоском экране мелькали лица других трибутов. Так, профи получили по 8-10 баллов — отличные результаты, никому из бедных дистриктов они не светят. Джи почему-то переживал за Фрэнка — мальчика, набившего себе татуировку в виде уродливой тыквы только ради того, чтобы та не давала ему забыть о собственных страхах. Правда, Фрэнки удостоился шестерки — а это ровно половина из того, что можно было набрать, и всего на два балла меньше, чем у девушки из Второго округа. Дистрикты сменяли друг друга один за другим, и вскоре подошла очередь Шестого. На экране появилось лицо Джерарда (парень успел отметить, что со стороны и правда выглядит немного болезненно), а затем под фото появилась цифра 3 — Уэй даже закашлялся, не ожидая от распорядителей такой щедрости. Правда, больше никто из присутствующих его восторга не разделил — лишь Алекс сочувственно вздохнул, а Элизабет Вериго презрительно фыркнула: «Посмешище!» Сама девица получила семерку и, довольная, подскочила с кресла, направляясь в сторону лифта, вульгарно покачивая бедрами. Кажется, оценки других трибутов ее не волновали.

Выступление Боба из Дистрикта-7 оценили в 8 баллов, его напарница тоже показала хороший результат… Под фотографией Хелены Сорроу, серые глаза которой, казалось, внимательно наблюдали за Джи даже с экрана, выспыхнула и тут же погасла шестерка. Рэй Торо получил 7, а баллы трибутов из самых дальних дистриктов колебались от трех до шести.

— Все очень плохо, да? — сам не зная, зачем, спросил Джерард, когда все разошлись и они с Маргарет остались в гостиной вдвоем.

— Хорошего мало, но я все еще надеюсь на твой образ. Твоя внешность должна понравиться капитолийцам, а вкупе с правильным поведением получится конфетка! А теперь иди, — Маргарет нахмурилась. — Завтра с утра я займусь твоим образом, а затем Алекс поработает над манерами. Доброй ночи. — Ее голос снова звучал строго, и Джи поежился, ощущая на себе строгий взгляд. Вздохнув, юноша поплелся в свой номер, предвидя все ужасы грядущего дня: ему предстоит слушать наставления ментора и терпеть Алекса Лиддела с его жеманными жестами и противным писклявым голоском.

***

-…Ну же, Джи, прекати! Не бойся, это не страшно! — тараторил без умолку Алекс, суетившийся вокруг своего подопечного, то и дело задевая того колючими ярко-алыми лепестками из жесткой сетки, торчащими из юбки, чем чрезвычайно раздражал Джерада. — Ты только взгляни на свою напарницу! Она же словно рождена для сцены!

И, всплеснув тонкими руками, облаченными в кружевные перчатки, сопровождающий упорхнул к Лизе, чтобы пропустить мимо ушей угрюмое бормотание Уэя: «Она мне не напарница. Она мой худший враг». Тем временем соотечественница Джи без устали вертелась перед зеркалом, не переставая поправлять и без того чрезмерно открытое, почти развратное кислотно-розовое платье так, чтобы оно казалось еще короче. В этот раз стилисты единогласно решили не выставлять своих трибутов в качестве единой команды, так как было слишком очевидно их отношение друг к другу. А потому каждый дизайнер смог дать волю своей фантазии, и теперь Лиза щеголяла в своем яком наряде «девушки легкого поведения», как об этом отозвалась Маргарет, и приветливо улыбалась каждому встречному существу мужского пола, а Джи крайне угрюмо разглядывал свой костюм. Кажется, Энди решил не создавать-таки монстра, покрытого татуировками, пирсингом или декоративными шрамами, а потому выбрал образ попроще, предварительно согласовав все это с Маргарет. Теперь на Джи была надета простая черная рубашка, самые обыкновенные на вид пиджак и брюки, а также слишком узкие для непривычной стопы паренька лакированные туфли. Шею стягивал красный галстук, лишь усиливая панику и заставляя юношу думать, будто он умрет от удушья уже сегодня же. Уэй стоял, забившись в угол, и теребил меж пальцев довольно длинную прядь волос, выкрашенных парнем из команды подготовки в цвет воронова крыла, черный, глубокий и, как ни странно, полностью удовлетворявший внутреннему состоянию Джерарда — со смоляными волосами тот чувствовал себя более-менее комфортно, несмотря на не слишком-то удобный наряд.

— Осталось три минуты! — пискнула крошечная капитолийка и, неловко взобравшись на табуретку, потребовала Джерарда подойти.

Стоило юноше приблизиться, жительница столицы, которой предназначено было заниматься «наведением марафета» у участников, двумя быстрыми движениями кисточки нанесла какую-то прозрачную жидкость на нижние веки трибута.

— Не вздумай прикасаться! — пискнула она и практически мгновенно исчезла.

Пока Джи раздумывал, что же еще такое изобрели капитолийские стилисты, к нему совершенно бесшумно подошла Маргарет Стамп и мягко опустила руку на плечо. На этот раз ментор не выглядела ни рассерженной, ни напряженной, даже обычная энергичность исчезла. Сейчас перед Джерардом находилась просто женщина, уставшая от постоянных тревог и столичной суеты, женщина, разрушенная Играми изнутри, медленно умирающая. Она знала это, но сейчас суть была вовсе не в ней самой, а в Джи и его страхах.

— Волнуешься? — негромко задала вопрос Маргарет.

Юноша слабо кивнул, чувствуя, как кружится голова. Достойно интервью ему не выдержать, нет. Он слаб, он испуган и растерян, но бывшая победительница Игр прекрасно об этом знала.

— Это не самое страшное, поверь, — мягко сказала она. — Здесь Цезарь и стилисты делают всю работу, ты же просто объект восхищения. Им нужно твое тело, попросту говоря. Самое страшное будет даже не на Играх, когда тебя разом мучают голод, боль и — главное — страх. Здесь от тебя им тоже нужно лишь тело, оболочка. Самое ужасное случится с тобой после всего этого.

— Но разве смерть не лучше такой жизни? — нетерпеливо перебил Джерард, почти смирившийся со своей безрадостной участью.