«Как это было бы ужасно, если бы мои папа и мама так ссорились! — подумала Ди. — Ах, если бы я только могла сейчас оказаться дома».

— Не соси пальчик, Таппи.

Она сказала это, прежде чем успела подумать. Дома им было так трудно отучить Риллу от привычки совать палец в рот.

В тот же миг покрасневший от гнева Керт крикнул ей:

— Оставь его в покое! Пусть сосет, если хочет! Мы не замуштрованы до смерти, как вы в вашем Инглсайде. Что ты, по-твоему, из себя представляешь?

— Керт, Керт! Мисс Блайт подумает, что ты совсем невоспитанный, — сказала тетя Лина добродушно. Она была опять совершенно спокойна и, улыбаясь, положила две ложки сахара в чашку дяди Бена. — Не обращай на него внимания. Возьми лучше еще кусок пирога.

Ди не хотела пирога. Она хотела убежать домой, но не знала, как это сделать.

— Ну, — густым басом сказал дядя Бен, с шумом втянув с блюдца последний глоток чая, — День прошел. Встанешь утром, работаешь весь день, три раза поешь и на боковую. И это жизнь?

— Папа любит пошутить, — улыбнулась тетя Лина.

— Кстати, о шутках… Видел я сегодня методистского священника в магазине Флэгга. Он пытался возразить мне, когда я сказал, что никакого Бога нет. «Вы говорите в воскресенье, теперь моя очередь, — говорю я ему. — Докажите-ка мне, что Бог есть». — «Так вы же взялись говорить», — отвечает он. Тут они все загоготали как дураки. Решили, что он остряк.

Нет Бога! Ди показалось, что пол проваливается под ее ногами. Ей хотелось заплакать.

Положение стало еще хуже после ужина. Прежде она и Дженни были хотя бы одни. Теперь же их окружала шумная толпа. Джордж Эндрю схватил ее за руку и галопом протащил по луже, прежде чем она смогла вырваться. Еще никогда в жизни с Ди так не обращались. Случалось, что Джем и Уолтер поддразнивали ее так же, как и Кен Форд, но она понятия не имела, что встречаются еще и такие мальчики.

Керт предложил ей только что вынутую изо рта жвачку и разозлился, когда она отказалась.

— Я посажу на тебя живую мышь! — завопил он. — Наглая кошка! Воображала! Брат у тебя нюня!

— Уолтер не нюня! — сказала Ди. Она почти умирала от страха, но не желала слушать, как обзывают Уолтера.

— Нюня… он пишет стихи! Знаешь, что я сделал бы, если бы у меня был брат, который пишет стихи? Я утопил бы его, как топят котят.

— Кстати, на сеновале куча диких котят, — сказала Дженни. — Пошли найдем их!

Ди вовсе не хотелось идти искать котят вместе с этими ужасными мальчишками. Она сказала, что не пойдет.

— У нас дома множество котят. Сейчас их одиннадцать, — с гордостью сообщила она.

— Не верю! — воскликнула Дженни. — Ни у кого еще не было одиннадцать котят. И не может быть!

— У одной кошки пять, а у другой шесть. И я все равно не полезу на сеновал. Прошлой зимой я упала с сеновала у Эми Тейлор. Я разбилась бы насмерть, если бы не упала на кучу соломы.

— Я тоже однажды упала бы с нашего сеновала, кабы Керт меня не схватил за платье, — сердито сказала Дженни. Никто, кроме нее, не имел права падать с сеновалов. У Ди Блайт было приключение! Какая наглость!

— Надо говорить: если бы он не схватил, — заметила Ди, и с этой минуты между ней и Дженни все было кончено.

Но еще предстояло как-то пережить ночь. Спать пошли, когда уже совсем стемнело, так как никто из Пенни никогда не ложился рано. В большой спальне, куда привела ее Дженни в половине одиннадцатого, стояли две кровати. Аннабела и Герти собирались лечь на одну из них. Ди посмотрела на другую. Подушки были очень засаленные, да и одеяло весьма нуждалось в стирке. Обои — знаменитые обои с попугаями — были сплошь в затеках, и сами попугаи выглядели не особенно «попугаисто». На умывальнике у постели стоял красный кувшин и жестяной таз, до половины заполненный грязной водой. Она ни за что не согласилась бы умыть лицо в этом! Что ж, на этот раз ей придется лечь спать не умывшись. Хорошо еще, что ночная рубашка, которую оставила для нее на кровати тетя Лина, оказалась чистой.

Когда Ди встала, прочитав молитву, Дженни засмеялась.

— Ну и старомодная же ты! У тебя такой смешной и безгрешный вид, когда ты читаешь молитву. От молитв никакого проку. И зачем ты их читаешь?

— Я должна спасать свою душу, — сказала Ди, цитируя Сюзан.

— У меня нет никакой души, — насмешливо возразила Дженни.

— Возможно, но у меня есть, — твердо заявила Ди, выпрямляясь.

Дженни внимательно посмотрела на нее. Но чары ее глаз рассеялись. Никогда больше Ди не подчинится их колдовской силе.

— Ты не такая девочка, какой я считала тебя, Ди Блайт, — сказала Дженни печально, как тот, кто глубоко разочарован.

Ди не успела ответить, так как в этот момент в комнату ворвались Джордж Эндрю и Керт. На Джордже Эндрю была маска — отвратительная рожа с огромным носом. Ди взвизгнула.

— Чего визжишь, как резаная свинья? Заткнись! — приказал Джордж Эндрю. — Тебе придется поцеловать нас перед сном.

— Не поцелуешь, запрем тебя в чулан, а там полно крыс, — добавил Керт.

Джордж Эндрю шагнул к Ди. Она снова взвизгнула и попятилась. Маска внушала ей панический страх. Она хорошо знала, что это всего лишь Джордж Эндрю, и его она не боялась, но она умрет, если эта омерзительная маска приблизится к ней! Она знала, что умрет. И как раз тогда, когда этот ужасный нос почти касался ее лица, она споткнулась о табурет и упала навзничь на пол, ударившись затылком об острый край кровати Аннабелы и Герти. Несколько мгновений она была в полубессознательном состоянии и лежала с закрытыми глазами.

— Она умерла… она умерла! — зашмыгал носом Керт, начиная плакать.

— Ох ну и выпорют же тебя, Джордж Эндрю, если ты ее убил! — сказала Аннабела.

— Может, она только притворяется, — всхлипнул Керт.

— Посади на нее червяка. У меня есть тут в жестянке… Если она только прикинулась мертвой, то вскочит.

Ди слышала это, но была слишком испугана, чтобы открыть глаза. (Может быть, они уйдут и оставят ее одну, если будут думать, что она умерла. Но если они посадят на нее червяка…)

— Ткни ее булавкой. Если кровь пойдет, то она не мертвая, — сказал Керт.

(Она могла бы вытерпеть булавку, но не червяка.)

— Она не мертвая… она не может быть мертвой, — прошептала Дженни. — Ты просто напугал ее до обморока. Но если она очнется, то завопит на весь дом, и тогда дядя Бен придет и исколошматит нас до полусмерти. Лучше бы я не звала ее сюда, эту трусиху!

— Может, мы могли бы отнести ее к ней домой, прежде чем она очнется? — предложил Джордж Эндрю.

(О, если бы только отнесли!)

— Не сможем — слишком далеко, — сказала Дженни.

— Да ну, всего четверть мили короткой дорогой. Возьмем каждый за руку и за ногу — ты, Керт, я и Аннабела.

Ни у кого, кроме Пенни, не возникла бы такая идея, и никто, кроме них, не осуществил бы ее, даже если бы она и возникла. Но они привыкли делать все, что только придет в голову, а гнев главы семейства был не шуткой, и его следовало, если возможно, избежать. Отец не утруждал себя их воспитанием, пока они не переступали определенную границу… но уж если переступали — держись!

— Если она придет в себя, пока мы несем ее, мы просто бросим ее и убежим, — сказал Джордж Эндрю.

Но не было ни малейшей опасности, что Ди придет в себя — она затрепетала от счастья, когда почувствовала, что ее подняли за руки и за ноги. Они тихонько спустились вниз и вышли из дома, прошли через двор и по длинному клеверному полю, мимо леса, вниз холма. Два раза им пришлось положить ее на землю, пока они отдыхали. Теперь у них не было сомнений, что она мертва, и все, чего они желали, это отнести ее домой так, чтобы никто их не увидел. Если Дженни Пенни никогда прежде не молилась, она молилась теперь — о том, чтобы никто в деревне не бодрствовал в этот час. Если им удастся отнести Ди Блайт домой, они все смогут утверждать, хоть под присягой, что она очень захотела домой перед сном и ушла. Что случилось потом, их не касается.