- Я это исправлю, - улыбаюсь я.

- Ну-ну.

- Твои родители согласились участвовать в съемках?

- Да куда же они денутся. Не переживай, мама знает, что стоит на кону.

- Забавно, я впервые буду разговаривать со своей свекровью.

- Надо придумать, как всех лучше рассадить. Все, я закончил. Смотри.

Пит протягивает мне зеркало.

- Ну, для первого раза годится, - говорю я, а сама улыбаюсь кривой косичке.

Весь это экспресс-курс семейной жизни порядком меня изматывает, но с другой стороны мне приятно чуть ближе узнать Пита. Наверно, сейчас, осмыслив пережитое, я готова с уверенностью сказать, что этот человек мне не безразличен.

Эффи, узнав, что Пит рисует Голодные Игры, рвется устроить в Капитолии выставку-продажу. Говорит, это может быть очень успешным мероприятием. Пит только смеется, дает добро, но просит особо его не беспокоить организационными вопросами, мол, доверяю тебе, Эффи.

Все начинается заново, как в кошмаре. Стилисты готовят нас, Эффи заставляет изучить сценарий, операторы дают указания. В первый день снимают только нас с Питом. Общий завтрак и те самые домашние дела. Я заправляю нашу кровать, складываю вещи. Потом мы вместе с Питом достаем приготовленную коробку с новогодними украшениями и развешиваем их по дому. Пит печет хлеб, рисует. Потом принимаются за меня и мой рассказ об увлечении лекарственными травами. В кадр попадает и мама с сестрой. Мы вместе колдуем в нашей семейной аптеке, растираем смеси из растений, готовим мази и даже наглядно показываем процесс лечения пациента – мальчика с разодранной коленкой. Очень мило. Знали бы капитолийцы, в каком ужасном состоянии маме порой приносят больных на самом деле.

Следующий день – для гостей. Накрываем стол и зовем родителей. Со стороны Пита приходит вся семья. Царит наигранно оживленная атмосфера, за которой прячется неловкость совершенно чужих друг другу людей. Особенно мне не по себе, когда Пит демонстративно приобнимает меня на глазах его матери, отчего я слишком краснею и смущаюсь для замужней-то женщины. Она улыбается и ведет себя дружелюбно, как и братья. Но когда камера не смотрит в ее сторону, взгляд так и обдает холодом.

Последний эпизод – мы провожаем родных Пита до пекарни, где телевизионщики тоже с интересом задерживаются. Я решаю воспользоваться возможностью и поднимаюсь в комнату, где раньше жил Пит со своими братьями. Конечно, с обшарпанным жильем девчонки из Шлака это не сравнить, но вид довольно унылый. Серые бетонные стены, старые вещи, которые наводняют дом тяжелым запахом. Думаю, Питу, как младшему, приходилось донашивать одежду братьев. Наверно, поэтому он так любит все новое. Радуюсь, что Питу больше не нужно здесь жить. В целом у меня остается впечатление, что я переоценивала достаток семей из города.

Ночью я стараюсь не касаться Пита, но поскольку мы спим под одним одеялом, это довольно проблематично. И еще хуже, когда ночью бесконтрольно ко мне возвращаются кошмары. Дома меня успокаивает Прим. А сейчас… Боюсь, что Пит обнимет меня как раньше. Но когда я кричу, он только берет меня за руку и спрашивает, нужна ли мне его помощь. Я боюсь и хочу его объятий. На вторую ночь, когда беспокойные события дня приносят мне новую порцию кошмаров, я сама обнимаю Пита и притворяюсь, что сделала это во сне. Он лишь молча обнимает меня в ответ. Я чувствую нечто необычное. Думала, мне будет тяжело и тревожно снова ощущать его близость, но в итоге чувствую только, что мне очень хорошо и безопасно в его сильных руках. Даже не представляла себе, как я по ним скучала. Чувствую на лбу его спокойное дыхание, и по венам будто разливается лечебное тепло. Он никогда не был мне врагом. Мой мальчик с хлебом.

Мы впервые едем в Капитолий без Хеймитча. Страшновато. Единственное успокоительное – педантичность и постоянство Эффи. Если механически следовать ее указаниям, то можно и пережить эту поездку.

Снова мы в гостях у президента в той самой комнате, где я пережила целую другую жизнь. Питу тоже не по душе сюда вернуться. Ночью нас определенно ждут кошмары.

Но думать о снах некогда. Через пару часов интервью с Цезарем. Волнуюсь как перед экзаменом. В выбранных стилистами нарядах мы выглядим взрослее, чем на самом деле. Цинна рассказывает, что наша свадьба вызвала осуждение президента некоторыми из капитолийских чиновников. Так что мы должны показать себя уже не парочкой безумно влюбленных подростков, а зрелыми молодыми супругами. Мне приятно знать, что хоть кто-то в этом безумном капитолийском обществе осудил действия Сноу, хотя неизвестно еще, чем это для них обернулось.

Цезарь встречает нас своей неизменно белоснежной улыбкой. Есть ли в этой радости хоть капля искренности, для меня навсегда останется загадкой.

- Итак, расскажите же, мои дорогие, не разочаровала ли вас семейная жизнь? Китнисс? Что скажешь? Ты не ошиблась в этом парне?

- Ни сколько. В нем есть все то, чего не хватает мне самой. Мы дополняем друг друга.

- Правда? Например?

- Например, маниакальная тяга Пита к порядку нейтрализует мою тягу к хаосу. А когда нужно решить какую-то проблему, я начинаю психовать или впадать в панику, в то время как Пит спокойно может все уладить.

- Именно поэтому я не пускаю ее на кухню, - добавляет Пит.

- О! – восклицает Цезарь. – Похоже, наша Огненная Китнисс слишком горячая, чтобы стоять у плиты.

В зале слышится смех.

- Но Пит, мы все помним твое трогательное признание в любви, твою заботу о Китнисс на Арене. И вот теперь вы женаты, вы одна семья. Так ли все произошло, как тебе мечталось?

- О таком я даже и мечтать не мог. Благодаря щедрости Капитолия я смог жениться на девушке, которая казалась мне недосягаемой. Первое время я поверить не мог, что это произошло.

- Китнисс, что скажешь?

- Я скажу лишь, что мне крупно повезло встретить этого парня.

- Но Китнисс, наверняка же хоть что-то тебя раздражает в вашей совместной жизни. Поделись.

- Пожалуй, запах свежего хлеба каждое утро в нашем доме.

- Вот как? – возмущается Пит. – Я-то думал тебе нравится моя выпечка.

- В том то и дело, нравится настолько, что я боюсь поправиться от всех этих вкусностей.

- О, это очень мило. Пит, а тебя что-то раздражает? Ну, кроме вторжения Китнисс на кухню?

- Пожалуй, нет. Не знаю, сколько лет мне понадобится, чтобы найти в этой девушке хоть один недостаток. Она идеальна для меня.

- После таких слов я советую тебе Китнисс не отпускать от себя этого парня ни на шаг, потому что в Капитолии найдется немало девушек, мечтающих о внимании Пита.

Я улыбаюсь, а Цезарь говорит вступительное слово перед демонстрацией нашего фильма. Мы видим его в первый раз. Все смонтировано так грамотно, что со стороны и не подумаешь, что мы с Питом почти чужие друг другу люди.

После фильма Цезарь спрашивает:

- Китнисс, какая у вас большая и дружная семья. Но мне кажется, ваши родители теперь мечтают о пополнении. Вы планируете завести ребенка?

Я вспыхиваю от смущения и содрогаюсь от вопроса. Едва сдерживая дрожь в голосе, произношу:

- Мы только начали нашу семейную жизнь и хотим лучше узнать друг друга, а уже потом подумать о детях.

- Ты согласен, Пит? - спрашивает Цезарь.

- Да. Сейчас мы пока слишком молоды, чтобы что-то дать нашим детям. Но через несколько лет вернемся к вопросу.

- Надеюсь, мы еще познакомимся с вашими детишками.

Улыбка Цезаря кажется мне злобным оскалом при этих словах.

Часовое интервью изматывает меня до крайности. На ступеньках я спотыкаюсь и едва не подворачиваю ногу на каблуках. Хромаю до машины, опираясь о руку Пита. А когда мы приезжаем на виллу, Пит, устав от моей хромой походки, подхватывает меня на руки и несет до самой комнаты. У меня даже нет сил возражать. Глубокий сон, в который я тут же проваливаюсь, едва коснувшись подушки, переходит в кошмар. В нем Сноу лично убивает маму и сестру, спустив на них переродков. Я не могу проснуться, тону в вязкой реальности сна. Просыпаюсь у Пита на коленях, который качает меня на руках как маленькую девочку. Страшно, мучительно. Сколько я смогу еще вытерпеть, прежде чем сопьюсь как Хеймитч? Скорее бы вернуться домой.