Старик наклонился к нему, словно собираясь доверить невероятную тайну.

— У меня есть драйверы, айроны, паттерн… А у вас, быть может, случайно найдется несколько дэнлопов-65?

Галлахер печально улыбнулся.

— Есть… Не знаю, почему, но я не смог с ними расстаться.

— На вашей плантации, — продолжил шотландец, — есть рабочие и кули из тамилов, красивые темнокожие парни, ловкие и умелые. Оброните в джунглях пенни, а завтра они его вам принесут. Из них получатся отменные кэдди.

— И нас будет двое, чтобы играть, — проворчал Галлахер.

— Ваши соседи, плантаторы Барри и Питер Хивен, австралийцы, игравшие в Перте и в Аделаиде; еще один плантатор, Сол Пинч, обезьяна, повторяющая все, что делают другие. Наш клуб готов, остается найти ему подходящее название, а этим займусь я.

Так на острове родился гольф-клуб «Принцесса Махия». После внимательного осмотра территории было решено уменьшить поле на несколько акров, там, где оно слишком близко подходило к джунглям, и ограничить количество лунок семью.

Барнстепл, принадлежавший к старой школе, настоял, чтобы дать им имена. Одна из лунок, та, о которой будет рассказано в нашей истории, получила имя Гекаты. Джим Галлахер никогда не интересовался мифологией, остальные члены клуба знали ее еще меньше. Имя Геката звучало для них, как Мегги или Пегги.

…Морской рукав шириной в две мили отделял остров от большого острова Минданао. Иногда, в хорошую погоду, его переплывали тигры.

Рассказ не состоялся бы без странной драмы, которая положила конец существованию гольф-клуба «Принцесса Махия».

Барнстепл был лишь тенью «Принца Гоуффа»; после нескольких удачных ударов у него начинались промахи.

С Барри и Питером Хивеном игра всегда была скучной… Вначале у плохого игрока в гольф хватает чувства юмора, чтобы найти оправдание своим неудачам. Галлахер некоторое время смеялся над тем, как Барри обвинял солнце, ударявшее по глазам в момент патта, или как Питер кричал, что его лишают сил орущие на соседних деревьях обезьяны, либо портит удар свист пролетающих над полем птиц. Но это удовольствие длилось недолго.

Сол Пинч терял мячики при каждом ударе, и без шестого чувства тамилов запас дэнлопов растаял бы, как лед под весенним солнцем.

Джим раз за разом выигрывал партии, и это лишало его удовольствия. Поэтому ему все больше нравилось тренироваться в одиночку, ранним утром в момент восхода солнца или в наступающих сумерках.

Ати, кэдди-тамилец, темнокожий гигант, всегда сопровождал его и очень интересовался игрой хозяина.

Во время этих одиночных партий Джим подметил одну вещь, которая его заинтриговала. Четвертая лунка, Геката, была относительно удалена от третьей и пятой лунок, и требовался сильный удар, чтобы попасть на грин. В двадцати метрах оттуда площадка внезапно обрывалась — вырастала стена джунглей — стена высоких трав, желтых и острых, как сабля, из которой выглядывали зеленые деревца.

Когда мяч замирал в нескольких футах от лунки, а Ати брал из рук хозяина драйвер и подавал паттер, Джима вдруг охватывало незнакомое и крайне неприятное чувство.

Болезненная судорога сводила мышцы предплечья; ему казалось, что по ручке клюшки пробегал электрический разряд, а когда он глядел на мячик, то терял всяческое чувство дистанции. Четыре раза из пяти мячик пролетал мимо лунки.

Ати смотрел на него, лоб его пересекала глубокая морщина, и он бормотал слова, которые Джим не понимал. Он несколько раз спросил тамила, что они означают, но тот качал головой и кивал, а затем отворачивался, глядя на высокотравье джунглей. Джим запомнил эти слова и попросил Барнстепла перевести их.

Старый шотландец пожал плечами и сказал:

— Он как бы насмехается над вами. Сделайте вид, что не слышите их.

В этот момент в маленькое бунгало, служившее клуб-хаузом, вошел Сол Пинч.

— Как вы сказали, Галлахер? — спросил он.

Барнстепл живо вмешался.

— Пустяки, Пинч!

Потом повернулся к Джиму:

— Я вспомнил, что должен взять у вас нескольких тамилов для работ в порту, Галлахер. Придется на несколько недель поменять кэдди.

— Джим, — сказал Сол Пинч, когда они остались одни, — Барнстепл — отъявленный лгун. Думаю, Ати чего-то боится. Он бормочет про себя нечто вроде заклинания от злых духов. Будьте внимательны, эти туземцы не глупы и знают многое, о чем мы не подозреваем. Сейчас я задаюсь вопросом, почему Барнстепл назвал клуб Махия. Оно мне не нравится.

— По какой причине?

— Эээ… Так называют людоедку, громадную тигрицу, которая переплывает море с Минданао, чтобы отведать человечинки.

— И Ати отгоняет ее магическими словами? — засмеялся Джим.

— Нет, тамилы не очень боятся тигров, а те избегают столкновений с темнокожими, которые ловко орудуют криссом. Нет, Ати убежден, что один из самых опасных духов джунглей наблюдает за вами, когда вы играете у четвертой лунки…

— Опасный дух, — повторил Галлахер, взволнованный больше, чем хотел показать, ибо вспомнил о странном недомогании, охватывающем его рядом с Гекатой…

— Какое-то адское чудище с тремя головами и тремя телами, — продолжил Сол Пинч. — Тамилы утверждают, что он охотится совместно с Махией, отдающей ему большую часть добычи.

— Треп! — усмехнулся Джим.

Но смех его звучал натянуто.

Однажды в полнолуние, когда было тихо и свежо, а света хватало, как днем, Галлахер в одиночестве отправился на поле.

Он осторожно пробил несколько раз по мячику, потерял один или два, и оказался у четвертой лунки.

Когда он поднимал свой паттер, то учуял резкий запах хищника. Из травы вышел огромный тигр.

Позади огромной кошки двигалась странная, ужасающая тень.

— Тигры редко нападают на белых, — заявил начальник округа на Большом острове. — Мы организуем охоту, чтобы отомстить за смерть бедняги Галлахера.

— Одновременно займемся Барнстеплом, — сказал его помощник. — Он стал совершенно невыносимым. Сначала переведем его в другое место. Островитяне утверждают, что он занимается черной магией, и, похоже, так оно и есть. Его бой передал нам тетрадку, написанную его рукой, где он говорит о своем желании принести в жертву человека, которым он восхищается, какой-то Гекате.

Начальник насторожился.

— Барнстепл уважал в мире только великих гольфистов, — пробормотал он.

— В тетрадке, — продолжал его помощник, — содержится множество магических формулировок, совершенно невероятных, а также рисунок этой дамы Гекаты… Брр… Дьяволица, не дай бог такая приснится в кошмаре!..

— Геката! — медленно процедил начальник. — Помню, что древние поклонялись злокозненному и адскому божеству, которого называли тройной Гекатой из-за ее трех голов.

— Тамилы, — добавил помощник, — имеют сходное божество — Нангалла — трехголовое чудище с разверстым брюхом, из которого торчат внутренности. Фу!

— Нангалла или Геката, не все ли равно, — вздохнул шеф. — Бедняга Галлахер… Но это уведет нас слишком далеко. Загоним и убьем тигра, и переместим Барнстепла на новую должность.

— Ох уж этот Барнстепл, — проворчал помощник. — Что вы собираетесь сделать с чиновником, отравленным дрянным виски, даже если некогда он и был «Князем Гоуффа» шотландцев?

Их было четверо в «Уйалд-Гровс-гольф-клубе», кто знал чуть больше других об ужасном происшествии с Джином Клейвером — Эштон, Ренбрук, Силбер-манн и Джим Карленд, тренер.

«Чуть больше» означало почти ничего. Главное, что они были свидетелями предшествующих событий, хотя вряд ли что-нибудь в них поняли.

В клубе Джина Клейвера ненавидели, он был отвратительным игроком во всех смыслах этого слова; но без него «Уайлд-Гровс» спастись бы не мог.

Ему принадлежала большая часть поля. Не из любви к гольфу, а из-за его тщеславия клуб мог организовывать в течение сезона турниры с роскошными кубками в качестве вознаграждения.