— Этому нельзя научить, сынок. Надо поплавать по морям лет этак тридцать — сорок, и тогда, может быть, ты будешь достаточно смыслить в судах, чтобы делать модели, смыслить и любить их. Корабли как женщины, сынок, их надо понимать и любить, а иначе они никогда не откроют тебе своих секретов. И даже тогда, когда тебе кажется, что ты знаешь корабль от носа до кормы, внутри и снаружи, ты можешь обнаружить, что он все еще не раскрыл тебе свою душу. Он улетит от тебя как птица, если ты ослабишь свою хватку. Плавал я на одном корабле, модель которого никогда не мог вырезать, сколько ни пытался. Это был суровый, упрямый корабль. И была одна женщина… Но что-то я разболтался, пора мне заткнуться. У меня есть совсем готовый корабль, который осталось только поместить в бутылку, и я открою тебе секрет того, как это делается, сынок.

Так Джем никогда больше и не услышал ничего о женщине, но он не был огорчен, поскольку вовсе не интересовался представительницами того пола, если не считать мамы и Сюзан. Но они не были женщинами. Они были просто мама и Сюзан.

Когда умер Джип, Джему казалось, что он никогда не захочет иметь другую собаку, но время — удивительный врачеватель душевных ран, и интерес к собакам вернулся. Тот щенок не был настоящей собакой, та история была только эпизодом. По стенам чердачной каморки, где Джем хранил коллекцию редких вещиц капитана Джима, следовала целая процессия собак, вырезанных из журналов: там были и высокомерный мастифф, и славный, с тяжелыми челюстями бульдог, и такса, выглядевшая так, словно кто-то взял собаку за голову и за задние ноги и растянул, как резиновую, и стриженый пудель с кисточкой на конце хвоста, и фокстерьер, и поджарая русская борзая — интересно, думал Джем, кормят ли ее хоть когда-нибудь, — и дерзкий шпиц, и пятнистый далматский дог, и спаниель с умоляющим взглядом. Все это были породистые собаки, но Джем чувствовал, что ему в них чего-то не хватает — он не знал, чего именно.

Затем в «Дейли энтерпрайз» появилось объявление: «Продается собака. Обращаться к Родди Крофорду, в Харбор-Хед». Ничего больше. Джем затруднился бы сказать, почему это объявление запомнилось ему или почему он чувствовал, что была безысходность в самой этой лаконичности. Кто такой Родди Крофорд, удалось выяснить у Крэга Рассела.

— Отец Родди умер месяц назад, так что ему придется переехать к тетке в город. Его мать давно умерла. А их ферму купил Джейк Миллисон. Может быть, тетка не хочет, чтобы он держал собаку. Собака — так, ничего особенного, но Родди ужасно ею гордится.

— Интересно, сколько он хочет за нее? У меня есть только доллар, — сказал Джем.

— Я думаю, деньги для него не главное — он больше всего хочет найти ей хороших хозяев. Но разве твой отец не дал бы тебе денег на нее?

— Дал бы. Но я хочу купить собаку на свои собственные деньги, — пояснил Джем. — Тогда я буду чувствовать, что это моя собака.

Крэг пожал плечами. Ну и странные же эти инглсайдские ребята! Какая разница, кто выложит наличные за какую-то там собаку?

Вечером того же дня папа отвез Джема на старую, захудалую и безлюдную ферму Крофордов, где они нашли Родди и его собаку. Родди был примерно того же возраста, что и Джем, — бледный мальчуган с прямыми рыжевато-коричневыми волосами и массой веснушек. У его песика были шелковистые коричневые ушки, коричневый хвост и ласковые коричневые глаза — вероятно, красивейшие из всех собачьих глаз. Как только Джем увидел этого очаровательного щенка с белой полоской на лбу, которая делилась надвое между глазами и обрамляла его коричневый носик, он понял, что должен купить его.

— Ты хочешь продать своего песика? — спросил он нетерпеливо.

— Я не хочу продавать его, — сказал Родди уныло. — Но Джейк говорит, что мне придется это сделать или он его утопит. Он говорит, тетя Винни не захочет, чтобы у нее в доме была собака.

— Сколько ты хочешь за него? — спросил Джем, опасаясь, что будет названа какая-нибудь недоступная цена.

Родди с усилием проглотил слезы и подал ему щенка.

— Вот, возьми его, — сказал он хрипло. — Я не хочу продавать его… не хочу. Никакие деньги не возместят мне потерю Бруно. Если только ты будешь добр к нему…

— Я буду добр к нему, — горячо заверил Джем. — Но ты должен взять мой доллар. Я не буду чувствовать, что Бруно мой, если ты не возьмешь деньги. Я не возьму его, если ты откажешься от денег.

Он сунул доллар в безвольную руку Родди, взял Бруно и крепко прижал его к груди. Маленький песик смотрел назад, на своего хозяина. Джем не мог видеть собачьих глаз, но он видел глаза Родди.

— Если ты так хочешь оставить его себе…

— Я хочу, но не могу, — отрывисто бросил Родди. — Здесь уже побывало пять человек — хотели купить его, но я не отдал его ни одному из них. Джейк страшно разозлился, но мне все равно. Они не были подходящими людьми. Но ты… я хочу, чтобы ты был его хозяином, раз уж я не могу… и унеси его скорее, чтоб я его больше не видел!

Джем повиновался. Маленький песик дрожал в его объятиях, но не протестовал. Всю обратную дорогу до Инглсайда Джем любовно держал его на коленях.

— Папа, откуда Адам знал, что собака — это собака?

— Потому что собака не могла быть ничем иным, кроме как собакой, — улыбнулся папа. — И сейчас не может.

Джем был слишком взволнован, чтобы сразу уснуть в ту ночь. Он никогда еще не видел собаки, которая нравилась бы ему так, как Бруно. Неудивительно, что Родди так не хотел расставаться со щенком. Но Бруно скоро забудет Родди и полюбит его. Они будут большими друзьями. Надо не забыть попросить маму, чтобы она велела мяснику непременно прислать хороших косточек.

— Я люблю всех и все в этом мире, — пробормотал Джем. — Дорогой Бог, благослови всех кошек и собак на земле, но особенно Бруно.

Наконец Джем заснул. Быть может, маленький песик, лежавший в ногах его кровати, уткнувшись мордочкой в вытянутые лапы, тоже спал, а быть может, не спал.

Петушок Робин перестал кормиться одними червями и ел теперь зерна риса, пшеницы, салата-латука и семечки настурции. Он невероятно вырос — инглсайдская большая малиновка уже прославилась на всю округу, — и его грудка приобрела красивый красный цвет. Он часто сидел на плече у Сюзан и смотрел, как она вяжет на спицах. Когда Аня возвращалась домой, он летел ей навстречу, а потом прыгал впереди ее в дом. Каждое утро он прилетал на подоконник Уолтера за крошками, ежедневно принимал ванну в тазике, стоявшем на заднем дворе, в углу живой изгороди из кустов шиповника, и поднимал невероятный шум, если не находил в нем воды. Доктор жаловался, что перья для его ручек и спички всегда раскиданы по библиотеке, но оказалось, что никто не сочувствует ему, и даже он признал себя покоренным, когда Петушок Робин бесстрашно сел прямо на его ладонь, чтобы взять цветочное семечко. Все были очарованы Робином, кроме. быть может, Джема, который всем сердцем стремился к одному лишь Бруно и медленно. но верно усваивал горький урок: можно купить собаку, но нельзя купить ее любовь.

Сначала Джем и не подозревал об этом. Конечно, какое-то время Бруно будет немного тосковать по дому и прежнему хозяину, но все скоро пройдет. Оказалось, что не проходит. Бруно был самой послушной маленькой собачкой на свете, он делал именно то, что ему велели, и даже Сюзан признала, что более воспитанного животного не найти. Но в нем совсем не было жизни. Когда Джем брал его на прогулку, глаза Бруно зажигались интересом, он махал хвостом и бодро отправлялся в путь. Но спустя некоторое время огонь угасал в его глазах, и он покорно бежал рядом с Джемом, уныло повесив голову. Его осыпали ласками со всех сторон, самые сочные и мясные из косточек доставались ему, не встречало ни малейших возражений то, что он каждую ночь спал в ногах кровати Джема. Но Бруно оставался далеким, недоступным и чужим. Иногда ночью Джем просыпался и, свесившись с кровати, протягивал руку, чтобы погладить крепкое мохнатое тельце, но никогда не чувствовал ответного движения язычка или хвостика. Бруно терпел ласки, но не отвечал на них.