Баскет что-то проворчал. Вот уже три дня он сидел у изголовья Триггса, который в бреду рассказывал странные и ужасные вещи.

В дверь тихо постучали, и старая Снипграсс, просунув в дверной проем голову, прошептала.

— Пришел Билл Блоксон. Он хочет видеть господина полицейского из Лондона.

Билл Блоксон вошел, теребя в руках фуражку.

— Я нашел, сэр… Она утонула в низине, на дороге, ведущей к границам Миддлсекса, где ее застало наводнение. Она умерла несколько дней назад и выглядит не лучшим образом.

— Положите ее в подвал ратуши и снесите туда весь имеющийся лед. Надо сделать нечто вроде ледника, ясно?

Билл удалился, пообещав исполнить распоряжение.

Доктор Купер оказался неплохим пророком, ибо в сумерки Триггс проснулся и слабым голосом заявил, что голоден.

Когда он узнал Хэмфри Баскета, губы его задрожали.

— А из Скотленд-Ярда приехали? — спросил он.

— Я и приехал, — ответил его бывший шеф. — Уже месяц, как я служу в Скотленд-Ярде, Сигма.

Триггс закрыл глаза.

— Боже, я ужасно рад! Я не должен был… Понимаете, шеф?

— Ну ладно, ладно. А теперь, старина Триггс, выпейте чашку бульона, съешьте кусочек курятинки и отдохните.

— Я хочу говорить сейчас.

— О дожде и солнце, Сигма Тау, хотя до хорошей погоды в этом скверном городишке еще далеко. Серьезные дела отложим на завтра.

Но Триггс стал настаивать, и Бас кету пришлось уступить.

— У вас всегда была чудесная память, Триггс; надеюсь, она вас не подведет, поскольку мы в ней очень нуждаемся.

— Я не опущу ни одной детали, ни одной, слышите меня, шеф?

Триггс говорил допоздна, и Баскету пришлось прервать его.

— Отложим на завтра, как в романах с продолжением, — приказал он.

На следующий день Триггс опять говорил до позднего вечера. Он устал, но выглядел успокоенным.

— Я рассказал все, шеф.

— Превосходно, Сигма Тау. Теперь мой черед рассказывать. Когда я сообщил своим начальникам об Ингершаме, мне дали карт-бланш и разрешили провести расследование в одиночку, настаивая, чтобы дело не получило огласки.

— Неужели?.. Разве такое бывает?

— Бывает, мой милый. Позже поймете смысл распоряжения и одобрите принятые меры. А пока лежите спокойно, ешьте, пейте, курите трубку и читайте Диккенса. Это самое лучшее успокоительное. Я получил четыре недели отпуска. На завершение дела мне столько времени не понадобится, но заодно хотелось бы отдохнуть.

Триггс вздохнул. Через час, набив трубку табаком, он с увлечением принялся за «Николаса Никльби».

— Сигма Тау, вы слыхали о Фрейде и психоанализе?

— Никогда, шеф.

— Тогда на эту тему распространяться не будем. Одна из аксиом сей любопытной и высокоученой теории гласит — в основе многих самых отчаянных преступлений лежит страх.

— Вот как? — удивился Триггс. — Чтобы заявить такое, не надо быть великим ученым.

— Быть может… Теперь перенесемся в Ингершам и рассмотрим его невроз.

— Что? Ужасно непонятное слово.

— Этот невроз характерен для всех крохотных провинциальных городишек. Скажу, в Ингершаме он носил особый характер, но не стоит забегать вперед. Чем занимаются жители маленького городка? Едят, пьют, сплетничают, суют нос в дела соседа, ненавидят пришельцев и все, что может нарушить покой, необходимый для правильного пищеварения и приятных пересудов. Причина расстройства, Триггс, заключается в неврозе провинциального городка, а здесь невроз стал синонимом страха. Представьте, в таком маленьком городке селится полицейский.

— Не полицейский, — проворчал Триггс, — а отставной квартальный секретарь.

— В глазах всех добрых людей все же полицейский, а, как известно, слово «ружье» напоминает о «патроне», а слово «полицейский» ассоциируется с преступлением и расследованием. «Зачем он прибыл?» — вот какой вопрос начали себе задавать в Ингершаме. — Баскет встал и уставился на дома, стоявшие по другую сторону площади. — Инспектор Триггс, а вас здесь величают именно так, селится на главной площади. Он разглядывает дома напротив, и обитатели их начинают тревожиться первыми.

— По какой причине? — спросил Триггс.

— Мы дойдем до этого, Сигма Тау, но обращаю внимание, что не стану следовать строгому хронологическому порядку в объяснении тайн, раскрытие которых потрясло Ингершам, ибо некоторые из них по-прежнему скрываются под завесой. Кстати, мне легко их приподнять, но, будучи дилетантом-рассказчиком, оставляю кое-что на закуску. Посмотрите на угловой дом — дом аптекаря Пайкрофта. Аптекарь первым признает вас, пытается заручиться вашим доверием, доверием лондонского полицейского. Приглашает вас на обед, чтобы проникнуть в ваш замысел, считая его опасным.

— Опасным?.. Почему?! — воскликнул Триггс.

— Вечер проходит приятнейшим образом, и Пайкрофт начинает успокаиваться, но в это время Дув приступает к рассказу одной из своих историй. Ох уж эти истории Дува! Какую роль сыграли они в этой провинциальной трагедии и что натворили бы еще, не вмешайся в дело Парка со своими ножницами!

— История детектива Репингтона…

— Который существовал лишь в воображении Дува!

— Быть того не может!.. А я подтвердил, что знал этого великого человека, — смутился Триггс.

— Большой беды в том нет. В свою очередь вы вспомнили об ужасном преступлении доктора Криппена. Пайкрофту этого оказалось достаточно. Он покончил с собой.

— Но почему?

— Сегодня утром я исследовал погреб старой аптеки. Пришлось копать, поднимать плиты… Под ними находились останки миссис Пайкрофт.

Сигма застонал от ужаса.

— Он узнал себя в преступниках — вымышленном полковнике Крафтоне и подлинном докторе Криппене. Пайкрофт счел, что вы оба расставили ему тончайшую ловушку, и сам совершил над собой правосудие. — После продолжительного молчания, Хэмфри Баскет продолжил: — У каждого человека есть тайна, у одних — преступная, у других житейская. Лишь несколько жителей Ингершама без страха приняли лондонского полицейского, который, как считалось, явился разоблачать преступления. Вам ясно, Сигма Тау? Вот в чем причина Великого Страха Ингершама.

— Пелли быстро освобождается от воды, — сказал Баскет.

— И разъяснится еще одна тайна? — лукаво спросил Триггс.

— Если история Фримантла, этого жалкого чудища, не удовлетворила вас, — с таким же лукавством ответил Баскет.

— Ни в коем случае, — униженно промямлил Триггс.

— В сущности, трагическая история Фримантла и его соседа Ревинуса есть история сиамских близнецов. Оба любили Дороти Чемсен… Видимо, дама вела двойную игру. Однако Ревинус — вдовец, а Фримантл женат. Мисс Чемсен прежде всего хотелось иметь мужа. Поэтому она связала свои надежды с булочником-весельчаком. Они окружили свою связь тайной, совершенно необходимой в условиях маленького городка. В отместку Фримантл решил прибегнуть к жалкому маскараду, который вы так успешно пресекли.

— Но воображение у него все-таки было, — запротестовал Триггс, — ведь он выдумал чудовище Пелли, и оно царило в течение многих лет, наводя ужас на всю округу.

— Вы в это верите? А если я вам сообщу, что в ночь, когда вы так ловко орудовали палкой, бедняга Фримантл впервые в жизни изображал Быка?

— Как?

— Связь Ревинуса с Дороти Чемсен началась не вчера. Фримантл, как все робкие, ревнивые люди, особенно провинциалы, выслеживает парочку, изводит себя зрелищем их счастья. Он проводит долгие часы, наблюдая за «Красными буками» и влюбленными, которые обмениваются нежностями на пустоши. Во время ночных бдений он сталкивается с подлинным Быком, который терроризировал обитателей Пелли и кочевников.

— Вот в чем дело… — прошептал Триггс.

— Я отыскал цыган. Они разбили свой табор на границе Миддлсекса, там, где остановились воды разлива. Мне удалось завоевать их доверие. Беднягам приходилось платить ужасную дань чудовищу Пелли, кравшему и убивавшему их детей!

— Боже, они мне ничего не сказали!