Теперь уже она не могла сосредоточиться на работе. Праздничная атмосфера министерства вдруг начала мешать. Но не только рождественская суматоха отвлекала сейчас. Почему-то… и она не могла объяснить себе — почему, думать ни о чем, кроме Люциуса Малфоя, не удавалось. То, каким он предстал перед ней… открытым и смиренным, настолько отличалось от того, что она вообще могла себе представить, что это невероятное изменение бесконечно удивляло. И еще… конечно же, теперь она не могла не думать о физической привлекательности Люциуса.

«Боже мой, я что, и впрямь заболела Люциусом Малфоем?» — Гермиона обняла себя за плечи, понимая, что не может избавиться от его образа. Теперь, после их разговора на балу, его физическое присутствие, сдержанное и в то же время полное искренности, почти завораживало. Через два дня после бала она сидела у себя в кабинете, обхватив голову руками, и продолжала думать о Малфое. И ничего не могла с собой поделать… До Рождества оставался один день.

А затем, с внезапной решимостью, вдруг встала, схватила пальто и выбежала из кабинета, уже почти в следующий же миг обнаруживая себя в Косом переулке.

Гермиона не знала, что заставило ее прийти сюда — словно какое-то наитие прошептало: ты должна оказаться там. И действительно! Прошло всего несколько минут, и она увидела Люциуса, равнодушно разглядывающего витрину магазинчика «Флориш и Блоттс». В животе что-то мучительно, но приятно дернулось. И на этот раз она отчетливо осознала, что именно.

Люциус уже повернулся, чтобы уйти.

«Нет! Я не могу отпустить его…» — она смотрела, как Малфой быстро поднимается по переулку. А потом шагнула и направилась следом. Решительно и смело, несмотря на то, что ноги подкашивались от страха. Наконец, когда Люциус свернул в пустынный переулок, она набралась храбрости и окликнула его. Удивленный Малфой обернулся и машинально поставил у стены свою метлу. Увидев в его глазах мгновенную вспышку восторженного восхищения, Гермиона обрадовалась и торопливо затараторила:

— О, здравствуйте, мистер Малфой.

Люциус слегка улыбнулся, совсем чуть-чуть, но этого ей было достаточно.

— Добрый день, мисс Грейнджер.

Она помолчала… а потом рискнула:

— Думаю, теперь вы могли бы называть меня Гермионой, — тепло улыбнулась в ответ. — Что, готовитесь к Рождеству?

— Эм-м… — невнятно подтвердил он, знакомо приподняв брови, и внутри у Гермионы вновь что-то ухнуло вниз. — Не то, чтобы прям готовился…

— Вы планируете отмечать праздник в поместье?

— Да, как обычно. Драко будет со своей матерью.

— О, я уверена, у вас много друзей, которые будут рады прийти и составить вам компанию.

Люциус молча смотрел на нее, но ничего не отвечал.

— Вам понравился бал? — спросил все-таки чуть позже и голос у него заметно потеплел.

«Странно… почему раньше его голос лишь пугал меня? А сейчас… сейчас я могу чувствовать в нем теплоту и мягкость».

— Да, думаю, да… Правда, понравился — немного неподходящее слово, — она взглянула на него. — И мне пришлось заняться кое-чем другим. Но я рада, что мы с вами поговорили… Есть такие вещи, которые обязательно нужно проговорить…

— От вас все еще пахнет этими духами, — вдруг выпалил он и, похоже, и сам удивился своей реплике.

Гермиона тут же широко улыбнулась.

— Да. Вы чувствуете их, да? Мне так нравится этот запах…

— Я рад, что они вам нравятся. Знаете, а они удивительно гармонируют с вашим образом.

Гермиона понюхала свое запястье.

— Смотрите… А еще они ужасно стойкие. Понимаете, я подушилась сегодня утром, а они до сих пор пахнут, будто я сделала это только что. Вот, понюхайте… — она подняла запястье к кончику его носа.

Немного поколебавшись, Люциус наклонился и вдохнул запах. А Гермиона вдруг смутилась и быстро отдернула руку.

— Как поживает ваша совесть? — подшучивая, спросила она.

Снова помолчав, Малфой иронично поднял брови.

— Уже лучше… Мне кажется, нужно еще какое-то время, чтобы она перестала беспокоить меня окончательно…

Сердце болезненно сжалось. Она посмотрела на Малфоя. Дежурная улыбка, которой светилось его лицо на балу, по сути, была такой же маской, как и та, которую он носил для Волдеморта. И поняла одну простую вещь: этот человек был по-настоящему разбит теми событиями, что произошли с ним за эти годы. А самое страшное, он заслужил всё это, и она всегда верила в это. Но теперь… его отчаянные попытки исправить прошлое и продолжить жизнь с новой страницы сотрясали ее прежние суждения напрочь.

— Но я должен признать, — продолжил он, — разговор с вами совершил гораздо больше, чем отправка нескольких вещей через сову одной ничего не подозревающей, но бесконечно очаровательной ведьме.

— Люциус… — она шагнула к нему, но Люциус снова отступил, правда, всего на один шаг, но Гермиона продолжила, прикрывая глаза. — Я хотела сказать: большое спасибо.

— Не ожидал, что вы это сделаете. Не стоило меня благодарить…

— Но почему… просто мне безумно нравятся ваши подарки. И я обожаю каждый из них! — она снова сделала шаг к нему. — Спасибо!

А потом, поднявшись на цыпочки, неожиданно потянулась к нему и дотронулась губами до щеки. У Малфоя была замечательная гладкая кожа. И пахнул он просто чудесно. Так чудесно, что ей не хотелось отстраняться. Гермиона задержалась, пока, наконец, не почувствовала, что он напряжен.

— Гермиона… — тихо, словно немного смущенно прошептал он, и Гермиона в который раз подивилась этому бархатному тембру.

Но она не отступила. Лишь прижала губы, только теперь к его шее, и осталась рядом, а потом пристально посмотрела в глаза и увидела, что Люциус тоже внимательно смотрит на нее.

— Сказать по правде, я даже не смел думать о таком… даже не мечтал… Хотя, и надеялся, старый дурак, — растерянно пробормотал он.

— Догадываюсь…

И опять поднялась на цыпочки и прижалась к его рту губами. Нет, она ни на чем не настаивала, просто ждала. А потом ощутила, как губы его смягчаются, а напряженность спадает. Малфой потихоньку расслабился, отвечая на ее поцелуй. Он прижался губами к ее рту и осторожно пошевелил ими. Внутри опять что-то ухнуло, как всегда, с тех пор, как она распечатала еще самое первое его письмо. Гермиона обвила руками его шею и прижалась к нему.

На этот раз Люциус уже не отступил. Она почувствовала, как сильные руки берут ее за талию и крепко прижимают к себе. Наконец он отстранился и спустился поцелуями ниже, к шее. Гермиона откинула голову назад, давая ему доступ.

— Гермиона… я… давно…

— Да, — вздохнула она, прижимая его к себе.

Внезапно Люциус остановился, пытаясь заговорить.

— Я хотел тебе сказать, что ты не представляешь…

— Люциус… Я хочу тебя. Я хочу этого сейчас. Ответь мне: ты желаешь того же?

Его глаза метнулись к ее лицу, словно пытаясь отыскать в них правду. А потом он мягко, но совершенно однозначно кивнул.

Отвечая на этот напряженный и пристальный взгляд, Гермиона улыбнулась. И когда она улыбнулась, он снова опустил голову и на этот раз поцеловал уже по-другому: без малейшего стеснения. Сильно и властно.

— Теперь… я хочу тебя прямо сейчас… — простонала она, цепляясь за змеиные застежки его мантии.

— Тш-ш-ш… Тихо, милая, не здесь. Позволь мне аппарировать тебя отсюда.

— Да… Забери меня к себе домой.

Его брови снова приподнялись.

— Ты уверена? О Малфой-мэноре у тебя немало плохих воспоминаний.

— Вот и пусть. Так будет лучше, Люциус. Ты же сам хотел искупления. Вот пусть оно там и случится.

Лицо его исказила болезненная гримаса, но когда Гермиона снова поцеловала его, Малфой быстро обнял ее за талию и аппарировал обоих в поместье, позабыв о прислоненной к стене метле.

Уже в следующее мгновение они оказались в огромном холле и Малфой, не переставая целовать, сразу же повел ее наверх. Она не замечала ничего: ни старинную статую, стоящую прямо здесь, об которую она так сильно ударилась в прошлый раз; ни огромную дубовую дверь, что вела в гостиную, где ее жестоко мучила Беллатрикс Лейстрендж, ничего… Она чувствовала лишь поцелуи Люциуса, вкус его рта, прикосновение рук, его запах. Запах мужчины, который медленно поднимал ее по лестнице.